Виа вылезает из бассейна с видом Самары Морган из «Звонка» как раз в тот момент, когда Джейми открывает стеклянную дверь, высовывая голову.
– Что за чертовщина здесь происходит?
– Ничего. – Я легкомысленно машу рукой. – Нам просто нужно было кое-что выяснить.
Джейми смотрит на мою сестру с таким холодом во взгляде, которого ранее не было. Мел обладает терпением сотни монахинь, но Джейми понимает, что к чему, он всегда на стороне Дарьи.
Виа качает головой и идет к лежакам.
– Спасибо, мистер Фоллоуил, все хорошо.
Джейми закрывает за собой дверь. Я иду к ней и легонько бью по лодыжке.
– Отвечай мне.
– Она разрушила все, – она фыркает, ее губы скривились с отвращением. Если она думает, что заплачет и ей все сойдет с рук, то она чертовски ошибается и просто не знает железного человека во мне, которого сама же создала. Я так ее ненавижу. – Клянусь, я не знала, что Гас попросит тебя проиграть. Ты должен поверить мне, Пенн. Я просто хотела отомстить ей за то, что она выбросила мое письмо.
– Я выбросил письмо! – кричу прямо ей в лицо, тыкая пальцем в грудь прямо в дырочку на футболке. Дыра сокращалась неделями, но сейчас стала еще больше после возвращения Вии. Я порвал свои футболки в тот день, когда порвал с Дарьей, вырезав настолько большую дыру, что стало видно половину моей груди. – Я виноват так же, как и она.
– Я ненавидела тебя тоже! – кричит она, толкая меня и делая шаг назад. – Ты это хотел услышать? Это правда. Даже еще до того, как я узнала, что ты разрушил мою жизнь, я уже ненавидела тебя. Я ненавидела тебя за то, что ты смотрел на нее горящими глазами, когда забирал меня с балетной школы. Я видела, что ты влюбился в нее еще до того, как это поняла твоя тупая задница. А она была врагом. Ты влюбился в мой провал.
Закрыв рот, я потираю затылок. Все это время я думал, что Дарья была сукой из-за того, что она сделала с Вией. Я никогда не переставал думать, что моя сестра рисковала из-за денег, в которых нуждалась. Виа всегда прикрывала недостатки злостью. Эти двое были ужасны по отношению друг к другу, и Дарья просто случайно наткнулась на что-то, в чем она могла подставить Вию.
Если бы Виа нашла такое же письмо, то тоже уничтожила бы его.
– Все кончено между нами. – Я разворачиваюсь и ухожу. Она бежит за мной и виснет на руке, падая на колени передо мной в попытках остановить.
– Пенн, пожалуйста.
– Ты с ним, – говорю я, даже не спрашивая. Она не отрицает. Просто повторяет: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Не совсем понимаю, о чем она просит, но если о прощении, то зря.
– Я с ним, потому что мне нужен кто-то. Мне нужен союзник, – добавляет она.
Я смеюсь, потому что это больше не имеет значения. Сбрасываю ее руку, а она виснет на моих ногах.
– Как думаешь, кто мой союзник, Сильвиа?
– Дарья мой враг. – Она ноет.
– А Гас мой, – возражаю я.
Я выиграл битву, но проиграл долбаную войну. Это как приползти домой после поражения и обнаружить, что он сгорел дотла в падшем королевстве.
Я делаю еще несколько шагов, затем останавливаюсь на пороге и поворачиваюсь к ней.
– Единственное, о чем я жалею, – это о попытке угодить тебе, расставшись с Дарьей. Я любил тебя, как никто другой. Я оплакивал тебя. Я думал, что ты мертва, и мучил себя, винил себя. Но я никогда не хотел причинить тебе боль. Да, я допустил ошибку. Но ты сделала все нарочно. Так что теперь я ухожу от тебя, так же как ты от меня. Только вот я опоздал на четыре года.
Когда моя мать еще занималась поэзией (и при жизни), она читала нам по четверостишью каждую ночь. Есть одна фраза, которая застряла у меня в памяти. Не целый абзац – просто одно предложение:
Любовь уничтожает.
Эти два слова увязли в моей голове. Что может быть уничтожающего в любви? Любовь торжествует, побеждает. Она полностью противоположна уничтожению. Даже тогда я знал значение слова любовь, но не понимал его смысла. Сейчас я стою перед закрытой дверью в комнату Дарьи впервые за несколько недель без слов, поцелуев, да даже без простого взгляда в ее сторону, и я полностью уничтожен.
Я стучу в дверь и только потом понимаю, насколько это глупо. Настоящий мужчина ворвался бы к ней и перекинул через плечо. Мужчина, которым я когда-то был в «Ленни», когда у меня была уверенность, что я поимею ее.
Но это было до того, как я уступил желаниям сестры.
Тогда я был действительно настоящим мужчиной.
Черт подери. Как же тяжело.
– Войдите. – Ее голос хриплый и такой далекий.
Я толкаю дверь, вхожу и закрываю ее за собой. Я не поворачиваюсь к ней, так что мне не приходится видеть выражение ее лица.
– Поговорим? – спрашиваю я, уставившись на дверь. С каких пор я стал использовать вопросительный знак? С тех пор, как я потерял всякое право говорить ей, что делать.
Скажи да.
Скажи да.
Скажи да.
Но она ничего не говорит.
Я жду. И жду. И жду. Я заслужил это. Все. Мой телефон пищит, и я достаю его из кармана.
Поговорим.
Легкая улыбка коснулась моих губ. Мы все еще мы, и так будет комфортнее. Когда ты не говоришь с кем-то, кого ты видишь каждый день, то начинаешь задаваться вопросом – не перестали ли они замечать ваше существование? Но Дарья помнит. Колесо обозрения, балетную студию, лес. Домик Воуна у бассейна и раздевалку в школе.
Я, не поворачиваясь, пишу ей ответ.
Мне жаль.
Она отвечает.
Мне тоже.
Я пишу ответ.
У Гаса твой дневник. Он попросил меня проиграть игру, если я не хочу, чтобы он распечатал его.
Она печатает.
Гас трус. Удачи этому идиоту в попытках настроить принтер.
Я хихикаю и качаю головой. Дарья и Сильвиа показывают себя с той стороны, которую я никогда не видел ранее. Одна жертвует собой ради меня, а другая жертвует мной ради себя.
Можно мне повернуться?
Не знаю, хорошая ли это идея.
Дыши, дыши, ублюдок.
Мне нужно видеть твое лицо, когда я напишу следующее сообщение.
Две минуты спустя она отвечает:
Хорошо.
Я поворачиваюсь и тону в ней. Она сидит на кровати в огромной пижаме. Ее волосы собраны в мою любимую прическу и спадают через правое плечо. Мое сердце колеблется, как будто пьяница бежит по городу из борделя в объятия принцессы Диснея. Я глуп, потому что отпустил ее, но может, я умный, потому что осознал свою ошибку.
Надеюсь, что не слишком поздно.
Я смотрю вниз, пальцы летают по экрану:
Посмотри на меня.
Я наблюдаю, как она читает сообщение. Она морщит лицо, но не поднимает взгляд.
Я делаю очередную попытку:
Я проиграю игру и верну твой дневник. Мне жаль, что у меня заняло столько времени достать голову из задницы. Было слишком темно. Сложно было отличить хорошее от плохого. Я так долго защищал сестру, что даже не задумался о том, а стоит ли она того.
Она все еще не смотрит на меня. Слеза скатывается по щеке. Я делаю глубокий вдох. Я не знаю многого о девчонках. Еще меньше я знаю о тех, кто мне нравится. И очевидно, ничего не знаю о той, которую люблю.
Люблю. Пять букв не могут выразить глубину моих чувств к Дарье Фоллоуил. Они кажутся слишком обычными, маленькими и слишком часто используемыми.
Виа заставила меня выбирать между вами. Она сказала, что вернется в Миссисипи, если я сделаю неверный выбор.
Ее пальцы не двигаются, зависли над экраном. Она ничего не говорит и не печатает. Она не делает ничего. И любовь уничтожает. Я знаю это, потому что хочу врезать самому себе за то, что был таким самодовольным ублюдком, который думал, что выйдет сухим из воды. Железный человек не просил сердца – но получил его.
Я люблю тебя, Дарья Фоллоуил. И думаю, что ты тоже меня любишь. По факту мы влюбились друг в друга одновременно. Ты как дождь, который льет неделями. Я как небо над головой, обрушился весь и сразу без возможности остановиться.
Ее пальцы движутся. Я загипнотизирован. Она печатает, поднимает глаза, встречается с моими сквозь слезы и откладывает телефон.
– Слишком поздно.
Я бросаюсь к ней и падаю на колени, обнимая за талию и уткнувшись головой в бедра. Она не двигается.
– Глазастик?
– Не проигрывай игру. Дневник в любом случае обнародуют. Уже все вышло из-под контроля. Ты не должен лишать себя и свою команду победы.
– Да пошла эта игра. Что о тебе? Что о нас?
Что насчет того, что я вырвал свое сердце и бросил к твоим ногам, ожидая, что ты его поднимешь, а ты пнула его? А?
Я смотрю вверх. Она кусает щеку. Ее нос порозовел, глаза блестят, и я понимаю, что мне не приносят наслаждения ее страдания. Они разрушают меня.
– Я сказал, что люблю тебя, – тихо напомнил я, будто ее здесь не было пару секунд назад.
– Если это ты называешь любовью… – Она качает головой. – Тогда я не хочу твой любви, Пенн Скалли. – Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но она перебивает меня: – К тому же тебе надо заботиться об Адриане и Харпер.
– С ними все сложно. – Я хватаюсь за голову и собираюсь рассказать всю правду. – Я знал Адриану с самого детства. Она испытывала ко мне чувства, но я не отвечал взаимностью. Когда она начала обращать внимание на парней, я застрял на стадии «все девочки отвратительны». Но она не прекращала приходить ко мне домой каждый день. Я предупреждал ее, чтобы она не делала этого, особенно когда спустя годы у нас дома все стало еще хуже. Мама была не в себе, а Рэтт стал еще более жестоким. Однажды, перед выпускным, она пришла, когда я был на тренировке. Рэтт открыл дверь и сказал, что я должен быть с минуты на минуту, чтобы она подождала. И изнасиловал ее.
Я заметил, как глаза Дарьи стали шире, она вздохнула, и я продолжил:
– Она выбежала оттуда шокированная и униженная. Она не хотела, чтобы кто-то знал. Три месяца спустя она поняла, что беременна. Но было уже слишком поздно что-то делать. – Я откашлялся.