На следующий день кондитеры начали продавать в своих лавках сахарных Бонапартов с надписью: «Франция обязана ему победой; а будет обязана миром». Народ принял своего лидера, даже не представляя, в какую пропасть войн и горя увлечет Францию этот маленький генерал.
Бонапарт с удовольствием окунулся во власть. Он учился править «на ходу», также, как учился командовать армией. Наполеон Бонапарт жил настоящим, не строя далеко идущих планов. Таково было требование изменчивого неспокойного времени. «Революция, — говорил Наполеон, — должна научить ничего не планировать».
Одна-единственная задача стояла перед ним — стать первым лицом в государстве. Ему хотелось послать к чертям все эти представительные органы вместе с конституцией, но он понимал, что время для столь решительного шага еще не пришло. «Власть должна исходить сверху, доверие — снизу», — любил повторять Бонапарт.
Была создана должность Первого Консула, главы исполнительной власти, которым, как и следовало ожидать, стал Бонапарт. Консульская республика, где один человек, избираемый на десять лет, управлял страной, назначал и отзывал сановников, полководцев, судей, являлась, по сути дела, монархией, единоличной диктатурой, завуалированной под республику.
От прочих диктатур она отличалась лишь тем, что ее принципы были утверждены при одобрении народа Франции — во время плебисцита, состоявшегося в феврале 1800 года, из трех миллионов голосовавших против было подано всего полторы тысячи голосов.
Прежде всего, он завоевал признательность французов, народа экономного, если не сказать — скуповатого, тем, что упорядочил финансы — создал Французский банк и стабилизировал национальную валюту.
Затем он занялся прессой, оставив всего тринадцать газет, которые были предупреждены о том, что вслед за публикацией «статей, направленных против общественного согласия, народного суверенитета и славы оружия» их ожидает немедленное закрытие.
Бонапарт не стал бы настоящим, подлинным тираном, если бы не ввел полную централизацию административной власти. Префекты, супрефекгы и мэры назначались правительством, полностью подконтрольным Первому консулу.
Он был осторожен, здравомыслящ и никогда не успокаивался, не почивал на лаврах. Своему секретарю Бурьену Бонапарт говорил: «Бурьен, оказаться в Тюильри — это еще не все, надо здесь остаться». Он лучше других сознавал, что неожиданный, скоропалительный взлет его карьеры по воле случая может обернуться еще более неожиданным падением. И он знал главный секрет власти — чтобы удержаться на ее вершине, надо нравиться подданным. «Моя политика — править людьми так, как большинство хочет, чтобы ими правили. Именно таким образом, на мой взгляд, признается верховная власть народа», — цинично признавался Бонапарт.
Истерзанная и обескровленная Франция в первую очередь ждала от своего Первого консула мира — как внешнего, так и внутреннего. Наполеон не раздумывая обещал французам мир, заявляя: «Пока я жив, во Франции будет мир. Через два года после моей смерти она будет воевать со всем миром».
И впрямь — всего через несколько дней после своего утверждения в должности Первого консула Наполеон Бонапарт обратился с предложением мира к правительствам всех стран Европы. Увы, лишь Россия и Пруссия пожелали мира с Францией. Англия и Австрия жаждали реванша. Австрия не хотела уступать Италию, а Англия не собиралась признавать аннексии, осуществленные Францией.
Путь к миру снова лежал через войну. Предвкушая новые победы, Бонапарт принялся за разработку плана военной кампании.
В это время до него добралась Полина Фурье. Узнав о стремительном карьерном взлете своего бывшего возлюбленного, она пожелала восстановить былую дружбу, явно намереваясь занять в Люксембургском дворце место Жозефины. Вначале Полина попробовала действовать через своих старых знакомых по Египту, входивших теперь в окружение Первого консула, но потерпела неудачу. Категоричнее всех выразился Мюрат, сказавший Полине: «Первый консул не нуждается в шлюхах!»
Наконец на уговоры (по слухам, щедро подкрепленные любовными ласками) поддался некий Дюрок, бывший первым адъютантом Бонапарта. Он согласился передать Первому консулу письмо от Полины.
Письмо было трогательным и дышало любовью — Полина уверяла Бонапарта, что покинула Египет только для того, чтобы увидеться с ним. Хотя бы на миг, хотя бы один-единственный раз.
Бонапарт отказался встречаться с Полиной, сославшись на то, что новое положение обязывает его блюсти приличия. Отказом он не ограничился — приказал Полине немедленно уехать из Парижа и снять домик в провинции, выдав ей на расходы шестьдесят тысяч франков.
Полине пришлось повиноваться. Она сняла небольшой особнячок в Бельвиле, откуда часто наезжала в Париж, пытаясь подкараулить Бонапарта на балах и в театрах, но тому удавалось уклоняться от встреч. Недостаток внимания компенсировался деньгами — время от времени Полина получала неплохие суммы, которых с лихвой хватало на довольно роскошную жизнь.
Вскоре к ней явился раскаявшийся Фурье, вдруг возжелавший возобновить супружескую жизнь на том основании, что их египетский развод так и не был утвержден французским судом.
Узнав об этом, Бонапарт, испугавшийся того, что старый скандал может разгореться по новой, приказал Полине в течение месяца выйти замуж. Полина, не страдавшая от недостатка мужского внимания, выбрала себе в мужья некоего шевалье де Раншу. Первый консул преподнес им в качестве свадебного подарка назначение мужа вице-консулом в испанский Сантандер, галантно сплавив неугомонную Полину подальше от Парижа.
Став Первым консулом, Наполеон продолжал изменять Жозефине, не обходя вниманием и ее саму, но уже не вел себя столь скандально и по-мальчишески, как в случае с Полиной Фурье. Не сильно скрывая свои амурные связи, он тем не менее не выставлял их напоказ.
К числу наиболее известных его любовниц времен консульства относится в первую очередь итальянская певица Грассини, считавшаяся одной из красивейших женщин Европы. Влюбленный Бонапарт снял для нее особняк на улице Комартен и завел обычай навещать ее инкогнито чуть ли не каждую ночь. Он тайно крался к любимой по ночным улицам Парижа, завернутый в широкий плащ, чтобы не быть узнанным, и сопровождаемый всего одним лакеем — в глубине души Наполеон остался романтиком.
Льстецы, окружавшие Бонапарта (подобно всем пылким натурам он был чрезмерно падок на лесть), называли Грассини то «Венерой демократии», а то и «воплощением французской революции в вокальном выражении». Воплощение было что надо — помимо очаровательного личика, природа наградила Грассини роскошнейшими даже в итальянском понимании формами.
Помимо огромных гонораров, певица получала от Бонапарта «на булавки» ежемесячно двадцать тысяч франков, упивалась славой, наслаждалась любовью первого человека в государстве и вращалась в самых высоких кругах. Счастье вскружило ей голову — Грассини сочла свое влияние на Бонапарта настолько большим, что обзавелась любовником, одним довольно известным скрипачом по фамилии Род, которого принимала у себя в промежутках между визитами Первого консула.
Начальник тайной полиции Фуше донес Бонапарту о том, что любовница его обманывает. Спустя неделю Грассини, лишившаяся разом всех контрактов, в сопровождении своего любовника-скрипача навсегда покинула Париж.
Наполеон был щедрым любовником. Собственно говоря, в том не было его личной заслуги, ведь по любовным счетам своего лидера расплачивалась Франция. Так, например, недолгая связь Бонапарта с Лаурой Жюно, супругой бригадного генерала Жюно, принесла последнему награду в тридцать миллионов франков, чин генерала дивизии и особое ежегодное жалованье в семьдесят пять миллионов франков.
Прелестная Грассини пробудила у Бонапарта вкус к актрисам. Если его роман с молоденькой актрисой Итальянского театра Луизой Роландо был недолгим (Жозефина ни с того ни с сего взревновала и закатила супругу жуткий скандал), то юная актриса мадемуазель Жорж (как и большинство любовниц Наполеона, обладавшая роскошными формами) пользовалась расположением Первого консула достаточно долгое время.
Жорж оставила довольно пикантные воспоминания о своей связи с Бонапартом. «Я трепетала от волнения, не осмеливалась сослаться на стыдливость, — писала она, — ведь я пришла к нему по своей воле. Я изнемогала от его нежности, но он был так деликатен, так боялся оскорбить стыдливые эмоции юной девушки, что не хотел принудить меня уступить ему, желая пробудить нежное чувство без насилия. И это чувство пробудилось в моем сердце, которое забилось столь сильно, давая мне понять, что я оказалась в плену у любви. Я любила этого великого человека, который был со мной столь деликатен, что сдерживал свои желания, уступая моей девичьей воле, подчиняясь моим капризам... Одну за другой он снимал с меня одежды, изображая горничную с такой веселостью, так изящно и деликатно, что нельзя было устоять. Этот человек манил и очаровывал, он снизошел до того, что, желая угодить мне, превратился в шаловливого ребенка. Передо мной был не консул, а влюбленный, совершенно чуждый грубости и насилия, который обнимал столь нежно, а уговаривал столь настойчиво и деликатно, что его страсть передалась мне...»
Трудно поверить, что Бонапарт овладел юной девой только на третьем свидании. Известно, что в любви, как и в жизни, Наполеон был весьма нетерпелив и несдержан. Своих дам он покорял по-кавалерийски, «с наскоку», брал их штурмом, не будучи расположен к длительному ухаживанию и долгим уговорам.
И уж совершенно нельзя поверить в то, что, как пишет мадемуазель Жорж, Бонапарт «был так добр, что вместе со мной расправил простыни на ложе нашего недавнего сладкого забвения и нежности...», и тому, что «он помогал мне убирать ночной беспорядок постели, помогал моему туалету, даже причесывал меня, поднимая с пола разбросанные в нетерпении заколки для волос и помогая их прилаживать».
Связь Бонапарта и Жоржины (так ласково- уменьшительно прозвали ее парижане), несмотря на все предосторожности, вскоре стала известна публике. Появилось множество скабрезных куплетов о «Дядюшке Барнабе» (одно из прозвищ Бонапарта) и «чаровнице Жорж». Однажды во Французском театре, когда м-ль Жорж, игравшая в трагедии «Цинна», произнесла: «Если Цинну я обольщу, подобно тому, как многих других обольщала...», зрители дружно вскочили на ноги и, повернувшись к ложе, в которой сидел Бонапарт, принялись бурно аплодировать.