Ну и неудивительно — он сам никогда не рисовал. Так что всё правильно.
Положив кисть на место, Алекс решительно подошёл к шкафу и, неловко ухватившись за маленькие ручки, потянул на себя.
— Ух как… — вырвалось у него, когда из шкафа буквально вывалилась целая гора изрисованной бумаги.
В основном это были наброски портретов, но встречались и другие рисунки, изображающие детские игры и различные события, происходящие в этой деревне.
Вот под деревом лежит мальчик, а вокруг него толпа других ребятишек, судя по всему, он упал, а они ему оказывают первую помощь.
А здесь кого-то хоронят, и это явно кто-то богатый — уж больно характерные детали прорисованы.
То, что деревенский дурачок оказался талантливым художником, само по себе неудивительно, мало ли вокруг самородков? Алекса больше заботили сами изображения, они буквально сочились магией, причём не какой-нибудь, а самой что ни на есть тёмной.
Отложив листы, Алекс сел на кровать и задумался.
В чудеса он не верил, в совпадения тоже… Тут другое…
Парень, в чьё тело он попал, оказался одарённым, и не просто одарённым, а очень сильным заклинателем, накладывая через свои рисунки не что иное, как проклятия.
«Ладно», — хмыкнул Алекс, — «всё может быть…» — где-то он про такое читал, но так, походя. Тема-то его не касалась…
«Надо бы мамашу расспросить, она наверняка знает, что её сын тёмный, ведь не зря руна в прихожей подтёрта…»
И он, решив не откладывать в долгий ящик и мельком глянув на себя в зеркало, вышел из комнаты.
— Мда… — по инерции считая ступеньки, бормотал Алекс, — видок ещё тот… Непонятно, как в этом теле ещё жизнь держится…
— Чего тебе нужно, Степан? — не дойдя до коридора, услышал он приглушённый шёпот «матери».
— Да так, поговорить зашёл… — донёсся мужской голос, принадлежавший, по всей видимости, незнакомому Степану. — Говорят, Илюха чуть не утонул сегодня?
— Утонул не утонул, твоё какое дело? — угрожающе зашипела в ответ мать.
— Да мне-то никакого, только говорят ещё, что он с полчаса мёртвый был, а потом раз, и очухался. Правду бают?
— Иди отсюда! — уже не сдерживаясь, сорвалась женщина.
Степан хмыкнул и, явно не собираясь отступать, так же угрожающе зашептал.
— А как ты думаешь, если я на заставу донесу, что у нас тут мертвяк объявился, поверят мне?
Повисла долгая пауза, и снова шёпот матери.
— Чего ты хочешь?
— А ты не догадываешься? — плотоядно хихикнул Степан, понимая, что женщина сделает что угодно ради сына.
— Как тебе не стыдно! Филипп ведь друг твой!
«Интересно…» — усмехнулся Алекс. — «Значит, клеиться вздумал, ухажёр вшивый. Ну а чего, он попытался взглянуть на женщину с другой стороны — изящная, миловидная блондиночка, лет, наверное, тридцати — тридцати трёх. Убрать зарёванность, и вполне себе барышня…Чем не добыча для местного донжуана?»
«Но только не в этот раз», — решительно открывая дверь, он молча запустил в хозяйку и гостя лёгким заклятьем, заставляющим их забыть о ссоре, и спустя секунду ещё одним, вызывающим повышенную говорливость и добродушие.
Выждав несколько секунд и убедившись, что всё попало куда нужно, он, чтобы не смущать собеседников, удалился туда, откуда пришёл.
Секундная пауза, и вот уже хозяйка радушно приглашает гостя в дом, причём оба ведут себя так, будто сто лет не виделись.
Пропустив их на кухню, Алекс двинулся следом и, чуть приоткрыв дверь, прислушался.
Первые минуты разговора прошли в общем ключе, со стороны так и казалось, что болтают давно не видевшиеся хорошие друзья. Они обсуждали каких-то общих знакомых, прошлогодний урожай, охоту и ещё множество бытовых мелочей. Причём говорили обо всём в подробностях, да ещё так нудно, что, слушая их, Алекс чуть не уснул, но когда речь наконец зашла о случае с утоплением, облегчённо выдохнул.
— Я и не помню ничего… — вздохнула «мать». — Гляжу, лежит, не дышит. Холодный весь… А потом смотрю, а он уже сидит и по сторонам таращится.
Она замолчала, Степан что-то спросил, и пошли объяснения с пояснениями — о чём она думала, о чём не думала, что знала, чего не знала, и когда Татьяна наконец перешла к непосредственно личности своего сына, ему показалось, что он успел состариться.
Но услышанное несомненно стоило потраченного времени.
Будучи с самого детства очень наивным и доверчивым парнем, Илья прослыл этаким деревенским дурачком, простофилей, хотя, по словам матери, на самом деле дураком не был.
Более того, в двенадцать лет у него проявился дар, — он стал рисовать, — и хотя никогда не обучался этому, картины получались необыкновенно красивыми, и, что самое главное, всё изображённое на них непременно сбывалось.
То есть поначалу женщина думала, что происходит наоборот — сначала что-то случается, а потом сын рисует, но потом поняла, что это не так, и сделала для себя логичный вывод, её Илья — пророк.
Естественно, о необычной способности сына мать никому говорить не стала — заранее предсказывая реакцию соседей. Ведь даже её муж Филипп, когда узнал про художества, только хмыкнул и бросил презрительно — лучше б лекарем стал…
Ну а потом, когда беда с ним случилась, и самой Татьяне стало не до сыновней живописи. Нужно было думать, где денег взять, чем прокормиться, а остальное казалось уже и не столь важным.
Когда она рассказывала про это Степану, выливая всё, что накопилось на душе, Алекс сидел и тихо обалдевал. Сравнить дар предсказателя, да ещё такого, который показывает всё наглядно, с лекарем?.. Мда… Куда катится мир…
Но возмущался он недолго.
Вдоволь выплакавшись друг дружке, они стали обсуждать текущее положение в государстве. И на этом месте Алекс подвис.
Ну а как иначе? Он-то думал, что защитный амулет закинул его куда-то на окраину бывшей Российской империи, а теперь, послушав, о чём говорят Татьяна со Степаном, выходило, что попал он в прошлое. Где-то лет за пятнадцать до войны.
Он, конечно, читал, что возможность перемещаться во времени существует, но до сих пор, по крайней мере насколько ему было известно, добиться в этом деле стабильности никому не удавалось, поэтому такие путешествия особой популярности не приобрели.
Хочешь попасть на год назад, а попадёшь к динозаврам. Настолько всё непредсказуемо.
А теперь выходит, что ему не только не нужно скрываться от преследователей, а можно вообще попытаться в корне изменить ситуацию.
Вот только мыслей, как он будет это делать, пока что не было совершенно никаких.
Послушав, о чём ещё говорят «информаторы», он понял, что больше ничего интересного не узнает и, выпроводив Степана, вернулся к Татьяне.
— Ты проснулся? — подскочила женщина, опрометью кидаясь к нему. — Как себя чувствуешь?
«Сын» наморщился, делая вид, что ему не по себе, и максимально измученным тоном произнёс:
— Нормально, ма… Голова только побаливает.
— Подожди, сейчас я тебе чайку с травкой налью, присядь пока.
Но ни рассиживаться, ни вообще задерживаться никакого желания не было, ведь если всё на самом деле так, как он понял, то дорога каждая минута.
Петербург — там ответы на все вопросы и ключи ко всем дверям.
От мысли, что сможет вживую увидеть столицу своей империи, он даже вспотел и, что-то пробормотав, отвечая «матери», всё-таки сел за стол.
«Первое, что мне сейчас необходимо», — рассуждал Алекс, — «информация. Двигаться дальше без знаний о мире по меньшей мере самонадеянно, а права на ошибку у меня нет. Тем более в этом теле… Это хорошо, когда ты аристократ, голубая кровь, наследник пусть и павшей, но всё же великой империи. А что делать, если ты полудохлый деревенский дурачок?»
И только он открыл рот, чтобы спросить у матери про ближайший город, как в дверях появился какой-то старикан.
— Проходи, Филиппушка, проходи, — снова засуетилась Татьяна, резво подскакивая, но старик, как будто не замечая её, подошёл к стоящей в углу бочке, взял ковш и, зачерпнув немного воды, жадно присосался к нему.
«Это тот самый Филипп?» — удивился Алекс. — «Отец Ильи?»
Он слышал, как в разговоре мать несколько раз упоминала про какую-то беду, случившуюся с её мужем, но, честно говоря, как-то не придал особого значения.
А тут вот оно как…
Ещё месяц, от силы два, и отец Ильи окажется в могиле. И хотя Алекс видел причину — на мужчину наложили очень серьезное проклятье, поделать с этим ничего не мог. Повторить такое же — пожалуйста, а вот вылечить — это уже не к нему. Разве что энергии ему дать, хоть отсрочить немного.
И он, мысленно потянувшись к телу старика, несколькими порциями влил в него большую порцию жизненной силы.
Тот замер, оторвался от ковша и, сфокусировав мутный взгляд на жене, хрипло произнёс,
— Пожрать есть чё?
Услышав такое заявление, Алекс усмехнулся, вспоминая книги по этикету и бесконечные описания разных ситуаций. От того, как вести себя за столом и до правил поведения на дуэли.
А тут всё просто, захотел жрать, попросил жрать. Ничего лишнего. Коротко и ясно.
Ладно, будет оказия, пришлю им кого-нибудь, всё ж родители…
Ни разу не сентиментальный и донельзя практичный, сейчас Алекс вёл себя непривычно даже для себя, впрочем, нисколько этому не удивляясь — зная что это влияет донор, точнее то, что от него осталось. Так сказать — «души прекрасные порывы».
Да и чисто с практической точки зрения: кто знает, что будет дальше? А тут, какой-никакой, тыл обеспечен. Еда, крыша над головой…
— Да-да, Филипушка! Конечно есть! — забрякала кастрюлями мать, тут же забывая обо всём на свете. Тот встал и, сосредоточившись, кастанул ещё одно легонькое заклятье, заставляющее Татьяну не думать о сыне. Не совсем, конечно, она будет знать, что он есть, но ей будет казаться, что Илья или только что ушёл, или вот-вот должен прийти.
Убедившись, что всё сработало, он для верности покашлял, привлекая внимание, и, дождавшись, когда мать мазнёт по нему взглядом, словно по пустому месту, тихонько покинул родителей. Заскочив в комнату, собрал кое-какую одежду и, запихав её в валявшийся тут же рюкзак, быстро выскочил из дома через заднее крыльцо.