Фрэнк Мэйсон приподнял свой шлем.
– Ты рехнулся, – сказал он. – Большинство солдат получает увольнение только после многих месяцев службы. А если начнутся бои – никто никуда не уедет.
– Но если все пойдет по плану, – настаивал Джеймс. – Мне можно попросить МакКендрика? Или он разозлится?
Бывший рыбак пожал плечами.
– Как знать? Конечно, спроси у него. Понятия не имею, что он на это ответит. Но вот что я тебе скажу, – предупредил Мэйсон. – Даже не думай спрашивать, если за все это время не покажешь себя образцовым солдатом. С начала и до конца. Будь настороже, быстро реагируй и усердно работай. Вызывайся добровольцем на любое задание.
Джеймс кивнул.
– В этом есть смысл, – на секунду он задумался. – Мэйсон, ты скучаешь по жене и ребенку?
Фрэнк Мэйсон с любопытством оглядел товарища. Что это вообще за вопрос?
– Каждый день, каждую минуту.
Джеймс слушал.
– Думаю, я счастливчик, ведь мне есть по кому скучать, – сказал Фрэнк.
– Есть фотография?
Мэйсон открыл свой вещмешок и достал маленький молитвенник. Среди страниц он отыскал выцветшую фотографию. На ней была женщина с веселым пухлым малышом на коленях. Младенец выглядел крепким и сильным, словно мог дать тычок в глаз даже своему солдату-отцу, если бы захотел.
– Ты прав, – сказал Джеймс своему другу. – Ты счастливчик.
АполлонКольт M1910–16 января, 1918
Удивительно, как сильно человек может вспотеть при минусовой температуре, но именно это происходило со всеми пятью ротами пятнадцатой Национальной гвардии Нью-Йорка, пока они перетаскивали деревянные шпалы для железной дороги. Солдаты выкладывали их в ряд, как зубья гигантской расчески, и загоняли клинья, которые держали конструкцию на месте. Руки пианиста Обри Эдвардса из роты «К» оказались в занозах, и мне это не нравилось.
Они сняли свои куртки и продолжили работать в одежде с короткими рукавами, несмотря на ледяной ветер, дующий с Атлантического океана. Их спины болели, а руки стерлись в кровь. И все же, как замечательно вдыхать холодный воздух, когда ты разгорячен от тяжелой работы.
У их капитанов появился серьезный повод для беспокойства: по Сен-Назеру распространилась болезнь. Сотни солдат слегли с жаром, а некоторые уже были мертвы. Капитан роты «К» Гамильтон Фиш III боялся, что, пропотев на таком холоде, его солдаты тоже заболеют. Первый лейтенант Эйроп сказал своему богу, что не хочет потерять хотя бы одного музыканта из-за лихорадки.
Я услышал его молитвы и серьезно их обдумал.
Эта болезнь – не то чтобы я хвастался – была делом моих рук. Можешь не смотреть на меня с осуждением, богиня. Уже тогда я вдохновлял ученых внимательнее изучить плесень, и вот люди получили пенициллин – чудо современной науки. Но по природе своей я скромен и не ищу похвалы.
Тележка полевой кухни доставила им обед: суп со свининой и бобами. Работник столовой разлил суп по мискам и раздал всем по куску хлеба. Еда не была особо вкусной, но при этом вполне съедобной, а главное – ее было много. Ледяной ветер продувал их мокрую от пота одежду.
– С меня хватит, – заявил Джоуи. – Я надену куртку.
– Захвати и мою, ладно?
Джоуи кивнул и направился туда, где они оставили свои вещи. Когда он вернулся с курткой Обри в руках, на его лице застыло обеспокоенное выражение.
– Что такое, дружище?
Джоуи протянул Обри его куртку, постучав по внутреннему карману. Обри отвел друга в сторону и достал из кармана револьвер, который накануне отобрал у нападавшего.
Джоуи раскрыл рот от удивления.
– Таких в армии не бывает. Где ты его достал?
Обри огляделся, убеждаясь, что их никто не слышит.
– Прошлой ночью я уходил из хижины досуга…
Джоуи застонал.
– Ты опять ходил к своей бельгийской подружке?
– Тсс! – Обри раздраженно посмотрел на Джоуи. – Замолчи!
Его друг скрестил руки на груди, словно говоря «заставь меня».
– Я уже уходил, – продолжил Обри, – когда меня остановил какой-то парень. Взял меня на мушку.
Глаза Джоуи широко раскрылись.
– Сказал, что черным солдатам лучше даже не думать о белых женщинах.
– Что?
– Сказал, что не позволит нам окончательно распуститься и вернуться в Штаты с аппетитом к белым женщинам. Сказал, что, попробовав белую девушку, к черным уже не вернешься.
– Пусть только мне попадется! – разъярился Джоуи. – Уж я ему покажу! Южанин?
Обри кивнул.
Джоуи начал расхаживать из стороны в сторону.
– Даже не знаю, куда бы я ударил его в первую очередь.
Обри кивнул.
– Я знаю.
Джоуи посмотрел на него.
– Тебя могли убить, – он остановился. – Сколько их было?
– Только один.
– Ты его разглядел?
Обри покачал головой.
– Было слишком темно, я почти ничего не видел.
– Но ты ему хорошенько врезал, да? Скажи, что ты ему врезал.
– Подходите, кто хочет добавки! Мы сворачиваемся, – закричал ответственный за полевую кухню.
– Черт, я хотел добавки, – сказал Джоуи. – Ну ладно. Что ты сделал?
Обри пожал плечами.
– Вырубил его. А ты что думал? – Он отряхнул ладони от грязи. – У меня не было оружия, но я хорошенько его приложил. Думаю, он надолго это запомнит.
Что ж, похоже, только я такой скромный.
Джоуи съел еще одну ложку супа и взял в руки револьвер.
– Таких в армии не бывает, – повторил он. – Это кольт. Модель 1910.
– Когда ты заделался экспертом по оружию? – спросил Обри.
– С тех пор, как попал на войну, идиот.
Он провел пальцем по шершавой поверхности револьвера. Револьверы «Смит-и-Вессон» выглядели изящно и старомодно, с плавными серебристыми изгибами и деревянными ручками. А это оружие было жестоким и уродливым.
– Такие выдают морпехам, – сказал он.
Честно говоря, Обри не особо заботило, к какому роду войск относился его вчерашний незнакомец. У пятнадцатого пехотного полка и так было предостаточно проблем с армейскими фанатиками.
– Что ты будешь делать с кольтом?
Обри повертел револьвер в руках.
– Лишний ствол всегда пригодится.
Джоуи внимательно посмотрел на друга.
– Ты собираешься рассказать об этом капитану Фишу, не так ли?
Обри пихнул его в бок.
– Ты шутишь? Я ушел после отбоя – за такое могут судить. Еще и к белой девушке! Ну уж нет.
– Слушай, ты не можешь просто притвориться, что ничего не было. Нужно найти какой-то способ об этом доложить, – он наклонился ближе. – Этим утром я говорил с ребятами из роты «М».
Обри кивнул.
– И что?
– Сегодня похороны одного из их парней, – прошептал Джоуи. – Какой-то Джефф, фамилии не знаю. Родом из Бруклина. По словам их капитана, он умер от простуды, но ребята из роты «М» в это не верят. Он был совершенно здоров и вдруг исчез. Один из них поклялся капитану, что никому об этом не скажет, но он нашел тело Джеффа. Его задушили. Они думают, это сделали морпехи.
У Обри пересохло во рту.
– Не может быть.
– Ты знаешь, что может, – сказал Джоуи. – Ты же был в лагере Уодсворт и в лагере Дикс. Или тогда ты тоже был слишком занят тем, что бегал за девушками?
– Рота «К»! Внимание! – рявкнул капитан Фиш. – За работу. Эти пути сами себя не проложат, и нам еще многое предстоит сделать.
Они собрали остатки супа со дна своих мисок и застегнули куртки. Очень скоро они опять вспотеют, но пока им необходимо было тепло.
Джоуи схватил Обри за локоть и прошептал ему на ухо:
– Об, эти парни из роты «М» говорят, что собираются мстить. Глаз за глаз.
«Мы кусаемся». Обри сглотнул.
– Я здесь для того, чтобы сражаться с немцами, – прошептал Джоуи. – За демократию. Но они хотят развязать войну прямо тут, в Сен-Назере. Из-за глупости.
АфродитаДва письма – 19 января, 1918
Надпись на коричневом конверте гласила: Межведомственная корреспонденция Юношеской христианской организации.
Конверт выглядел очень официально.
Мисс Хейзел Виндикотт, хижина досуга, тренировочный лагерь армии США, Сен-Назер.
Внутри было письмо от ее матери и еще два – от Джеймса, которые он отправлял в Поплар.
Я бы ни за что не стала клеветать на Хейзел, поэтому хочу сообщить, что первым она открыла письмо матери. Но я так же не хочу врать, поэтому должна добавить, что девушка пробежала его глазами так быстро, что почти не разобрала слов.
Затем, она открыла письма Джеймса, сравнила даты и начала читать.
30 декабря, 1917
Дорогая Хейзел,
Я хорошо отношусь к рыбалке, и если твой отец так ее любит, то полюблю и я.
После Рождества мы получили приказание покинуть Этапль и отправиться на фронт. Мы ехали на поезде, а затем очень долго шли по снегу. Крики чаек сменились грохотом снарядов, но они все еще далеко. Правда, я уже видел воронки от взрывов и развалины старых ферм. Здесь все пропитано войной.
Мы присоединились к Пятой армии возле города Гузокур два дня назад. Пока что я не в траншеях. Офицер-инструктор говорит, что мы, новые рекруты, еще многому должны научиться.
Ты во Франции? Мне нравится думать, что ты на той же стороне моря, что и я. Это здорово, что ты вызвалась волонтером. Я часто ходил в хижину досуга в Этапле. Конечно, немцы могут нас убить, но только если скука не сделает этого раньше. Я завидую парням, которые слушают, как ты играешь. Все бы отдал, лишь бы поменяться с ними местами.
Я думаю о тебе каждый день. Не могу поверить, что с тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло уже больше месяца. Напиши мне, чтобы я знал, как до тебя добраться. Береги себя.
7 января, 1918
Дорогая Хейзел,
В случае, если мое последнее письмо потерялось – я был в Гузокуре полторы недели. Должно быть, ты уже во Франции. Куда тебя определили?