Она в изумлении отступила назад, не сводя с Дугласа глаз. Он заерзал в кресле, избегая ее взгляда, и у Аксель появилась уверенность, что он что-то скрывает. Решение продолжать жить в глуши Саффолка было совершенно неправдоподобным, для этого должны были быть какие-то основания.
— Тебя так увлекло разведение лошадей? — недоверчиво спросила она. — Ты пережил откровение, честное слово!
— Я открыл для себя массу интересных вещей. И сейчас у меня нет желания возвращаться во Францию.
Если он врал, то требовать дополнительных объяснений смысла не имело. Решительно, это был день тайн — начиная с секрета Грейс и заканчивая странным поведением Дугласа.
— Пойдем к остальным, — предложила она.
Держаться единой, сплоченной семьей казалось ей важнее, чем вникать в душу Дугласа.
— Пойдем, — повторила она, протягивая руку.
Он был ее младшим братом, ее младшим упрямцем, и она всегда любила его. Но она не позволит ему скомпрометировать будущее конюшни Монтгомери — творения Гаса, Бена, а сегодня — ее.
Ингрид, у которой был зверский аппетит, заказала второй горячий бутерброд с сыром и ветчиной и еще один зеленый салат. Когда она предложила Ксавье спуститься вместе пообедать в бистро на углу, он смутился, но, едва усевшись напротив, она тут же расставила точки над «i». Ни озлобления, ни конфликта, никаких комментариев по поводу вчерашнего инцидента.
— Я навоображала себе невесть чего, только и всего. Но ты тут ни при чем, будь уверен! Мы видим друг друга целыми днями — Лоран, ты и я, и вот… В любом случае, больше не будем об этом говорить, никогда. Договорились?
— Клянусь.
— Опять невыполнимые обещания? Ладно, скажи-ка лучше, как у вас — у тебя с твоей блондинкой. Ты действительно сходишь по ней с ума?
— Я боюсь этого.
— Боишься? Чего ты боишься? Быть влюбленным? Ах, эти мужчины, что за кошмар!
Она набросилась на только что поданный ей бутерброд, а он раздумывал над ее словами. Вот оно что! Он боялся этого всеохватывающего чувства, которое не да- рало думать ни о чем другом. Мысли об Аксель не отпускали его еще и потому, что сейчас она была недосягаема. Она срочно уехала в связи с кончиной деда и, без сомнения, пробудет там несколько дней. Когда он услышал в телефонной трубке ее плач, его охватило непреодолимое желание оказаться рядом, утешить, но было ясно, что это невозможно. А когда она возвратится, у нее, конечно, не найдется для него и часа.
— Мы такие разные, — вздохнул он, — вот что меня волнует. Ты знаешь, до какой степени увлекает нас работа, но ее, я думаю, — и того хуже.
— Если ты хочешь только переспать с ней, работа не помеха, вы выкроите пять минут на бегу! Нет, не дуйся, я шучу. Но если ты хочешь просить ее руки при свете луны и под переливы гитары, прежде хорошенько подумай. Лебедь, рак и щука… У тебя есть желание всю жизнь слушать о лошадях?
— Не думаю.
— Тогда это проблема. Я бы, например, типу, который станет мне говорить, что я его утомляю своими рассказами о вирусах, навигаторах и системах эксплуатации, тотчас же дала бы от ворот поворот.
— Говорить легко, но если ты без ума от него…
— Это не повод от всего отказываться. Делать вид, будто ты — кто-то другой. Отрекаться от того, что любишь, ради любви — извращение.
— И все-таки есть люди, которым это удается, — возразил он. — Люди, которые не разделяют пристрастия друг друга, но находят другие точки пересечения.
— Разумеется. Кроме того, по твоим же рассказам, с этой блондинкой у тебя никогда не будет ни дня отпуска, ты никогда не поваляешься утром в постели и не поужинаешь при свечах, потому что ее голова падает в суп в десять часов вечера! Ты готов принять такой образ жизни?
— Прекрати называть ее блондинкой.
— Почему? Она что, ненатуральная блондинка?
— Ингрид…
Продолжай она в том же духе, ей все-таки удастся испортить ему настроение, потому что
— Мне жаль, Ксав. Я умываю руки, потому что с трудом представляю, как ты выпутаешься из этой истории. Впрочем, бывали случаи и похуже твоего, которые заканчивались хэппи-эндом!
— Правда, ты такое знаешь?
Ему так хотелось в это верить, что он, должно быть, выглядел смешным, однако Ингрид, казалось, была обезоружена. Она в упор посмотрела на него и покачала головой.
— Хорошо… Ты очень увлечен, старина. В твоем случае самое простое — идти напролом, не задавая вопросов. Что ты делаешь здесь, слушая, как я несу всякий вздор? Следуй за своей красавицей в Англию, присутствуй на похоронах дедушки!
— Нет, я буду там не к месту. Мы недостаточно знакомы, и она в семейном кругу.
— Ещё ты можешь засыпать ее безумными уверениями в нежности, а ещё лучше — приехать за ней в аэропорт, когда она вернётся. Женщины очень чувствительны к подобным проявлениям внимания.
Увлечённые разговором, они не заметили подошедшего Лорана, который стоял у их столика.
— Вы говорите о фирме или о личном?
Загорелый, улыбающийся, счастливый оттого, что вновь видит их, Лоран присел рядом.
— Рассуждаем о его блондинке, — непринужденно ответила Ингрид. — Ты знал, что он втюрился?
Озадаченный Лоран посмотрел на Ксавье, на нее и рассмеялся.
— Мне так показалось перед отъездом.
— Так вот, что-то не клеится! Ты съешь что-нибудь?
Она воспользовалась моментом и заказала пирожное и бутылку «Мускаде». Затем с деланным равнодушием заявила:
— Я люблю вас обоих. Постарайтесь не терять слишком много перьев е своих любовных историях и обещайте, что если придет моя очередь одуреть и нести всякий вздор, то выслушаете меня с достоинством.
— Договорились! — хором воскликнули оба.
— У меня будет право рассказывать вам роман с продолжением каждый день, договорились?
— Утром и вечером, — подтвердил Ксавье.
Перемена в отношении Ингрид радовала его, и он попытался дать понять это, спросив:
— Если я скажу, что ты действительно мой лучший друг, ты плеснешь мне в лицо из стакана?
— Нет смысла тратить «Мускаде» понапрасну, у него такой приятный привкус лесного ореха. Поищи что-нибудь другое, чтобы освежиться!
Она весело улыбалась, как настоящая приятельница, какой он хотел, чтобы она была, но Ксавье понял, что она делала над собой усилие и рана еще не затянулась.
У Аксель не было желания присутствовать на поминальной трапезе после возвращения с кладбища. Она чувствовала, что не в силах сдержать эмоции, и сейчас ей больше всего хотелось побыть одной.
Солнце, едва затянутое облачком, сияло с раннего утра, и она надумала прогуляться до завода. До него было менее двух километров, и того меньше, если пойти напрямую по лугам.
Прогулка освежила ее.
В большом доме приглашенные, должно быть, уже подкрепились и утолили жажду. Минул всего час, а голоса становились все громче, и речь уже, несомненно, шла не о Бенедикте.
Грейс не могла пренебречь обязанностями хозяйки: согласно традиции она должна была принимать людей, которые пришли отдать последние почести ее деверю. К счастью, похоже, ей удалось взять себя в руки. В церкви она стояла с сухими глазами, шевеля губами во время песнопения и легко опираясь на руку Джервиса. Формальность была соблюдена, тайна осталась тайной.
Когда Аксель вошла в здание конезавода, то не удивилась царящей здесь тишине. Она знала, что большинство кобыл с жеребятами на пастбище, потому что видела их по пути. Она вошла в пустынное помещение внутренней конюшни, остановилась в глубине, возле последнего стойла. На привинченной к решетке медной дощечке она прочла имя — Леди Энн. Так вот оно, то место, где Бенедикт встретился со смертью. На бетонном полу этого прохода.
Она подобрала юбку, опустилась на колени и коснулась рукой земли. Какой могла быть последняя мысль Бена? Без сомнения: «Одуревшая кобыла».
Теперь он был в раю, в раю людей, занимающихся лошадьми, и, должно быть, встретился там со своим отцом, женой, сыном Норбером.
— До свидания, дед, — прошептала она.
Аксель не двигалась, пока не услышала шум шагов снаружи. Убежденная, что это Ричард, она поспешно встала.
— Есть здесь кто-нибудь? — раздался голос Констана.
Поколебавшись немного, он проскользнул в тяжелую полуоткрытую дверь, встревожено оглядываясь.
— Я здесь, Констан!
— А, ты тоже… Я пришел посмотреть, как это выглядит. Джервис сказал, что у него полно работы, а я так давно не был в Англии…
То, что он говорил, не имело никакого значения, потому что он желал того же, что и Аксель.
— Стойло Леди Энн здесь, — только и сказала она.
Он подошел, опустив глаза, и остановился рядом с ней.
— Ты пришла пешком?
Она знала о том, как ему неприятно оказываться среди непривязанных лошадей. Если только скакун вырывался из рук ученика во дворе, то рассчитывать на помощь Констана было нечего.
— Дуглас показал мне, где стоит велосипед, и я ехал по дороге. Если хочешь, на обратном пути могу взять тебя на раму…
Его голос дрожал, в нем слышались страх и отвращение: он рассматривал решетку стойла и проход.
— Так что же, это здесь?
— Да.
Они какое-то мгновение помолчали, пытаясь представить последние секунды Бена.
— Пойдем, Констан, не нужно здесь оставаться.
Она взяла его за руку и повела к выходу. За дверью оба вздохнули с облегчением. Снаружи было спокойно, на всем лежал отпечаток безмятежной ясности. У свежевыкрашенных белых барьеров распустились розы.
— Знаешь, Аксель, менять ничего не нужно.
— Менять?
— Я хочу сказать, что… Джервис попытался объяснить мне что-то о наследстве, но я не понял. Как по мне, то нужно, чтобы все продолжалось как было.
— Да что же, в конце концов?
— Конюшня, конечно! Надо жить как раньше. Ты справишься без него?
Комок в горле помешал Аксель ответить.
— Я буду тебе помогать, — настаивал Констан, — я буду рядом!
Душа его разрывалась от боли. Потеряв отца, он утратил главную опору и теперь боялся. Боялся, что ему не найдется здесь места, что его отстранят, отбросят, забудут.