– Ерунды не говори! – рассердилась Ветка. – Сейчас лечат все, а уж этих реабилитационных центров – пруд пруди! Не хочешь здесь, можно за бугор свалить, я с тобой поеду.
– Я никуда не собираюсь! – отрезала Коваль, снова свирепея. – Зачем впустую тратить деньги и время?
– Дура! – заорала подруга, вскакивая на ноги. – Мне из куска мяса лицо сделали, а у тебя все на месте, только чуть поработать – и ты в порядке! Вот же дура, а? Хохол, скажи ей!
– Говорил – она не слушает, – отозвался тот.
– Значит, я Егору скажу!
– Я тебе скажу! – заорала Марина в ответ. – Оставьте меня все в покое, заколебали на фиг участием своим!
– Не ори, не на сходке! – спокойно сказала Ветка, беря ее руку в свои.
Но Марину вдруг пронзила такая боль, разрывающая оперированную спину, что в глазах потемнело. Коваль зажмурилась, закусила губу, стараясь не дать себе закричать и попросить уколов. «Нет, терпеть, терпеть! Елки-палки, вот это ощущение! Весь позвоночник ноет, каждая косточка, черт, как же мне больно… хрен вам, не поддамся…»
Ветка и Хохол наблюдали за ее перекошенным лицом, не понимая, что же происходит.
– Коваль, ты чего? – спросила Ветка, чуть сжав Маринины пальцы, и та прошипела:
– Выйдите отсюда, ну!
Они подчинились, а Марина сунула в рот запястье и закусила его со всей силы, так и лежала, вцепившись в руку зубами, чтобы не орать от разрывавшей все тело боли. И надо же было именно сейчас явиться Малышеву! Едва взглянув, он заблажил в открытую дверь:
– Хохол! Сестру сюда, живо!
Коваль открыла глаза и, выпустив руку изо рта, попросила:
– Будь так добр, заткнись и не зови никого. Мне никто ничего не сделает, я велела отменить наркотики, а простое обезболивающее не снимет.
– Зачем?! Зачем ты издеваешься над собой, чертова мазохистка?! – Егор сел на постель и взял лицо жены в ладони. – Зачем, а? Что за дикая причуда, малышка моя?
– Я не хочу зависеть от уколов, нет такой боли, которую нельзя вытерпеть, и я знаю это, как никто. Дальше может быть еще хуже, и тогда – что? Когда уже не будет лекарства, которое поможет? Я не хочу.
– Я не могу видеть этого, – он лег лицом ей на грудь. – Детка, прошу тебя, ради меня…
– Нет! – Марина уже почти справилась с собой, и боль отступила – она знала, что так будет, главное, перетерпеть первую волну, не сломаться, а потом все будет значительно проще. – Егор, езжай домой, не сиди здесь. У тебя и так забот хватает.
– Нет у меня других забот, кроме тебя, – отрезал он, поднимая на жену свои синие глаза.
– Прекрати. Я не хочу, чтобы ты сидел здесь все время.
– Девочка, что с тобой происходит? Я не узнаю тебя, родная, ты гонишь меня уже второй раз сегодня.
– Да потому, что мне невыносимо видеть тебя и знать, что никогда уже не будет как прежде! – заорала она, не выдержав его взгляда. – Никогда, понимаешь? Я не смогу больше ничего предложить тебе, я не буду прежней Коваль, которую ты любил! Я – инвалид, прикованный к креслу! Никогда уже я не смогу доставлять тебе удовольствие, как бывало! Уходи, Егор, не мучай меня, не издевайся!
Она не могла даже по-человечески отвернуться от него, лечь на живот, повернуться без посторонней помощи на бок… И это ужасное состояние беспомощности, зависимости от кого-то только обостряло душевные мучения, только усугубляло и без того невыносимые страдания.
– Очень приятно узнать наконец, кем я был для тебя все эти годы, моя прекрасная Коваль! – усмехнулся Егор невесело. – Значит, кроме твоего великолепного тела, мне и не нужно от тебя ничего? Ну, спасибо тебе, любимая жена! Ты меня очень ценишь! А теперь сюда послушай! – неожиданно приказал он, взяв Марину за подбородок и поворачивая голову к себе: – Если еще раз я это услышу… или, не дай бог, услышу то, что слышал от Хохла по телефону…
– То – что? – спокойно спросила она, не отводя взгляда. – Что ты сделаешь тогда, дорогой? Убьешь меня?
– Стерва! – рявкнул Егор. – Ну, какая же ты стерва, Коваль! И я ведь люблю тебя, такую стервозную девку! И не пытайся свалить от меня, я все равно найду и верну, потому что мне безразлично, сможешь ли ты гаситься со мной, как раньше, мне просто нужно видеть тебя, слышать, ощущать, что ты рядом со мной, что ты моя. Поняла, чудовище в юбке?
Он начал жадно целовать ее, заставляя отвечать ему, ласкал губы своими.
– Я люблю тебя, ты слышишь, чертова стерва?
– Егор, – шепнула она, – сделай мне одолжение…
– Все, что попросишь, моя сладкая, – пробормотал он, не отрываясь.
– Закажи себе сегодня девочку на ночь и загаси ее по полной, как меня…
– А ну, прекрати! – приказал Егор жестко. – Не смей даже думать об этом, вот моя девочка, никто и рядом не стоял. И я буду ждать тебя, сколько понадобится.
– Если ты хочешь моего спокойствия, то сделаешь так, как я прошу! – отрезала Марина, пытаясь надавить на слабое место мужа.
– Я хочу твоего спокойствия, чудовище мое, но даже не заикайся о девочках, поняла? – отозвался он, слегка укусив ее за шею. – Эта тема закрыта.
«Ну, это пока, на эмоциях, – усмехнулась Коваль про себя. – Твое время еще придет, любимый, и этих девочек ты пачками будешь гасить, как делал до встречи со мной».
Послеоперационный шов заживал хорошо, но ниже пояса Марина по-прежнему ничего не чувствовала. Каждый день массажи, физиопроцедуры, иглоукалывания, еще что-то… толку не было. Она злилась на Егора, заставившего заниматься бесполезной ерундой, но он настаивал. А больше всего ее ломала необходимость садиться в инвалидное кресло. Спасибо Хохлу – он решил эту проблему, носил хозяйку в физиоотделение на руках, ему было только в радость, вот эта возможность держать ее, нести куда-то, осторожно прижав к себе. Лишнего он себе не позволял, его забота была приятна, Марина принимала все с благодарностью. Возможно, это не особо устраивало Егора, но он терпел, понимая, что так независимой Коваль немного легче переносить свою беспомощность.
– Ты ревнуешь, Малыш? – обеспокоенно спрашивала Марина, прижимаясь лицом к руке мужа, когда он приезжал к ней.
– Детка, не говори глупостей, конечно, я ревную тебя, конечно. Но понимаю, что пока по-другому не получится, он нужен тебе, ведь я не могу все время быть рядом. Если бы мог, делал бы все сам, никого не подпуская.
– Я знаю, любимый, но ведь ты не можешь проводить у моей кровати все свое время. Кстати, мне бы нужно как можно скорее переговорить с Бурым. Я решила честно признаться, что это мои люди перерезали мамедовских. Ты разочарован?
– Чем?
– Тем, что я слабачка.
– Господи, да при чем тут слабость? – возмутился муж. – Если бы не хренов горец, которому защемило достоинство признать, что женщина умнее его, то тебе и не пришлось бы ничего делать. Не смог вынести публичного унижения, вот и решил подбить с тобой итоги по-своему. Кровная месть! Горец, одно слово.
– Кстати, о горцах! – вспомнила Коваль, решив выяснить все раз и навсегда, объяснить мужу, что нельзя лезть в ее дела без особого на то разрешения. – Я давно хотела спросить, а кто дал тебе право, Малыш, решать за меня, кто жив, а кто – уже нет? Разве ты не вышел из игры? Разве можешь вмешиваться в мои дела, в мои разборки?
– Детка, ну наконец-то ты стала собой! Железо забренчало в голосе, глазки прищурились и засверкали, как прежде! – обрадовался Егор. – А про Мамеда так скажу – это не твои, это мои разборки были. Этот горный баран посмел поднять руку на мою жену! Да мне наплевать, что ты теперь думаешь по этому поводу. Можешь приказать Розану, чтобы закрыл меня в подвал в «Роще», я посижу там пару недель в наручниках, но все равно я сделал то, что был должен, – отомстил за тебя. Дать тебе телефон?
– Зачем? – не поняла Марина, и Егор засмеялся:
– Розану звонить не будешь, что ли?
– Обойдешься, много чести! – обиделась она, стукнув его слегка кулаком в плечо. – Мой подвал не про тебя выкопан! И впредь не смей решать ничего за меня!
– Хорошо, мое счастье! – согласился муж, целуя ее и поглаживая ноги, но этого последнего она не чувствовала, к сожалению. Заметив недовольное лицо, Егор убрал руку и перенес ее на грудь. Вот тут все было в полном порядке – Марина закрыла глаза и наслаждалась движениями его пальцев, ласкающих ее.
– Я так скучаю, Егор, – призналась она тихо. – Мне не хватает того, что мы делали с тобой.
– Детка, ты вернешься домой, и все пойдет как раньше, – пообещал он.
– Ты сам-то веришь в то, что говоришь, а?
– Я – верю. И тебя заставлю, – твердо сказал Егор, глядя ей в глаза. – Кончай этот базар, Коваль.
В сентябре, так и не добившись практически никаких результатов, Марину выписали домой, и там она поняла, что без кресла просто не обойтись. Не мог же Хохол носить ее всюду…
Как же она возненавидела эту штуковину, прямо с первой секунды! Она постоянно напоминала о том, что теперь Марина беспомощна. Окружающие старались не подать вида, как дико им видеть Коваль такой, но лицо Розана, приехавшего к ней на следующий день после выписки, сказало все и за всех… Марина с трудом удержалась, чтобы не выгнать его, улыбалась натянуто, слушала отчеты по казино и ресторанам, а внутри все корчилось и сжималось. Розан почувствовал что-то:
– Я обидел тебя чем-то?
– Нет, Серега, как я могу на тебя обижаться? – вздохнула она, пытаясь подавить в себе рвущиеся наружу слезы. – Просто стало мне вдруг ясно, что пора передать тебе контроль над бригадой, а самой удалиться в тень.
– Спятила, да, Коваль? Таблеток перекушала? – рявкнул Розан так, что Марина вздрогнула. – Думать забудь! Пацанам все равно, на ногах ты или нет, нам главное, чтобы голова работала, а с этим у тебя все четко всегда было!
– Не ори! – приказала она, морщась. – Сделай лучше доброе дело, раз уж все равно здесь, попроси Дашку, чтобы кофе сварила и сюда принесла, посидим с тобой, пообщаемся на одну жизненно важную тему.
Розан сбегал вниз, сам принес турку, две чашки, налил ароматный кофе и подал хозяйке сигарету. Она затянулась с удовольствием, глянула на лицо сидящего перед ней заместителя – он улыбался.