оявлении этой твари резким и громким воплем, и их охватил беспричинный ужас. Крылатые питомцы легионеров принялись разворачиваться и пускаться в бегство.
Усилием воли обуздав собственный страх, Барерис запел боевой гимн, чтобы очистить разумы своих товарищей и их грифонов. Но Танцор все равно не горел желанием приближаться к смертоносному крикуну, так называли подобных завывающих призраков, пока Барерис не укрепил его решимость тихим пением.
Когда они устремились к чудовищу, тот повернулся к ним, и на них обрушилась вся мощь его вопля. Барериса словно огрели молотом, уши барда пронзила боль, вызвав очередной приступ ужаса и растерянности. Обратившись к силе собственного голоса, он создал щит, чтобы оградить себя от этого, и снова обрел ясность мыслей, не поддавшись страху и безумию.
Через какое–то время, показавшееся ему вечностью, вопль смертоносного крикуна стих, не причинив вреда ни барду, ни его питомцу. Барерис пропел иное заклинание, и очертания их силуэтов смазались, и следом ещё одно, после чего шум битвы резко оборвался.
Он довольно редко накладывал заклинание тишины на себя, ведь оно лишало его возможности впоследствии пользоваться иной магией. Но за прошедшие десять лет он немало узнал о необычных прислужниках Сзасса Тэма из числа нежити, и ему было известно, что смертоносному крикуну тишина причиняла вред.
Танцор приблизился к твари на расстояние удара, и бард пронзил врага копьем. Несомненно, зачарованное оружие тоже нанесло призраку определенный урон, но именно окутывавшая Барериса сфера полного безмолвия заставила его содрогнуться.
Тварь попыталась вылететь из области сокрушительной тишины, но Танцор не дал ей уйти. Страх более не спутывал мысли грифона, и теперь его звериная натура взяла над ним верх. Его вело желание отомстить тому, кто его ранил и выбил из колеи.
Тем временем Барерис продолжал наносить удары копьем. В конце концов смертоносный крикун был вынужден развернуться и принять бой. Одной рукой он схватил Танцора за клюв, и кончики его нематериальных пальцев погрузились в тело грифона. Оцепенев, тот начал падать, но в этот же миг Барерис вновь вонзил копье в тело твари. Челюсти смертоносного крикуна распахнулись, словно он пытался издать прощальный вопль, но, даже если это и было так, никто его не услышал. Тварь растворилась в небытии, а Танцор расправил крылья и выровнял свой полет.
Повернувшись в седле, Барерис окинул взглядом окрестности, но в данный момент поблизости врагов не оказалось. Хорошо. Ему с Танцором не помешает перевести дух, а, если за это время аура тишины успеет рассеяться, это окажется лишь к лучшему. Свою службу она уже отслужила.
Он заставил своего питомца подняться выше, чтобы составить более полную картину поля боя. Поначалу увиденное ему понравилось. Легионы совета выкладывались на полную, и, пусть некоторым солдатам из Верхнего Тэя все же удавалось успешно преодолеть спуск и добраться до равнины у основания дороги, там они встречали сокрушительный отпор. Тем временем войска из крепости Сожалений продолжали сражаться с южанами, но так и не смогли пробить брешь в их рядах. В большинстве случаев они сами гибли от их рук, словно прибой, разбивающийся брызгами о скалы.
С земли, взмахивая кожистыми крыльями, взлетел гигантский рогатый демон. В одной руке он держал меч, во второй — хлыст, а тело его окружал ореол алого пламени.
Внезапное появление балора не встревожило Барериса. Он понял, что его вызвал один из заклинателей, чтобы он сражался на стороне совета. И, в самом деле, танар’ри принялся летать возле утесов, высматривая себе достойного противника.
Пока он пытался решить, куда нанести удар, исходящий от его тела колеблющийся свет выхватывал из темноты то один, то другой участок дороги. И только тогда Барерис осознал истинные размеры спускающейся вниз орды нежити.
Как же некромантам удалось создать себе столько новых прислужников, учитывая, что происходило с магией? Откуда у них трупы? Неужели они перебили всех живых обитателей Верхнего Тэя?
Вот оно и началось, подумал Барерис. Вот так Сзасс Тэм и предпочитает вести бой. Он заставляет тебя поверить в свое преимущество, ждет, пока ты окончательно не завязнешь в сражении, а затем начинает преподносить сюрпризы.
Со—Кехур и Мутот наложили на себя защитные заклинания, а их личные охранники из числа ужасающих воинов стояли перед ними стеной щитов, брони и иссохшей зловонной плоти. И все равно прилетевшая откуда–то сверху стрела вонзилась в землю в пальце от ноги пухлого некроманта.
— Мы слишком близко, — произнес Со—Кехур. Он слышал трусливые нотки в своем голосе и ненавидел себя за это.
Как и следовало ожидать, Мутот, который держал посох в здоровой руке, фыркнул.
— Если бы мы стояли дальше, как бы наши заклинания достали до врагов?
— Какие заклинания? — спросил Со—Кехур, хотя вопрос этот был бессмысленным. После гибели Мистры он с трудом оказался способен превращать эль в мочу, но, когда Сзасс Тэм насильно посвятил своих последователей в изменчивую природу магии, его способности отчасти восстановились.
Но, как он боялся, это того не стоило. Ему всегда было не по душе, что лич поработил его волю. Это его тревожило, хотя у него хватало мозгов, чтобы не противиться желаниям архимага и использовать свои способности для выполнения приказов лича. Но Сзасс Тэм засунул все эти сведения прямиком ему в голову с помощью грубой волшбы, и это было куда гнусней. Новые знания вломились в его разум, подобно брошенному камню, и ему до сих пор казалось, что небольшая часть сущности лича продолжает находиться в его голове, шпионя за ним и оскверняя его собственное «я».
Но ужас, порожденный ревом и грохотом, царившим на поле боя, где свистели стрелы и с обеих сторон гибли люди и орки, был куда хуже. «Да я вообще никогда не хотел становиться некромантом, — подумал Со—Кехур. — Как и волшебником. Меня семья заставила. Сам я был бы счастлив оставаться дома и управлять нашими поместьями».
Послышалось характерное шестинотное пение рогов.
— Время пришло, — сказал Мутот. Судя по голосу, он был преисполнен энтузиазма.
В отличие от самого Со—Кехура. Хотя его коллега прав. Как бы напуган он ни был, ему придется вступить в бой.
Со—Кехур двинулся вперед, и двое стражей, стоявших прямо перед ними, начали расступаться в стороны. Он схватил их за холодные склизкие предплечья, вынуждая остаться на месте, и произнес:
— Небольшого просвета мне вполне хватит.
Они подчинились. Выбрав участок в рядах врагов, он принялся творить магию.
Это заклинание, избавленное от хитроумных сокращений и улучшений, секретов мастерства ордена Некромантии, было сведено к базовым элементам и поэтому казалось уродливым и нескладным. Но оно работало. С кончиков его пальцев сорвалась вспышка тени и врезалась в двух южан в переднем ряду. Они упали, равно как и те, кто находился позади них.
Мутот прокричал заклинание страха, и несколько человек в войске противника бросились наутек, проталкиваясь сквозь ряды товарищей. Не догадавшись, что они пали жертвами проклятья, их сержант зарубил одного из них за трусость и дезертирство. Рассмеявшись, некромант наставил на врагов посох.
Из рядов легионеров крепости Сожалений и других воинов, находившихся на всем протяжении ведущей из Верхнего Тэя извилистой дороги, вырывались и другие вспышки силы. Большинство из них представляли собой сгустки мрака, и лишь немногие светились. Осознав, что сейчас противники пользуются большим количеством заклинаний, чем прежде, волшебники совета также удвоили усилия. Но в половине случаев их магия не срабатывала вообще или срабатывала, но слабо. А почти все заклинания некромантов действовали, и многие из них наносили немалый ущерб.
В толпе солдат напротив Мутота, Со—Кехура и окружавшего их отряда возникли два Красных Волшебника, которые, судя по покрою их мантий и талисманам, были заклинателями. На вид они казались достаточно старыми, чтобы иметь сыновей возраста Со—Кехура, и, скорее всего, в своем демоническом искусстве эти маги достигли немалых высот. Они в унисон зачитывали заклинание на одном из наречий Абисса, и их голоса каким–то образом выделялись из окружающего шума. Услышав эти грохочущие звуки и почувствовав копящуюся в них силу, Со—Кехур невольно сжался.
С жезла Мутота сорвалась вспышка пламени. Несколько солдат совета оказались объяты огнем, но заклинатели, стоявшие в самом эпицентре взрыва, остались невредимы. Они выкрикнули последние строки заклинания.
Но ничего не произошло. Ни одно демоническое существо не откликнулось на их призыв, и скапливающаяся сила рассеялась, словно ушедшая в водосток вода.
Страх Со—Кехура слегка уменьшился, и он осознал, что не стоит давать им второй шанс. Он пробормотал свое собственное заклинание. Вокруг волшебников–южан возникло ядовитое облако, и, пошатнувшись, они рухнули на землю.
Я их сделал, подумал Со—Кехур. Я был уверен, что они вот–вот меня прикончат, но я оказался лучше их. Одарив его усмешкой, Мутот хлопнул его по плечу без тени своей обычной насмешливости и высокомерной снисходительности. Словно после всех пришедшихся на их долю испытаний и совместных трудов они в самом деле наконец стали друзьями.
Со—Кехур решил, что поле боя оказалось не настолько ужасным местом, как он ранее предполагал.
Стоя на круглой площадке, венчавшей самую высокую башню Тралгардской крепости, Сзасс Тэм смотрел в магическое зеркало и следил за разворачивающейся внизу битвой. Иногда он просто наблюдал за ходом боя, иногда же, когда тот или иной связанный с наблюдательным зеркалом призрак делал какие–то замечания, на поверхности изображения возникали сияющие алые руны.
Маларк, который сам магией не владел, сидел на зубце крепостной стены, свесив ноги над пропастью, и смотрел вниз, пытаясь разглядеть, что там творится. Сзасс Тэм сомневался, что он достиг в этом деле особых успехов. Ночь была довольно темна, а расстояние — слишком велико.