Стефан Слободяну: Да и сегодня еще мы находимся антропологически в очень непростой ситуации. Я не верю ни в какую смерть человека. Ведь это метафора, которую любили использовать постмодернистские авторы.
Аркадий Недель: Да, согласен.
Стефан Слободяну: Спрошу о другом: как быть с невозможностью поэзии, о которой говорил Теодор Адорно и, кажется, Ханс Йонас, возможно и другие мыслители, после Холокоста?
Аркадий Недель: Тоже метафора, как вы прекрасно понимаете. Не сомневаюсь, что Адорно, которго я очень высоко ценю, искренне хотел бы, чтобы после Холокоста поэзия была бы невозможна. И как еврей он имел полное право так хотеть, но как философ, думаю, догадывался, что такое невозможно. И дело не в том, что стыдно и неуместно или невозможно по другим причинам писать стихи после концлагерей, а потому что написание стихов, так же, как и картин, музыки и проч., является способом терапии: пишу – значит живу. Живу за себя и того парня, ту женщину, того ребенка, которые сгорели в печах Освенцима. Или по-другому: они живы, они есть в какой-то иной, неизвестной нам форме, потому что я пишу… стихи, музыку, прозу. Уверяю вас, видимый мир – только одна из форм существования, есть множество иных форм жизни, о которых нам предстоит узнать, если повезет. Подчеркну: при этом я ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не разделяю позицию некоторых еврейских теологов, что, мол, Холокост произошел по вине самих евреев и это расплата за отход от еврейских норм жизни, за измену религии, еще за что-то. А те невинные дети, которые погибли в нацистских лагерях, они-де, вернее их души, переродились в лучшем мире и все хорошо. По моему глубокому убеждению, такое может писать и говорить только невежда или негодяй.
Замечу, что Холокост – огромная проблема для иудейской теологии сегодня, потому что все непонятно, никто не может дать вразумительный ответ на вопрос: почему это произошло? Почему Бог это допустил? Если мы предполагаем, что Бог евреев всемогущ и всесилен, и то, что Он ведет свой народ, то ответа на вопрос, почему были допущены лагеря смерти, в которых погибли шесть миллионов человек, у нас пока нет.
Стефан Слободяну: Сегодня я хотел еще с вами поговорить о философии в чистом виде. Начну с «русской философии». Мне кажется, что соседство этих слов не вполне уместно. Разве есть русская нерелигиозная философия? Вряд ли мы найдем пример русской философии, за исключением тех философов, занимавшихся античностью, например, Алексея Лосева. Давайте так: философия как опыт чистой мысли. Приходит на ум Мераб Мамардашвили, человек, который смотрел на мир и на себя, что немаловажно, широко открытыми глазами, ну как мне представляется судя по его лекциям и текстам. Вопрос: где искать опыт чистой мысли?
Аркадий Недель: Начну с первой части вашего вопроса. Словосочетание «русская философия» не есть оксюморон, она вполне себе существовала и даже в каком-то смысле существует и сегодня. Другой вопрос состоит в том, что в России философия не занимает того места, которое она занимает, например, в Европе. Наша страна – литературная, мы не мыслим концептами, философскими категориями или даже логикой, мы мыслим литературными персонажами, сюжетами, ситуациями. Мысль в России ищет не истину, а правду. Разница в том, что первая относится к сфере знания, гносеологии, вторая – к нравственности.
Стефан Слободяну: Тогда такой вопрос: что вообще значит заниматься философией?
Аркадий Недель: Прежде всего, это опыт одиночества. Вы можете поучаствовать в прекрасной дискуссии, пообщаться с друзьями и обсудить с ними самые мощные вопросы философии, но мыслить философски вы будете один, вернее, вас будет двое: вы и ваша мысль. И в этой деятельности третий всегда лишний, третий невозможен, и, если он возникнет, философия вас покинет. В этом смысле философия похожа на сон, потому что когда вы спите – вы одиноки. В этом одиночестве вы входите в состояние крайнего интеллектуального напряжения, напряжение нервное, эмоциональное и т. п. Вы вступили в зону риска и вы никогда не знаете, что вас ждет в следующий момент – момент мышления, во времени непосредственной мысли. Философия делается именно в этом времени, никакого другого для нее не существует.
Стефан Слободяну: Значит, философия – это всегда действие одного. А как быть с диалогом, о необходимости которого всегда говорят философы?
Аркадий Недель: Чтобы начать диалог, вам уже надо иметь какую-то мысль, с которой вы поделитесь с другим. Два нуля не могут диало-гизировать друг с другом, не могут даже ноль и единица. Если так, то это уже не диалог, а поучение, упанишада – «сидение у ног учителя», выслушивание его мнения. Для диалога необходимы два игрока, чтобы стать одним из них, необходимо иметь свою мысль, сделать из себя что-то. Чтобы сделать из себя что-то, вам нужно проделать большую работу будучи одиноким. Эта мыслительная работа: чтение книг, письмо, размышление, но всегда – с напряжением.
Стефан Слободяну: У вас лично был такой период в жизни?
Аркадий Недель: Конечно! Это достаточно длительный и мучительный путь. Философом не становятся за три месяца, как нам обещают некоторые учебники английского языка. Кант, например, вообще считал, что до сорока лет человек не может стать философом, он может быть только обучающимся философии. В этом есть своя правда.
Стефан Слободяну: Понимаю вас. Например, если мы выйдем сейчас на улицу и назовем себя «философами», то с большой долей вероятности можно ожидать, что к слову приклеится синоним: странный, непонятный, замысловатый.
Аркадий Недель: Ну это такое мнение толпы. То есть не делай что-то такое сложное.
Стефан Слободяну: Правильно ли я понимаю, что к философии надо идти, она сама к человеку не придет?
Аркадий Недель: Да, это так. Никакого откровения быть не может, и прежде всего откровение – это, во-первых, не философия, а во вторых, чтобы она случилась нужна огромная ментальная работа.
Стефан Слободяну: Куда идет философия?
Аркадий Недель: Она идет к началу. Всегда к началу.
Стефан Слободяну: Другое начало?
Аркадий Недель: К началу вообще. Философия – это об обосновании, о последнем основании, на котором вообще все может держаться – знание. Философия, в отличие от религии, не имеет (не должна иметь) теологического аргумента. Философ не может сказать, что вот есть Господь Бог и в нем, грубо говоря, есть все. И задача человека в том, чтобы приблизиться к божественному знанию. Фома Аквинский в этом смысле был очень прозорлив, когда разделил знание на два типа: знание философа и знание теолога. Это разные вещи. Каким бы хорошим ни был теолог, он не обладает философским знанием, потому что у него есть теологический аргумент в виде Бога.
Стефан Слободяну: Понятно. Известно, что далеко не каждый историк философии является философом.
Аркадий Недель: Безусловно.
Стефан Слободяну: А как история философии, история академическая может помочь человеку в достижении опыта чистой мысли?
Аркадий Недель: История философии – это в первую очередь история попыток ряда людей понять, что такое философия и ее основания. Понять мысль. От Аристотеля до Декарта, от Декарта до Гуссерля. И до Аристотеля огромное количество людей, как в Индии, так и в Китае занимались в целом тем же самым. Грубо говоря, история философии – это история таких вот экстремальных и ментальных опытов. Попытка выйти на чистую мысль. Философ – это криминалист в каком-то смысле, криминалист должен поймать преступника, а философ должен поймать чистую мысль – преступника особого свойства – но поймать ее сложнее, чем преступника, потому что у нее слишком много масок, в том числе языковых, слишком много всего, за чем она скрывается. Но я все-таки верю, что она есть, что это не фантом. Кому-то даже удавалось это сделать. Историю философии следует изучать и знать, как серию таких опытов.
Стефан Слободяну: Теперь на другую тему. Вы свободно говорите на нескольких иностранных языках. Ваш родной язык русский. Скажите, пожалуйста, при изучении иностранного языка, нужно ли отходить от своего родного языка и рассматривать иностранный язык в качестве вещи-в-себе, изнутри, если угодно? Как отдельную целостную систему, которая не совпадает с языковой картиной родного языка? Надеюсь, я не запутаю такой формулировкой будущего читателя нашего интервью.
Аркадий Недель: Да, когда вы изучаете иностранный язык, вам лучше на какой-то время забыть о вашем родном языке и полностью отдаться изучаемому. Примерно так, как вы отдаетесь фильму или спектаклю, когда сидите в кино или театре. Если спектакль вас захватывает, то в этот момент никакой другой реальности для вас не существует. Язык следует изучать по такой же модели. Вы максимально переносите себя в новый язык и начинаете жить в нем, видеть себя в нем, и тогда процесс обучения пойдет быстрее и веселее.
Стефан Слободяну: Хорошо. Как тогда не сойти с ума?
Аркадий Недель: Напротив, вы его приобретете.
Стефан Слободяну: Иначе говоря, языковая картина мира, простите, это словосочетание ко мне прилипло, полностью меняется? Физически – вы Аркадий, а метафизически, так скажем, вы улетаете куда-то туда?
Аркадий Недель: Думаю, имеет смысл это делать, чтобы не тащить за собой груз. По крайней мере, при изучении языка.
Стефан Слободяну: У меня сразу возникает ассоциация с актером, которому после окончания спектакля приходится возвращаться к себе. Поскольку без этого он так и будет совмещать несколько реальностей.
Стефан Слободяну: Хочу сейчас поговорить с вами о концептах, точнее о представлении философии, как концептов. Мы говорили о том, что к философии нужно прийти, а исходя из логики Делеза все уже готово. Шведский стол.
Аркадий Недель: Он имел в виду то, что философ создает концепты, не берет готовые, хотя возможно и то и другое. Но это техническая работа. Концепт важен, конечно. Им апеллируешь. Концепт – носитель смысла, им передается смысл, без него никак. Даже самые отвлеченные понятия, такие как Дао в Китае или Дхарма в Индии. Дело в том, что сегодня идут споры, восточная философия – она концептуальна или нет? Таких споров много, например, в бу