Будь это даже эпиграмма: —
В них подхалимства триста тонн,
Но нет поэзии ни грамма.
«Кружилась голова… Ко сну долило…»
Кружилась голова… Ко сну долило…
Стих ветер, обессилев на ходу,
Пруд потускнел, дорога не пылила
И сильно пахло розами в саду.
Безмолвствовали тополя прямые,
Не шелестя серебряной листвой,
И молниями вспарываемые
Таили тучи ливень грозовой.
«Ты готов к анархии скатиться…»
Ты готов к анархии скатиться,
А твердишь о классовой борьбе…
Как же это?!. Что же ты за птица?!.
И откуда странности в тебе?
Как же ты – питомец комсомола,
Любящий фисташки и урюк,
Вместе с тем поклонник рок-энд-ролла
И стиляжьих вывертов и брюк?
Кроме вопросительного знака
На лице, что каждого дивит,
Все в тебе по мерке, но однако
Все непрезентабельно на вид.
Ты национальности эстонской,
Белобрыс и выпить не дурак,
А носат как Вячеслав Полонский,
Или Сирано де Бержерак.
«Сегодня самый длинный день…»
Сегодня самый длинный день…
Сегодня наступает лето…
Мне сердце скорбью не задень
Сегодня, самый длинный день,
А в рифмы звучные одень
Простые строки триолета
Сегодня!.. Самый длинный день
Сегодня… Наступает лето…
«Видишь войтам средних лет гражданина…»
Видишь вон там средних лет гражданина
С бледным лицом не от мира сего,
Что грациозно подсел к пианино, —
Ты как огня опасайся его.
Коль он прикинется страстно влюбленным,
Будет галантностью всех изумлять, —
Знай: это значит запахло паленым
И по ночам с ним не вздумай гулять.
Он не глаза, а пальто твое ценит,
Хочет он фарс завершить барышом,
Он тебя в сквере как куклу разденет,
До дому пустит бежать нагишом.
Ведь не одна уж девица и дама
После прогулки с ним, даже зимой,
Только в костюме супруги Адама
За полночь с плачем являлась домой.
«Вы воркуете нежно, вы – два голубка…»
Вы воркуете нежно, вы – два голубка,
И любовь ваша словно тетрадка без клякс,
Но ведь это сегодня, ведь это пока
Вас районный не зарегистрировал Загс.
Что же ждет вас в дальнейшем? Что будет потом?
Журавлей променяете вы на синиц,
И прочтете любовь как растрепанный том,
Где во многих местах не хватает страниц.
Следом главк или трест… Дальше в лес – больше дров!
Тут уж дочиста вытопчут ваши мечты
Грубость завов, истерика бухгалтеров
И подвохи усердствующей мелкоты.
Дома, справа сосед – лютый ваш супостат,
Слева – фурия мать и мегера жена,
В кухне гвалт и угрозы и как результат —
За камфорки захватническая война.
Ну, а что же, как лампа, в содоме таком
Вам осветит на час постоянную тьму?
Ей – пикантные фильмы и сплетни с душком,
А футбольные матчи и водка – ему.
Так и будет крутиться, отсель и досель,
Вкруг да около, жизнь ваша день ото дня
Под шарманку и бубен, точь-в-точь карусель,
Где вы – два деревянных бесхвостых коня.
«Снова в сердце умиротворенье…»
Снова в сердце умиротворенье,
Снова как не раз за много лет
Очаровывает слух и зренье
Самый поэтический балет.
Снова в той же самой колыбели
Музы танца грезу создают,
Снова скрипки и виолончели
Музыку Чайковского поют.
Снова ждут над озером рассвета
Юный принц и коршун-чародей,
И порхает лебедем Одетта
В стае белоснежных лебедей.
«Запутался совсем ты в доводах и датах…»
Запутался совсем ты в доводах и датах,
Пропагандируя теорию свою,
И бритых, и в усах, и даже бородатых
Пытаясь одолеть в решительном бою.
Гудели голоса из дерева и стали,
Ехидничал доцент, плевался генерал,
Одни ругались вслух, другие хохотали,
А некто без волос все руки потирал.
Давно уж сказано: «Один не воин в поле!»
(Я переставил здесь в пословице слова.)
Что ж прешь ты на рожон, с нелепицей тем боле,
Подумай-ка о том, с прической голова?
На подвиги твои глаза бы не глядели:
Ты даже здравый смысл в докладе опроверг,
Но если у тебя семь пятниц на неделе,
То ведь у большинства бывает и четверг!
«Блат использовав папашин…»
Блат использовав папашин,
Ты поедешь, мой дружок,
Или в Главжелезо в Кашин,
Или в Центроспирт в Торжок.
Там средь всяческих пернатых
И собак, держа фасон,
Ходит много неженатых
С положением персон.
Нет сомнения, что там уж
Палец вденешь ты в кольцо,
То есть скоро выйдешь замуж
За почтенное лицо.
И с культурою знакома,
С разрешения властей,
Свой салон откроешь дома
Для талантов всех мастей.
Всем глаза коля столицей,
Ты почти наверняка
Будешь кашинскою львицей,
Иль гетерою Торжка.
Американец – американке («Давно мы с тобой не видались…»)
Давно мы с тобой не видались,
Почтенная миссис Эдит,
Теперь мир не тот уж и Даллес
Как будто теряет кредит.
Катали на Спутнике Лайку,
Ван Клиберну славу поют,
В ООН сладко спят, а вот Айку
Паломники спать не дают.
Сэр Антони после афронта,
Не тратя ни слов, ни чернил,
Бесследно исчез с горизонта,
Макмиллан его заменил.
К порядку себя приневоля,
Избрав себе новый удел,
Французы призвали де Голля,
Чтоб крепко у власти сидел.
Топорщится в НАТО датчанин,
К тому же, прибавлю еще, —
В России премьер не Булганин,
А друг его бывший – Хрущев.
Да, все изменилось на свете!
Везде саботаж и борьба,
Сукарны и Насеры эти,
А многим персонам судьба
Коленом под зад надавала,
Лишь сидя у моря, в тиши,
Все ждет как ни в чем не бывало
Погоды наш друг Чан Кай-Ши…
«О ты, моя классическая Муза…»
О ты, моя классическая Муза,
Воспой сии колхозные поля,
На коих королева-кукуруза
Растет сердца и взоры веселя.
А там, за насажденными садами,
Поэтому невидимый и днем,
Отмеченный учеными трудами,
Колхоз-миллионер «Ударник», в нем
Тучны коровы, плодовиты ярки,
Страшны быки, свирепы жеребцы,
В нем все без исключения доярки
Ядрены и свежи как огурцы,
А трактористы – греки из-под Трои,
Им нипочем ни солнце, ни вода,
Тем более, что часть из них – герои
Социалистического труда.
«Мы все в этой жизни к чему-нибудь слабы…»
Мы все в этой жизни к чему-нибудь слабы:
Кто любит поесть, кто доносы кропать,
А ты любишь спать; сколько ты ни спала бы,
Тебе все равно вечно хочется спать.
На днях у тебя институтский экзамен,
Теперь бы учить за билетом билет,
А ты только спишь как ребеночек мамин,
Иль как старушня – в девятнадцать-то лет!
Такой никудышной, такой залежалой
И то не под силу, и это не в мочь;
Коль выйдешь ты замуж, так муж твой, пожалуй,
Прогонит тебя на вторую же ночь.
Тебе бы трапецию, кольца и брусья,
Тебе бы плясать кэк-уок и матчиш,
А ты спишь да спишь и, ей Богу, боюсь я,
Что ты и приход коммунизма проспишь.
«Свет погас… Платья дам поблекли…»
Свет погас… Платья дам поблекли,
Но заискрились кисти рук,
И к глазам поднялись бинокли,
И лорнеты раскрылись вдруг.
Только что в белоснежной пене