В молчании ведьма накрыла на стол. И, пока черт ел, присела на лавку рядышком, подперла ладонью щеку.
– Где же носило тебя? – спросила она своим хрустальным, певучим голосом. – В каких землях скитался?
Черт допил топленое молоко, утерся рушником и только после этого ответил:
– Будто не знаешь… дальше Опольского уезда мне ход заказан.
Ведьма вздохнула.
– Знаю. Надолго ли вернулся?
– До новолуния.
Марьяна еще сильнее вцепилась в Игнатову руку.
«Мало кто после встречи с ним в живых остается», – вспомнились слова ведьмы.
– А все же, – снова подал голос черт, – болезнью у тебя пахнет… и страхом.
Он медленно повернул голову, будто закостеневшие мышцы повиновались ему с трудом. В темном провале глазницы сверкнул одинокий болотный огонек.
«Он видит меня! – пронеслась в голове Игната пугающая мысль. – Вот теперь он действительно увидел!»
Игнат отвел взгляд, хотел перекреститься, но руки почему-то одеревенели и не двигались. Марьяна рядом дышала прерывисто, хрипло.
– Не будь таким мнительным, – спокойно сказала ведьма. – Каждый раз одно и то же. Расскажи лучше, что видел? Скучал ли по мне?
С колотящимся сердцем Игнат глянул в прореху: черт сидел на месте, сгорбившись и низко опустив голову. За его спиной тени продолжали беспокойный танец, и в отблесках свечи лицо казалось искусственным, будто маска.
– Молчишь, – произнесла ведьма и горько усмехнулась. – Да я и сама знаю, что не скучал. Нет у черта души. Потому и человеческих чувств нет.
Она поднялась из-за стола, и тогда навий протянул длинные восковые пальцы, схватил ее за руку.
– По… годи.
Он тоже поднялся. Стул с грохотом откатился в сторону, доски прогнулись, заходили ходуном.
– Подарок… тебе…
На какой-то миг тень закрыла подрагивающий огонек свечи, и Игнат не мог различить ничего, кроме клубящегося мрака. Но тьма быстро отступила. Мерцающий свет наполнил избушку, и сотни сияющих искр рассыпались по стенам и полу, расходясь от драгоценного ожерелья, которое огненным веером вспыхнуло на шее ведьмы. Она ощупала камни дрожащими пальцами, осведомилась строго:
– Откуда взял? Никак важную особу души лишил?
– Нет, – черт качнул тяжелой головой. – Грабитель мне встретился. С добычей. В глухом селе хотел спастись. Не спасся.
Он засмеялся – низким, шелестящим смехом, похожим на ливень в осеннем лесу. Ведьма тоже усмехнулась и произнесла:
– Только мне эта красота без надобности – ни людям показать, ни самой полюбоваться. Но за заботу спасибо. – Она протянула руку и погладила его по груди. Потом спросила встревоженно: – Да что тут у тебя? Никак рана?
«А разве можно ранить того, кто уже мертв?» – подумал Игнат.
– Вот оттого ты кровь и чуешь, – продолжила ведьма. – Что же сразу не сказал?
– Пустяки.
– Какие там пустяки! – рассерженно прикрикнула ведьма. – Молодишься да хорохоришься! Так ведь силы у тебя не те, нет в услужении армии чудищ! Зачем на рожон лезешь?
Игнат опешил. Подобрался, ожидая ответа и вспомнив, как навь стальными когтями распорола щеку дяди Егора, едва тот начал говорить наперекор. Но черт не сделал ничего, только процедил сквозь зубы:
– Придет время… верну и силу, и власть.
– Вернешь, с этим не спорю, – согласилась ведьма, нашарила пальцами брошенный рушник, подала его черту. – На вот, приложи к ране, пока зелье целебное сварю. – Вздохнула и добавила: – Да только один не справишься. Человека в помощь найти надо.
Игнат напрягся и даже дышать перестал, ожидая ответа. Навий не спешил. Прижал к ране скомканный рушник, с явным неудовольствием проследил, как белизна материи наливается липкой пунцовой влагой.
– Хватит с меня человеческой помощи, – наконец сказал он.
Игнат хрипло выдохнул и тут же зажал рот ладонью.
– А все же, – не сдавалась ведьма, – если скажу, что есть человек, который ищет такое средство, которое раны заживляет и мертвых с того света возвращает? Душа светлая и чистая, которая через запретные земли пройдет и с мертвой водой вернется? Нешто такого полезного помощника убьешь?
«Это она обо мне», – подумал Игнат и приник к прорехе, ловя каждое слово. Черт молчал, продолжая механически промокать рану. Живые тени сновали по стенам, дрожали и переливались блики от драгоценного ожерелья.
– Не убью, – медленно, подбирая слова, произнес черт. – Разговор… будет.
С Игната словно упала многопудовая ноша, он вздохнул от облегчения, и тут в самое ухо зашептала Марьяна:
– Игнаш… это ты меня сейчас за ногу трогал и за бок щекотал?
Он удивленно мотнул головой.
– А кто тогда?
Марьяна осторожно повернула голову, напряженно всматриваясь во тьму своего укрытия. Проследил за ее взглядом и Игнат. Где-то совсем рядом мелькнуло маленькое сероватое тельце, блеснули темные бусины глаз.
– Мышь! – Марьяна подскочила, хлопнула ладонью там, где сидел грызун.
– Тише! – Игнат зашипел на нее сквозь зубы, потащил назад, но было поздно.
Одним рывком сдернули с них одеяло, еще громче и пронзительнее вскрикнула Марьяна, когда ее грубо схватили за косу и потянули вниз. Игнат кинулся следом, замахнулся, но его кулак быстро перехватила жесткая рука. В лицо пахнуло тошнотворной сладостью и гарью.
– Славно, – прошелестел хрипловатый насмешливый голос. – Две птички… в одном гнездышке…
Пальцы черта сжались на Игнатовом горле, так что сквозь разбежавшиеся перед глазами радужные пятна парень различил тонкие шрамы и повязку на косом ремне, справа налево пересекающую мертвенно-бледное лицо. Единственный уцелевший глаз поблескивал, как бутылочное стекло.
– Пусти, пусти! – визжала обезумевшая Марьяна и, словно кошка, молотила воздух скрюченными пальцами.
Навий отбросил ее. Марьяна упала, ударившись плечом о печку, зашипела, подобралась для нового прыжка. Но следом налетела слепая ведьма. Она повисла на руках своего гостя, заговорила сбивчиво:
– Будет тебе! Будет! Не горячись! Помнишь ли, как обещал не убивать того, кто тебе полезен окажется? Так вот он, здесь. Чистая душа да светлая. Сам в твои руки пришел. Так случаем пользуйся!
– Почему… не сказала? – через силу выдавил навий. Его жесткие пальцы все еще давили на горло, но хватка немного ослабла.
– Как я могла сказать, коль ты горячий такой? Да кого ты казнить-то собрался? Парня деревенского да девчонку? Не враги они нам, нешто не видишь?
В это самое время Марьяна бросилась на мучителя, но навий ударил наотмашь, и она охнула, схватилась за лицо ладонью. Черт не повел и бровью, будто девушка меньше всего занимала его.
– Ты мертвую воду ищешь? – словно ничего не случилось, спросил он у Игната.
Тот мог лишь согласно моргнуть. Тогда давление на горло ослабло, и парень повалился на пол, глотая воздух и откашливаясь.
– Откуда… про нее знаешь?
Игнат поднял слезящиеся глаза. Навий стоял неподвижно, ссутулившись, и не казался таким опасным: ростом он был ниже Игната, щеки покрывала белесая щетина. Может, он так долго прожил среди людей, что сам стал похож на человека?
– Земля слухами полнится, – сказал Игнат. – Да только не знаю, правда это или миф. Может, ты мне об этом скажешь?
Лицо черта расколола хищная ухмылка, в трещине рта блеснули белые, но не акульи, а вполне человеческие зубы.
– У кого… спрашивать взялся… если я сам – миф? – И засмеялся, будто с высохших елей посыпались шишки в опавшую хвою и пожухлую траву. А отсмеявшись, сказал: – Оставьте… меня с ним.
Краем глаза Игнат видел, как ведьма потянула за руку слабо упирающуюся Марьяну. Сам он тем временем поднялся на ноги, отряхнул колени от печной побелки. Сердце продолжало выстукивать гулкие ритмы. Но теперь вместе с волнением пришла и надежда.
– Так ты за этим явился? – спросил навий, едва за женщинами закрылась дверь. Он тяжело опустился на скамью, подобрав упавшее полотенце, снова прижал его к ране.
– За исцелением я пришел, – ответил Игнат. – А уж дальше судьба распорядилась.
– Получил… исцеление?
– Тело-то подлатать не проблема. А вот душе покой вернуть – вот это тяжело.
– Кто же твой покой взял? – навий качнул головой в сторону двери. – Женщина?
– Может, и женщина, – не стал перечить Игнат. – Да больше сородичи твои. Дважды был я навью отравлен. Теперь пришел новый черед.
Он смело поглядел прямо в единственный сверкающий глаз черта. Тот сидел неподвижно, растянув бледные губы в усмешке.
– Значит, сородичи, – повторил навий. – И живым от них ушел?
– Живым ушел, а ремень со спины на память оставил, – Игнат сдвинул брови, пальцы сами собой сжались в кулаки. Спину будто снова обожгло холодным укусом железа.
– Знаю… кто из наших… любитель таких трофеев, – медленно протянул навий. – Только… если бы он сам за тебя взялся… то живого места не оставил.
– Это ты верно говоришь. Земляки мои постарались по навьему наущению. Нечистая сила всегда зло чужими руками творит. Скажешь, не так?
– Так, – слово камнем упало с неживых губ. – Только любите вы… люди… во всем черта винить. Ограбил казну? Черт попутал. Убил человека? Снова черт. Предал? И опять черт виноват.
– Люди слабые, – возразил Игнат. – Их легко с пути сбить да обмануть. Только они и вправду зачастую добрые намерения имеют.
Он запнулся и вспомнился доверительный шепот Касьяна: «Все мы грешные, да ведь и грешные жить хотят!» Игнат стиснул зубы, отмахнулся от воспоминаний, продолжил, повысив голос:
– Навь солоньские земли отравила! Что же людям делать, кроме как подчиниться?
– Это они любят – подчиняться, – ухмыльнулся черт. – Перед авторитетом… да силой… люди с радостью на колени падают. А ты их… оправдать хочешь?
Игнат угрюмо отвернулся, буркнул:
– Нет. Какое тут оправдание? Ведь не Марьяна, так Ульяна. Не в Солони, так где-нибудь еще…
– Мстить задумал?
– Не знаю. – Игнат еще ниже опустил голову, облизал пересохшие губы. Близость нави словно вытягивала жизненные силы. – Исправить бы хотел. – Щеку обожгло горячей каплей, и Игнат, не стесняясь черта, отер ее рукавом. – Навь обещала вернуть мою Званку, – хрипло произнес он. – Видел я в сарайчике гроб хрустальный. Хозяйка сказала, что не ее это тайна. Стало быть, твоя?