Мальчишка лет пятнадцати, в пыльной футболке и съехавшем на бок шлеме, бежал к ним.
— Не беги! — закричал Антонен.
Чтобы поймать коня, сбросившего всадника, требовались самообладание и реакция. Из чувства солидарности, а также чтобы неразбериха не распространилась на весь тренировочный центр, большинство присутствующих тренеров медленно сужали круг вокруг кобылки, которая решила пощипать травы на склоне. Наконец одному из них удалось ухватить вожжи, волочившиеся по земле, и покончить с происшествием. Ученик вскочил в седло под насмешки окружающих. Аксель и Антонен пошли дальше.
— Меня уже давно не сбрасывали, — сказал Антонен.
— Не следует так говорить, это приносит несчастье.
— Ты суеверна?
— Конечно. Как и все, на мой взгляд. Кстати, помнится, у тебя был хлыст-талисман, десять раз зашитый сапожником!
Они обменялись заговорщицкими улыбками, и когда Антонен слегка коснулся руки Аксель — нежно, но сдержанно, — она не стала противиться.
Кэтлин рассеянно следила взглядом за пчелой. Розовые кусты цвели без устали, на них в изобилии появлялись крупные красные и желтые цветки, так привлекавшие насекомых.
— Когда ты говоришь, что все закончится тем, что ты наделаешь глупостей, о чем конкретно ты думаешь, Дуг? О самоубийстве? Об ограблении банка?
Смущенная физиономия молодого человека вызвала у Кэтлин смешок.
— Я пошутила. Ты потерял чувство юмора? Пойдем-ка, я поджарю тебе яичницу-глазунью. В холодильнике почти пусто, я сегодня должна была уезжать, но, в общем, очень рада, что ты приехал. Приглашаю тебя вечером в ресторан!
После крика о помощи — по телефону — она отправила Дугласу билет на самолет, приглашая провести у нее в Лондоне сутки. Он был настроен рассказать ей обо всех своих неприятностях, но ничего не объяснил. Он терялся уже в начале предложения, не мог его закончить и при этом не отрывал взгляда от пола.
Они вошли в дом, где большая часть мебели была уже в белых чехлах.
— Мы все лето проводим за городом, — пояснила Кэтлин.
Джервис, должно быть, пробудет до сентября в Саффолке, куда Кэтлин приедет на несколько недель, перед тем как отправиться в одно из своих далеких и загадочных путешествий. В этом году ей захотелось побывать в Японии, и она исчезнет на некоторое время, даже не станет подавать о себе вестей.
В кухне она доверила Дугласу бутылку бордо с указанием года и штопор.
— Займись этим, пока я поджарю яйца. Бекон? Сосиски?
— И то, и другое.
Она порылась в ящиках и вытащила накрахмаленный фартук, который надела поверх костюма из кремового льна. Присутствие Дугласа очень ее раздражало, но любопытство взяло верх. По крайней мере, будет интересная тема для разговора, когда она увидится с родителями и Беном.
Что-то, что могло бы отвлечь от досадных мыслей об исчезнувшем браслете, преследовавших ее последние дни. Его не удалось найти после разрыва с Оливье. Дополнительное разочарование, сопровождаемое весьма унизительным чувством, что ее принимали за дурочку. Неужели она достигла возраста, когда общаются с альфонсами?
— Я до сих пор не переварил того, как Бен выпроводил меня, — вздохнул Дуглас за ее спиной.
Она повернулась с шипящей сковородой в руке.
— Нет-нет! Только без стенаний и уж тем более — без нападок на деда. Я обожаю Бенедикта и не желаю, чтобы его критиковали.
— Прошу прощения! Я и забыл, что ты превозносишь его до небес, — цинично заявил он.
— Он того заслуживает, Дуг. И если ты этого не понимаешь, то отсюда все твои проблемы.
— В самом деле?
Она смахнула яйца на тарелку таким резким движением, что задела вилкой сосиску.
— Он парализован, па-ра-ли-зо-ван! — произнесла она по слогам, наклонившись к Дугласу. — Ты представляешь, что это значит? Уже одно это требует уважения и любви, но это далеко не все. Он поставил на ноги вас с сестрой. Он вдовец. Одного сына он потерял в море и даже не имел возможности похоронить, другой — простак. Тем не менее все это он переносит с достоинством. Даже то, что сам оказался в инвалидной коляске. Более того, он единственный, кто в нашей обеспеченной и беспечной семье работает в поте лица, единственный, кто зарабатывает на свою и вашу жизнь.
— Из меня-то он выжал все соки.
— Но уехал ты! Не перевирай того, что произошло, я не та публика, которая тебе поверит. Так о чем ты говоришь?
— Я тоже мог стать тренером, — проворчал он. — У него для всех находится место.
— Вовсе нет. Я ничего не понимаю в ваших чертовых лошадях, но никто из здравомыслящих людей не столкнет лбами сестру и брата. Поступив так, он настроил бы вас друг против друга. Аксель уже начала, ты на четыре года младше и ничего в этом не смыслишь.
— Оставь треп, Кэт! Ты только что говорила об обеспеченной семье! Так вот, я уже не часть ее, я подыхаю с голоду. Я весь в долгах и, чтобы расплатиться с ними, готов стать проходимцем…
На последнем слове голос молодого человека прервался, и Кэтлин увидела, как задрожал его подбородок. Из деликатности она отвела взгляд. Она знала Дугласа более волевым, более напористым — тогда он начинал карьеру наездника. Хорошо, он вырос, стал на пятнадцать сантиметров выше нормы, тем лучше: это избавило его от риска сломать шею на ипподроме. Почему он не смог заняться чем-нибудь другим? Из-за лени? Из-за нехватки инициативы или желания? Она принялась внимательно его разглядывать. Черты его лица стали жестче, определеннее, возле рта залегла отчетливая горькая складка. Он выглядел старше своих двадцати четырех лет.
— Проходимцем? Объяснись-ка.
— Бывают соблазны, Кэт! Предложения, от которых не отказываются, когда находятся в отчаянном положении… Гадкие вещи, которые человек согласен сделать, лишь бы покончить с нищетой…
Больше он ничего не сказал, но ей этого и не было нужно. Допустим, Дуглас поступил дурно, но ведь хватило же у него ума обратиться за помощью! А может, это шантаж? Как бы там ни было, она должна ему помочь.
— Ты хочешь, чтобы я походатайствовала за тебя перед Беном? Ты не осмеливаешься встретиться с ним сам? Ладно, я поговорю с ним, как только окажусь на конном заводе. Там он более спокойный, так будет проще. Только мне нужно знать, чего ты от него хочешь. И в любом случае это не избавит тебя от встречи с ним. Рано или поздно тебе придется повиниться перед ним: сказать, что ты был не прав, хлопнув дверью, что ты сожалеешь, что без него у тебя ничего не получается. Если ты сможешь добавить, что привязан к нему, он растает, как кусок масла на солнце.
— Не требуй от меня невозможного! — воспротивился Дуглас.
— Просишь ты, а не я. Имей это в виду.
Почему она должна всегда давать советы своим младшим кузенам? Потому что они молоды и не имеют никакого опыта, кроме обращения с этими проклятыми лошадьми? Бен слишком любит их и всегда излишне опекал.
Она снова взглянула на Дугласа. Был ли он мил? Не было ли в нем какой-то бесхарактерности, чего-то, что побуждало бы только к плохому, как в Оливье? Нет, сравнивать его с Оливье было опасно: можно было вызвать в себе такую неприязнь к нему, что она уже не сможет защищать его.
— Ты не ешь, Кэтлин? — любезно спросил он.
Проходимцы и альфонсы могли вести себя очень обходительно, очаровательно — она совсем недавно в этом убедилась. Она съела крохотный кусочек бекона и отставила тарелку. Разговор испортил ей аппетит. Впрочем, это только пойдет на пользу ее фигуре.
Скрестив руки, вся в поту, Аксель восстанавливала дыхание. В открытое окно веял теплый ветер, который не приносил прохлады. Антонен вышел из ванной с полотенцем на бедрах и сел в ногах кровати. В его улыбке не было ничего вызывающего, он выглядел счастливым.
— Боже мой, как ты прекрасна… — тихо сказал он.
Комплимент оставил ее равнодушной. Какую отвратительную глупость она только что совершила! Она бездумно поддалась внезапному желанию, вызванному одиночеством, или чудесной летней порой, или просто золотистыми искорками, плясавшими в глазах Антонена, когда он смотрел на нее… И чтобы предаться этому желанию, она даже не вышла из собственной спальни! К счастью, в это время Констан был во дворе: отчитывал учеников и проверял, как раздают овес.
— Быстро одевайся, — сказала она, — нужно выйти отсюда.
Она протянула руку к блузке, когда зазвонил мобильный телефон. Не зная высветившегося номера, она ответила и услышала голос Ксавье Стауба.
— Надеюсь, я вам не помешал? Вы не на бегах?
— Сегодня нет, — пробормотала она.
— Хорошо, мне так показалось, когда я читал Paris-Turf. Я становлюсь заядлым игроком, знаете ли.
Антонен, наклонив голову, смотрел на нее, и она потянула к себе сорочку, смущенная его настойчивостью.
— Вы сказали, что будете располагать временем на этой неделе, вот я и пользуюсь такой возможностью. У меня к вам целый список очень простых вопросов, но нам было бы лучше встретиться у компьютера. Разумеется, я доставлю себе удовольствие проехаться в Мезон-Лаффит.
Антонен протянул руку, отвел в сторону блузку и прикоснулся к ее груди. Аксель хлопнула его по запястью и выпрямилась.
— Я буду свободна завтра в конце дня, — ответила она. — К шести тридцати.
— Замечательно! Я покажу вам, что уже готово.
Антонен не отступал и теперь гладил ее плечи. Она задрожала и встала, услышав, что он легонько насвистывает сквозь зубы.
— До завтра, Ксавье, жду вас дома.
Она бросила мобильник на кровать, забрала сорочку и направилась к двери, но телефон зазвонил снова. На этот раз стационарный.
— Просто приемная министра, — насмешливо сказал Антонен.
— Не говори ничего, не свисти и не прикасайся ко мне.
Стоя у ночного столика, она подняла трубку.
— Бен? Как приятно тебя слышать!
Голос деда вынуждал ее ощущать свою наготу и неуместное присутствие Антонена в спальне еще больше, чем голос Ксавье.
— Здесь все в порядке, — сказала она сдавленным голосом. — Думаю, что Артист завтра пробежит хорошо, и это будет днем проверки для Макассара. Я решила, что на нем будет Ромен. Ты согласен?