– Уж какой участок выделили, нешто я с егерями спорить буду?
– И все же аккуратнее будьте, – подал голос другой мужчина, который предпочитал больше отмалчиваться и только улыбался да смолил папиросы. – Слышал, если за ворота перейти, то всякую дрянь встретить можно.
– К дряни нам не привыкать, – откликнулся Эрнест. – Мы люди бывалые. Всякое повидали.
– А давайте страшные истории рассказывать! – весело подхватил Игнатов ровесник.
Его смуглые щеки раскраснелись, серые глаза загорались азартным блеском. Было в нем что-то открытое, пылкое, не присущее северянам, и Игнат подумал, что парень, должно быть, с юга.
– Сиди уж, воробей! – засмеялся черноусый.
– Нет, правда! – не сдавался парень. – Ведь слышали же, что с четвертой экспедицией случилось? Никто до сих пор не знает, почему все погибли.
– Предположим, погибли не все, – возразил ему курильщик.
– Не все, – согласился парень. – Но тот, кто выжил, мало что рассказал. Мол, не то лавина сошла, не то дикие звери напали. Только не лавина это и не звери. Слышал я, что у одного из исследователей ни глаз, ни языка не было. Думаешь, так зверь сделает?
– Враки это все, – отмахнулся черноусый. – Легенды для доверчивых простачков, вроде тебя.
Он подмигнул Игнату, словно говоря: смотри-ка, что молодежь заливает! Но вы ведь не верите в сказки? Игнат криво улыбнулся в ответ и покосился через плечо, где за грязным стеклом тянулась бесконечная стена тайги. У него не было желания переубеждать новых знакомых. Никто из них не лежал, окровавленный, перед страшными посланниками нави, не видел волчьих голов на частоколе и не носил на вощеном шнуре чертов подарок.
– А еще говорят, – не сдавался говорливый парень, – далеко на севере есть гигантские термитники, высотой до неба. И живут там огромные муравьи. У них ядовитая слюна, а питаются они…
– …Любопытными геологами, – улыбаясь, докончил курильщик.
И все захохотали, а парнишка насупился и замолчал и больше на эту тему не заговаривал. Но его байки поселили в сердце Игната тревогу. Видать, непросто мертвую воду добыть. Да и сам Эрнест говорил, что места опасные, а время неподходящее. И, закрывая глаза, Игнат взывал к мертвой подруге: «С какими испытаниями меня еще судьба столкнет? Подай хоть знак, что не зря это…»
Но Званка молчала, да и разговор вскоре поутих. Так, в молчании, они достигли развилки, и грузовик затормозил.
– Ну, с Богом! – сказал Эрнест.
И трижды суеверно сплюнул через плечо. Геологи вразнобой начали желать охотникам хорошей добычи.
– Надеюсь, еще увидимся, – черноусый пожал руку сначала Эрнесту, потом Игнату. – Коли нужда придет, выходите на это место через недельку. Как раз наши коллеги обратно поедут, вас подберут.
На этом и распрощались. Грузовик дернулся, обдал Игната выхлопом и снежной пылью. Подождав, пока геологи скроются за поворотом, Игнат спросил:
– А что это такое – Паучьи ворота?
Эрнест, с пыхтением закрепляющий на пимах лыжи, весело глянул на Игната снизу вверх.
– Запомнил, значит? – и ухмыльнулся. – Это ты сам должен увидеть. Поэтому поторопись, нам до сумерек половину пути пройти надо, а еще место выбрать для бивака.
– А хищники тут есть? – спросил Игнат и, сощурив глаза, всмотрелся в угрюмую таежную чащу.
– Всего хватает, – туманно ответил Эрнест. – Боишься?
– Не боюсь, – спокойно ответил Игнат. – Встречался уже.
Эрнест промолчал, но с уважением поглядел на юношу.
Солнце перевалило через наивысшую точку и, багровея, покатилось на запад, пока не застряло в сосновых ветках. Там его и накрыло облачной подушкой, и свет померк. Красные отблески закатного солнца, разлитые по оставленным Эрнестом следам, напомнили Игнату о собственной, пролитой в солоньском лесу крови. Потом пришла память о Марьяне, и сердце кольнуло виной. Ведь вытащила она его, раненого, из дремучего леса, подлатала, отпоила отварами. Обнимала доверчиво и сладко, шепча на ухо нежные признанья. Где теперь его берегиня? Унеслась на родину, к звенящей весне, к новорожденному солнцу. Его же путь – во тьму и холод, и мертвое потянулось к мертвому, а измученная душа запросила покоя. За этим и шел Игнат. И близким казался конец его пути.
– Стой, – сказал Эрнест и остановился сам. – Привал делать будем.
– Долго ли до ворот? – спросил Игнат, оглядываясь. Все тот же угрюмый пейзаж: сосны и кедры высились неприступным частоколом, безликие, молчаливые, неживые.
– Не дойдем до них засветло, – ответил Эрнест, который уже отстегнул лыжи и принялся скидывать рюкзак и чехол с палаткой. – Переночуем да с утра двинем. Немного осталось.
– А у ворот нельзя переночевать? – спросил Игнат.
Эрнест хмыкнул и качнул головой.
– Отчего же. Да только не понравится тебе тамошняя ночевка. Лучше один раз в спокойном месте обождать. Сам увидишь.
Игнат перечить не стал, а принялся собирать алюминиевые дуги, предназначенные для крепления палатки. Зафиксировав концы дуг завязками и натянув тент, Игнат побрел собирать подходящие поленья для костра. Тем временем на лес упала и стала уплотняться тьма и принесла с собой холод и тишину. В последний раз отбарабанил отходную ко сну дятел, затем где-то далеко-далеко раздался заунывный плач, переходящий в тоскливый вой и оборвавшийся всхлипом на высокой ноте.
«Волки?» – подумал Игнат, и в груди сейчас же похолодело.
Спешно подобрав поленья, он вернулся в лагерь, где Эрнест окончательно разбил и закрепил палатку, а теперь прихлебывал что-то из алюминиевой фляги.
– На вот, согрейся.
Он протянул флягу Игнату, и в свете занявшегося костра показалось, что голова Эрнеста тоже осветилась огненным сполохом.
– Где взял? – насупился Игнат.
Эрнест усмехнулся.
– Не бойся, не отравлено. Геологи на прощанье подарили, чтобы ночью не замерзнуть. Пей смело!
– Будет с меня, – качнул головой Игнат. – Да и тебе бы не следовало.
Эрнест засмеялся и сделал очередной глоток. Игнат отвернулся и принялся густо намазывать на хлеб тушенку. Передав Эрнесту бутерброд, он сказал:
– Почудилось мне, что волки где-то воют. Ты не слыхал?
– Нет, – мотнул головой Эрнест. – Да не бойся, будем по очереди спать. У огня и с ружьем не страшно. – Он ласково похлопал по деревянному прикладу. – Хочешь, я первым покараулю?
Игнат не стал спорить. Молча кивнул, доел бутерброд и полез в палатку на разложенные одеяла.
От усталости прошедшего дня Игнат быстро уснул под мерное потрескивание сырых поленьев. Но проспать ему довелось недолго. Сначала повеяло из-под полога стужей, мертвой ладонью взъерошило Игнатовы кудри. Он вздохнул во сне, заворочался, но не проснулся, только глубже зарылся в спальник. Тогда кто-то вздохнул над ухом – раз, другой. Дунул на лоб, и на Игната повеяло запахом перегноя.
– Игнаш-ш…
Он вздрогнул, заморгал ресницами, приоткрыл склеенные сном веки. Полог палатки оказался приподнят, и сквозь него пробивались рыжеватые отблески костра. Игнат зевнул, потер глаза и пробормотал хрипло:
– Что, моя очередь уже?
И проснулся окончательно. Но скособоченная тень, что стояла в его ногах, не принадлежала Эрнесту.
– Ты черную кошку ударил, быть беде, – услышал Игнат знакомые слова юродивой попрошайки и снова ощутил дыхание земной утробы.
– О чем ты говоришь? Кто ты? – Игнат приподнял голову и напряженно вгляделся в неподвижный полумрак.
Тогда тень сдвинулась, будто надломилась посредине. Качнулись истлевшие косы, и с них упала и покатилась к ногам Игната искусственная роза.
– Спасайся, Игнаш, – выдохнула гнилая тьма. – По пятам страж идет. Междумирье охраняет… не пропустит…
Игнат рывком расстегнул молнию спальника, сбросил с колен покрывало. Широкий язык полога слизнул упавшую розу, стер вставшую у полога тень, и блики костра снова потянулись к Игнатовым ногам, как вертлявые змеи. Он вынырнул из палатки, жадно сглатывая морозный воздух пересохшим ртом, и замер.
Костер горел по-прежнему неторопливо и ровно. Подле него на бревне, покрытом одеялом, дремал Эрнест – ружье упиралось в подтаявший снег, лоб касался переплетенных на цевье рук.
А неподалеку от лагеря стоял волк.
Он находился в тени сосен, а его темную шерсть подсвечивали оранжевые сполохи. Волк не двигался, а только смотрел на человека поблескивающими маслинами глаз. Игнат тоже упал на четвереньки, словно в этот момент сам принадлежал животному миру, и от тепла его пальцев начал таять снег.
Он вспомнил свою встречу с Яг-Мортом и вспомнил, как подействовал на чудовище испуганный вскрик, а потому стоял теперь тихо и во все глаза смотрел на хищника. На шее зверя перекрученными шнурами виднелись багровые рубцы – следы давней драки. И сейчас же в памяти возникла картина мертвых голов, что венчали частокол ведьмы.
Не тот ли страж?
Игнат сделал глубокий вдох. Показалось: Эрнест шевельнулся, удобнее перехватил ружье. И волк еще ниже наклонил голову, а верхняя губа его поднялась, обнажая крупные и желтые клыки, на которых тут же выступила белая полоса пены.
Добраться бы до ружья…
Волк переступил с лапы на лапу и приблизился. Теперь он находился в каких-то нескольких саженях от Эрнеста, отделяемый от добычи лишь пирамидой костра. Сквозь оскаленные зубы послышалось низкое утробное рычание.
«Нельзя медлить», – подумал Игнат и окликнул, стараясь, чтобы голос прозвучал негромко и ровно:
– Эрнест!
Тот вздрогнул и поднял голову. Со своего места Игнат увидел, как затрясся небритый подбородок, и руки Эрнеста еще крепче сжали ружье.
– Стреляй! – выдохнул Игнат.
Он медленно поднялся с четверенек, повторяя движение Эрнеста. Мускулы зверя тоже напряглись под изуродованной шкурой, и стало понятно – волк готовится к прыжку.
Эрнест вскинул ружье.
Белая молния взрезала тьму. Тишину леса разорвал оглушающий выстрел, а затем одновременно раздалось два звука: крик человека и рычание зверя. Черная тень сбила Эрнеста с ног, и он покатился по снегу, вскинул над головой ружье, защищаясь от волчьих клыков.