Предлагает бровь селедки.
Положили поезд в небо,
Там свои клыки он точит,
И схватив Луну из хлеба
Погасить ей Солнце хочет.
На яйцо крутое всмятку
Возложили порученье:
Отыскать в лесу перчатку
Из миндального печенья.
«Сквозь громаду свинцовую туч…»
Сквозь громаду свинцовую туч
Проскользнув на минуту одну
Ослепительный солнечный луч
В голубую проник глубину.
Заиграла морская волна,
И под этим случайным лучом
Жизнь воды пробудилась от сна
И забила горячим ключом.
Но громада свинцовая туч
Задавила собой небосвод,
И погас яркий солнечный луч
На лазурной поверхности вод.
«Над душистой веткою березы…»
Над душистой веткою березы,
Тихой ночью ласковой весны,
В воздухе прозрачном реют грезы
И витают сладостные сны.
В синеве безоблачного свода
Кротко блещет звезд лучистый рой,
Задремала юная природа,
Нежася весеннею порой.
Шелестят деревья лаской мая,
Еле плещет сонная волна,
И вся ночь таинственно-немая
Красоты чарующей полна.
Страшный сон («Камилавкин Нил Иваныч…»)
Камилавкин Нил Иваныч,
Человек довольно тощий,
В темной комнате храпит;
Он изрядно выпил на ночь,
Поругался с толстой тещей
И женою был побит.
И теперь средь ночи темной,
На диване мягком лежа,
Видит он ужасный сон:
Перед ним сидит огромный
В горделивой позе дожа
Чорт забравшийся на трон.
Он с рогами на затылке,
Хвост как ржавая веревка,
Козьей шерстью весь оброс,
И глотая из бутылки,
В то же время очень ловко
Ковыряет пальцем нос.
Нил Иваныч испугался
Увидав так близко чёрта
И с испугу заорал,
Чёрт смышленым оказался,
Откусил кусок от торта
И куда-то вдруг удрал.
Но спустя одно мгновенье
Он назад вернулся смело,
Приведя чертовок рать,
И в порыве озлобленья
Камилавкинское тело
Принялись они щипать.
Нил Иваныч пробудился,
Но душою содрогался,
Вспоминая страшный сон,
И ужасно удивился,
Разглядевши, что валялся
На полу под креслом он.
«За рекой зарницы робко трепетали…»
За рекой зарницы робко трепетали,
Розовой полоской гас закат вдали,
Липы ароматом сладостно дышали
И струился слабый запах от земли.
Мы с тобой вдвоем укрылися в аллее,
Изнывая, пел над нами соловей,
И еще прекрасней, и еще милее
Ты была под сенью липовых ветвей.
Словно утомившись ветер стих мятежный,
Слышалось журчанье полусонных струй.
В этот вечер летний, в этот вечер нежный
Прозвучал наш первый тайный поцелуй.
А вдали, бледнея, гас закат чудесный,
Загорались звезды в темных небесах;
Целовал я жадно ротик твой прелестный
И тонул в твоих мерцающих глазах.
«Деревья буйный ветер клонит…»
Деревья буйный ветер клонит,
Срывая блеклый их наряд,
И в мрачном небе тучи гонит
Без устали за рядом ряд.
Луга и нивы опустели,
Чернеет мокрая земля,
И скоро жуткий вой метели
Встревожит тихие поля.
Река оденется покровом
Из льда, а следом и сама,
С своим дыханием суровым,
Придет трескучая зима.
«Тихо плещет река…»
Тихо плещет река
Неспокойной волной,
Догорает далекий закат;
В вышине облака
Бесконечной толпой
Торопливо и плавно скользят.
Молодая весна
Напоила поля
Благовонным дыханьем цветов,
И под ласкою сна
Задремала земля,
От дневных отдыхая трудов.
Вот запел соловей,
И опять тишина,
И осилить тоску мне не в мочь…
Из-за груди полей
Выплывает луна,
Озаряя весеннюю ночь.
«Летней негой ночь нас опьянила…»
Летней негой ночь нас опьянила…
До рассвета мы вдвоем блуждали,
А из синей беспредельной дали
Нам сияли вечные светила.
Наши души полные любовью,
Трепеща, стремилися друг к другу
И я обнял милую подругу
Распаленный вспыхнувшею кровью.
Нежный взор ее светился лаской,
И высоко грудь ее вздымалась;
Эта ночь блаженства показалась
Мне чудесной незабвенной сказкой.
Все вокруг любовь заворожила,
Лишь сердца порывисто стучали,
А из синей беспредельной дали
Нам сияли вечные светила.
Грустная история («Раз гуляя по Петровке…»)
Раз гуляя по Петровке
Сидор Карпыч увидал,
Что к хорошенькой блондинке
Пристает один нахал.
Сидор Карпыч возмутился,
Как индюк надулся злостью,
И к нахальному субъекту
Подошел, махая тростью.
И нахмурив грозно брови,
Чтоб внушительнее стать,
Он сказал: «Не смейте, сударь,
К честным дамам приставать!
Извинитесь перед нею
Вы сейчас без промедленья,
А не то я Вас в лепешку
Превращу в одно мгновенье!..»
После этих слов суровых
Неизвестный господин
Наутек скорей пустился,
Видя в том исход один,
Чтоб избегнуть наказанья,
Ибо дамочка-плутовка,
Убоявшися скандала,
Вдруг исчезла очень ловко.
Сидор Карпыч был нескладен
Как черкасский тучный бык,
Но за ним бегом пустился,
Хоть к тому он не привык.
Господин стрелою несся,
Сидор Карпыч вслед стремился,
И почувствовав, что крепко
За нахала ухватился:
«Стой!.. Ага, попался в лапы!..»
Громогласно завопил,
И широко размахнувшись
Прямо в нос ему влепил.
Кровь струей из носа хлещет,
«Караул!..» вопит несчастный,
Мчится публика отвсюду
С жаждой зрелищ сладострастной.
Сидор Карпыч испугался,
Он мгновенно увидал,
Что не тот, за кем он гнался,
Ему под руку попал.
Но теперь уж было поздно:
Мчался дворник бородатый,
Вслед за ним городовые
И неведомые хваты.
Подбежав к нему поближе,
Дворник сшиб его метлой,
И злосчастный Сидор Карпыч
Вытер плиты мостовой.
В миг один его связали
И заткнув покрепче глотку,
Привезли в участок ближний
И втолкнули за решетку.
Там в компании с ворами
Он провел без сна всю ночь,
И не мог к их зверским рожам
Отвращенья превозмочь.
С этих пор наш Сидор Карпыч
Бросил рыцарством кичиться,
Чуть увидев ловеласа,
Он спешит скорее скрыться.
Весеннее утро («Утро тихое и ясное…»)
Утро тихое и ясное
Нынче радует мой взор;
Выплывает солнце красное
Из-за леса на простор.
Блещут влагой серебристою
И трава и сонный клен,
И черемухой душистою
Свежий воздух напоен.
Чисто небо безмятежное,