— А что вам надо на рынке? Скажите, что хотите, я куплю.
— Хочу себя показать и на других посмотреть, — не оборачиваясь, отозвалась Ника, глядя на последнюю «улику», пожираемую огнём.
Встала, отряхнула подол платья и направилась к буфету, чувствуя между лопатками удивлённый взгляд служанки.
Не решалась прикоснуться к тончайшему, пропускающему свет китайскому фарфору с изысканной кобальтовой росписью. Любой музей в двадцать первом веке устроил бы за ним погоню, а частный коллекционер не пожалел бы выложить кругленькую сумму.
— Дайте-ка я, — бесцеремонно отодвинула её в сторону Хенни. — Этак мы с вами до прихода гостей не управимся.
Она быстро и со знанием дела расставила тарелки и бокалы, разложила серебряные приборы. Повернулась к молодой госпоже и огладила передник на животе:
— А что вы жгли в камине?
— Вчерашний день, — ответила Ника. — Хенни, где мои туфли с большими синими бантами? В каком, говоришь, шкаПе?
Служанка добродушно улыбнулась и погрозила Нике пальцем:
— Ну и хитрющая вы, госпожа. Идёмте, покажу.
Глава 8
Ника с интересом наблюдала за гостями.
Господин губернатор был в доме Ван Вербумов частым гостем. Хозяйским жестом он отдал шляпу и трость Хенни и только после этого представил госпоже Маргрит и её дочери своего сопровождающего — господина Геррита ван Ромпея, управляющего частным банком в Амстердаме, который держал упакованную в плетёную корзинку-фиаску бутыль и большую, перевязанную алой лентой коробку.
«Ромпей, банкир Ван Ромпей…», — завибрировало в висках Ники острой болью. Почему-то подумала о мерзавце-заимодавце, с документами которого провозилась почти ночь. Нет, не помнила она такого имени. Впрочем, договор займа мог пройти через десяток рук и, в конце концов, попасть из Зволле в Амстердаме к управляющему банком. Что-то же привело пожилого банкира в их город. Впрочем, не станет он заниматься сомнительными делами — не по статусу — мелко, подло, гадко. Такое больше подходит Якобу.
Якубус заметно волновался. Его глаза беспокойно перебегали с сестры на мать, с губернатора на банкира и в обратном порядке, будто он считал и пересчитывал потерявшихся детей.
Господин Геррит ван Ромпей — мужчина пожилой, невысокий, щуплый. С узким лицом и впалыми щеками, с подкрученными кверху на старый манер усами и бородкой клинышком, с тонкими сжатыми губами и большим лбом. Серый, невзрачный, похожий на взъерошенного, потрёпанного временем старого воробья. В такой же серой и безликой одежде, оттенённой белыми манжетами и широким накрахмаленным воротником. На его лице горящими угольками выделялись въедливые карие глаза.
Он передал бутыль хозяйке дома и деликатно пожал ей руку. Остановил настороженный, с подозрительным прищуром взор на Нике, от чего ей стало не по себе.
«Лет этак под семьдесят господину банкиру», — определила она его примерный возраст. Взгляд у него намётанный, профессиональный. От всех и всегда ждёт подвоха. Осторожный, недоверчивый.
«Бдительный дедуля», — поставила она окончательный «диагноз» господину Герриту ван Ромпею. Банковское дело связано с множеством рисков, поэтому от банкиров требуется особая осторожность.
Решив, что дочь хозяйки для него опасности не представляет, господин Геррит протянул ей коробку:
— Сладости. Примите в знак уважения и нашего знакомства, — он скупо улыбнулся, обнажив на миг редкие жёлтые зубы.
— Спасибо, не стоило беспокоиться, — сказала Ника, передавая коробку Хенни. Опустила глаза, стараясь больше не встречаться с ним взглядом.
— Ну как же не стоило, — возразил банкир. — Молоденькие девицы любят сладости.
Зато господин губернатор был ему полной противоположностью — крупный, полный, с густой светлой шевелюрой, с гладко выбритыми щеками, громкоголосый и улыбчивый. Суетливый и шумный. Высокий жёсткий воротничок подпирал его тройной подбородок и не давал опустить голову ниже некоторого предела, и мужчине приходилось при разговоре склоняться, будто в поклоне.
Госпожа Маргрит выглядела весёлой и всем довольной. Улыбалась гостям искренне, с достоинством, голос негромкий, уверенный. Её причёску украшала воздушная чёрная кружевная наколка с бледным розовым камнем. Из того же комплекта были золотые серьги-капли, крупное кольцо и ромбовидная брошь, которая смотрелась богато на платье цвета бордо с белым стоячим воротником.
Ника невольно сравнила госпожу Маргрит со своей матерью. Если бы Илону Витальевну обрядить в такое же платье и увешать дорогущими ювелирными украшениями, то эти мужчины, включая Якубуса, уже через полчаса знакомства с ней, наперебой бы пытались единолично завладеть её вниманием. Ника вздохнула. Как её мать живёт без неё? Скучает ли? Ника скучала.
Она тронула на запястье скромный браслет из мелкого жемчуга с лёгким розовым перламутровым отливом. Такие же серьги выгодно оттеняли бархатистость чистой кожи Руз, не отвлекали внимание от нежного румянца на её щеках, подчёркивали белизну зубов и сочную свежесть алых губ.
Госпожа Маргрит уводила гостей в гостиную.
Ника чуть отстала. Переминаясь с ноги на ногу, поморщилась: «Туфли… чёрт бы их побрал!» С нелепыми огромными синими бантами! Не могла понять, как можно носить такую неудобную обувь? Какой криворукий сапожник её шьёт? То ли они были узкие, то ли коротковаты, но их хотелось сбросить с ног и вновь обуть домашние туфли без задников.
Якубус взял её под руку, направляя за матерью. Наклонившись к её уху, еле слышно сказал:
— Благодарствую, сестра, — улыбнулся подхалимски, елейно, спешно вложив в её ладонь золотую монету.
— Надеюсь, ты помнишь о данном мне слове, — не преминула напомнить Ника.
Якоб поспешно отвернулся, сделал вид, что не слышал слов сестры. Перехватил инициативу у матери, указывая гостям на накрытый стол, приглашая отобедать.
Госпожа Маргрит поравнялась с дочерью, сжала её руку и тихо заговорила:
— Руз, дорогая, постарайся не испортить вечер своим кислым видом. Якобу крайне важна эта встреча.
Она заглянула в лицо дочери. Убедившись, что та внимательно её слушает, продолжила:
— Он хочет взять в банке господина Ван Ромпея большой кредит под возможно малые проценты. Намеревается купить пивоварню в соседнем местечке и вступить в гильдию пивоваров. Кто знает, может быть, с помощью нашего покровителя, — она глянула на господина губернатора, — Якоб в скором времени займёт место главы гильдии. Поспособствуй этому, дорогая. Пусть у господина Ван Ромпея останется самое благоприятное воспоминание об этом вечере. Ты не представляешь, чего мне стоило уговорить господина губернатора зазвать сего гостя к нам. Уж очень господин Ван Ромпей избирателен в знакомствах.
От мамы пахло лёгким ароматом пионов. Без перебора, в меру. Нике нравилось. Она смотрела на губернатора-балагура и банкира-старца, садившихся за стол:
— По-моему, и так всё очень хорошо. Они с вас глаз не сводят и рады провести время в вашем обществе.
— С таким-то угощением, — усмехнулась мама. — Поможешь мне, дорогая?
— Каким образом?
— Займи гостя интересной беседой. Сядь напротив него, — она незаметно подтолкнула дочь к нужному стулу.
— Какой беседой? О чём? — зашипела Ника в замешательстве. — Что я могу ему рассказать интересного? Уж лучше вы…
— Ну как же, дорогая, — перебила её госпожа Маргрит. — Не разочаровывай меня. Тебя же учили в специальной французской школе не только языку, умению шить и вязать. Покойный отец, — она украдкой перекрестилась, — выделил на твоё обучение огромную сумму. Пора показать, что его вложения не были напрасными. Давай, дочка, оправдай ожидания отца, равно как и мои.
Ника не ответила. О том, что Руз знает французский язык, она понятия не имеет. О чём станет говорить с пожилым мужчиной, причём банкиром, не представляет. Вот об искусстве этого времени она знает достаточно и поддержать беседу сможет. При условии, что её собеседник понимает в этом толк.
Она посмотрела на господина Геррита ван Ромпея и столкнулась с его сухим, надменным выражением во взгляде. Сердце ухнуло в желудок. Без сомнения, банкир слышал последние фразы её разговора с госпожой Маргрит.
Мама ничего не заметила и обратила внимание на господина губернатора.
Сидя рядом со своим спутником, он ел, не забывая нахваливать хозяйку:
— Вы не представляете, насколько отменно готовит госпожа Маргрит, — бегал глазами по заставленному блюдами столу. — Это же утка, томлёная в сливочном масле с сыром? Люблю, — потянулся к блюду, высматривая самый крупный кусок. — Отведайте, господин Геррит, не пожалеете.
Видя, что дочь сидит безмолвным недвижимым изваянием, госпожа Маргрит взяла инициативу в свои руки. Она мило улыбнулась господину Ван Ромпею:
— Позвольте, я поухаживаю за вами. Желаете начать с супа?
На его чинный утвердительный кивок открыла супницу с особым благоговением:
— Гороховый, с копчёным беконом и специями, — подала гостю тарелку с супом.
Ника вздохнула, едва не подавившись слюной, и уставилась на низкую, широкую серебряную вазу со сладостями, которые принёс именитый гость, и которые, будто издеваясь, поставила перед ней Хенни. Выпечка ручной работы выглядела непривычно: маленькие квадраты пирожных с марципаном и сахарной пудрой, тоненькие хрустящие полоски вафель, склеенные между собой сахарным сиропом, несколько видов печенья необычной формы. К чаю или кофе самое то.
Нике от переживания ничего не лезло в горло. От бросаемых на неё нечитаемых взглядов дедули, тело пробирал озноб.
«Неловко вышло», — досадовала она. Почему госпожа Маргрит не поговорила с ней заранее? Ника привыкла бы к этой мысли, подготовилась бы, потренировалась перед зеркалом, подобрала бы подходящий пристойный образ для подобной беседы, определилась бы с темой.
Собираясь отведать сыра и колбасы, искала среди приборов вилку. Обшарила глазами весь стол и не нашла. О вилках забыли? Ножи, ложки, пожалуйста. Вилки? Их не было. Ни одной.