Он медлил.
— Помочь тебе? — с готовностью взяла его под локоть.
Ван дер Меер выдернул руку. Тяжело вздохнув, поднялся. Держась за спинку стула, повернулся к настырной соседке задом.
Ника присела на корточки, поправила съехавшую штанину. От одежды пахло мятно-можжевеловой свежестью. Запах пришёлся по душе. Похоже, ей нравилось всё, что было связано с Ван дер Меером.
Прикасаться к его голому телу оказалось приятно и волнующе.
Её нежные, ненавязчивые касания не остались незамеченными. Адриан вздрогнул, шумно втянул воздух в лёгкие, переступил с ногу на ногу. Открытые участки на теле покрылись гусиной кожей, приподнялись волоски.
— Больно? — спросила Ника с тревогой.
Неприятно стянуло мышцы внизу живота. Организм отреагировал на чужую боль, принял её на себя.
— Нет, — еле слышно ответил кэптен, глядя перед собой.
Ника не спешила завершить процедуру. Наслаждалась близостью мужчины. Вдыхала его острый, хвойно-древесный аромат.
Рана кровоточила несильно и опасений не вызывала. Обработать её было несложно. Основную часть работы Ван дер Меер осилил сам. Наложить повязку сумел бы тоже. Опыт имелся.
— Спасибо тебе за всё, — сказала Ника тихо, с чувством. — Если бы не ты… — голос дрогнул.
Адриан не ответил. Судорожно вздохнул, пятернёй зачесал назад растрёпанные влажные волосы.
Вставая, Ника спросила:
— В твоей аптечке есть какая-нибудь присыпка?
— Что? — не понял мужчина.
Ника обратила внимание, что он успел продезинфицировать спиртным не только рану, а и свои внутренние органы. Молодец! Она не подумала об этом. Наглотавшись воды из канала, рискует подхватить кишечную инфекцию.
— У тебя есть порошок, который подсушит рану? — подвинула ему коробку с медикаментами.
С непонятными значками на выцветших этикетках они ничем не отличались от «чудесных» снадобий, продаваемых доверчивым гражданам странствующими лекарями-шарлатанами.
— Думаю, вот этот, — кэптен ткнул пальцем в деформированную картонную коробочку.
Щурясь, Ника с подозрением рассмотрела белёсый налёт на упаковке. С опасением понюхала серо-зелёный слежавшийся порошок.
— Уверен? — растирала мизинцем крупные частицы отсыревшего вещества. Его запах, как и вид, категорически не нравились.
— Думаю, хуже не станет, — Адриан не менее внимательно присматривался и принюхивался к соседке.
— А если порошок просрочен и вызовет раздражение? Рана-то открытая, — Ника в задумчивости почесала шею. Выбившаяся из-под кружевного чепца прядь волос щекотала кожу. — Может, он ядовитый и им нельзя присыпать рану? — вопросительно уставилась в слегка прищуренные глаза Ван дер Меера, в которых плясали жёлтые огоньки свечного пламени.
— Откуда у тебя столь глубокие познания в медицине? — хмыкнул он, задержав взгляд на тонких пальцах соседки. — В этом коробе нет ничего, что может навредить здоровью человека.
— Ну, если ты уверен… Надеюсь, через пару часов тебе не станет хуже, — Ника нехотя присыпала рану и принялась бинтовать её узкими полосками полотна.
Получалось не слишком ловко. Криво нарезанные полоски скручивались и путались.
Мужчина смотрел на неё сверху вниз.
Под его пристальным взглядом Нике стало жарко. Краем глаз она видела, как он остановил свой изучающий взгляд на её лице. Уголки его губ дрогнули, но от улыбки он воздержался. В серых глазах промелькнуло не то удивление, не то особый интерес.
Его загадочный и задумчивый взгляд породил в ней надежду на возрождение прежних дружеских отношений.
«Господи, — мысленно взмолилась она, — позволь мне узнать, что такое счастье. Позволь узнать, как это бывает, когда тебя любят».
Глава 23
— Руз, почему?.. — услышала она сдавленный голос Адриана.
Кэптен обтянул штанину, тяжело сел на стул, откинулся на его спинку и вытянул ноги под стол.
Опершись ладонями на сиденье соседнего стула, Ника тяжело поднялась. Вопросы не должны оставаться без ответов, иначе это породит массу неверных, губительных домыслов. Вздохнула:
— Я устала терпеть над собой многолетние, ежедневные издевательства, которым не видела конца. Якоб перешёл все границы. Он задумал убийство. Я должна была его остановить. Прости, что втянула тебя в свои дела.
— Теперь это и мои дела.
Ван дер Меер подвинул графин со спиртным, налил полстакана, отпил половину и поморщился.
От стука донышка о столешницу у Ники зазвенело в ушах. Виски прострелило болью. Яркое свечное пламя расплывалось перед глазами. Она дотянулась до подсвечника и погасила одну свечу из трёх.
«Хенни сделала бы это сразу», — вспомнилась озвученная ею плохая примета. Прогноз сбылся, слегка изменив траекторию и сместившись в пространстве.
Ника расправила на спинке стула мужской кафтан и села. Взяв стакан кэптена, в два глотка допила содержимое. Жгучая горечь огненной волной прокатилась по пищеводу, тяжёлым комом осела в желудке.
— Фу, какая гадость, — Ника содрогнулась и скривила губы. Глаза забегали по столу в поисках, чем бы запить или заесть крепкий напиток.
Вздёрнув бровь и замерев, Ван дер Меер с изумлением смотрел на соседку, которая ладонью торопливо нагнетала воздух в приоткрытый рот.
— У тебя совсем закуски нет? — на её глазах выступили слёзы.
— Есть, там, — кивнул он в сторону кухни.
Ника легко поднялась, схватила подсвечник и быстрым шагом ушла в кухню.
Поставив подсвечник на стол, упёрла ладони в столешницу разделочного стола, громко выдохнула. Не думала, что говорить о смерти Якубуса будет настолько тяжело. Взгляд упал на бадью с водой, стоявшую на полу, и полосатый коврик в жёлто-зелёную полоску. Рядом стул с мокрым полотенцем на спинке. Цепочка мокрых мужских следов ведёт в сторону двери. Несмотря на ранение и усталость, кэптен смыл грязь с тела.
Взгляд упал на буфет — громоздкий, вместительный, антикварный даже для этого времени. С ним были связаны приятные воспоминания.
«Какие?» — хлопала Ника его дверцами. Становилась на цыпочки, заглядывала на верхние полки, не понимая, что именно ищет.
«Ещё одна загадка от Руз?» — свела брови. Прикусив нижнюю губу, переставляла необыкновенно красивую посуду из тонкого фарфора.
Остановив глаза на большой красивой голубой чашке с цветочной росписью, улыбнулась: вот она, целая, невредимая, её любимая чашка, из которой сколько себя помнила пила чай в этом доме. Волшебная чашка. Частые чаепития позволяли быть в обществе Адриана ровно столько, сколько длилась церемонная трапеза.
Глоток холодной воды из неё облегчил дыхание и успокоил жжение в желудке.
Продукты Ника нашла в плотном коробе с завязанной крышкой. Хлеб, сыр, колбаса, масло, пирог с мясом. Негусто, но достаточно, чтобы не умереть от голода.
Ника положила в короб чашку, нож, разделочную доску, взяла подсвечник и вернулась в гостиную.
Адриан в застёгнутой на все пуговицы рубашке мрачно смотрел на зашторенную картину, висевшую у окна. Его внимание привлекла мелькнувшая на полу подвижная тень. Подняв брови, он проводил взглядом бегущую мышь, прямиком свернувшую под ноги вышедшей из кухни Руз. Стрельнув глазами на соседку, сжался в ожидании истеричного визга. Остановил взор на коробе в её руках, мигом представив, как разлетятся во все стороны колбаса, сыр и что там есть ещё.
Ника тоже заметила метнувшуюся ей под ноги тень. Мелкий грызун? Неудивительно! В доме холодно и голодно, вот и не сидится мышке в норке.
— Тебе не грозит нашествие грызунов. На твоей кухне хоть шаром покати, — сказала с улыбкой, проводив взором беглянку.
Поставила на стол короб. Умилилась:
— Ишь, какая шустрая спортивная мышка. Не иначе, пробегом здесь, в наш дом бежит, где сытно и тепло, — поставила чашку, любуясь ею.
Кэптен с изумлением посмотрел на чашку, затем на соседку.
Посмотрел настолько задумчиво и пугающе странно, что Ника поспешила переменить тему.
— И это вся еда? Тебе никто не готовит? — сказала бодро, доставая съестные припасы. — Хочешь, я скажу Хенни, чтобы она готовила и приносила тебе хотя бы обед?
Ван дер Меер качнул головой:
— В полдень придёт прислуга. Будет убирать в доме и готовить.
Поглядывая на Адриана, Ника нарезала сыр. Разговорить хозяина дома и закрепить достигнутый результат не получалось. Мужчина думал о чём-то своём.
Ника подавила вздох: сделает соседу бутерброд и уйдёт. Уходить не хотелось, но близок рассвет.
У неё слипались веки. Хватило несколько глотков спиртного, чтобы она почувствовала себя смертельно уставшей. От медленно наплывающего хмельного тумана слегка кружилась голова. Напряжение хоть и схлынуло, но в душе подняла голову пугающая пустота.
— Ешь, — подвинула она кэптену доску, на которой лежали три бутерброда. Взяла один. — Жаль, нельзя приготовить чай. Тебе бы попить горячего, а не… — жуя, кивнула на графин.
— Ты сильно изменилась, — сказал Адриан, не прикасаясь к угощению. — Перестала бояться крови и мышей, научилась плавать и пить можжевеловку. Кто научил тебя плавать, Руз? Ты боялась не то что войти в воду, а даже смотреть на неё. А мыши? Прежняя Руз уже стояла бы на столе и во весь голос вопила от страха. Прежняя Руз никогда бы не вошла в мой дом, не испросив позволения. Что с тобой стало, Руз?
В вопросительном ожидании он поднял на неё глаза. Медленным взором прошёлся по её лицу, раздувшимся тонким крыльям носа, дрогнувшим припухшим губам, задрожавшему подбородку. Серо-голубые глаза соседки наполнились слезами и стали похожи на звёзды — яркие и непостижимо далёкие.
По телу Ники прошлась ледяная позёмка. Несмотря на хмель, в мыслях прояснилось. Весёлый настрой сменился глухой тоской и отчаяньем безысходности. Пока она старалась помочь кэптену, отвлекала его от мрачных мыслей, он изучал её как подопытную мышь!
Захотелось домой, хоть и в чужой дом, умыться ледяной водой, забиться под одеяло, уткнуться лицом в подушку и выплакаться на несколько лет вперёд… до колик в животе, до боли в груди, до помутнения рассудка.