но гладить, любить и кормить. Можно даже выбросить обратно на улицу, если возникнет такая прихоть.
Хотя и ослепленный, и покоренный ее красотой, юноша не чувствовал себя псом, он точно знал, что готов лизать руки, уткнувшись носом в ее колени, лишь бы ее горячие нежные пальцы гладили его волосы. Лишь бы они гладили только его.
Вода внезапно перестала течь, и юноша от волнения хлопнул дверью. Ляля посмотрела в сторону двери и подумала, что это сквозняк и на кухне следовало бы закрыть окно.
Вячеслав тем временем сидел скромно на кухне и пил чай, словно ничего не произошло.
«Интересно, поняла ли она, что я подсматривал за ней? Если да, то она сейчас даст знать».
Переодевшись в ночную сорочку нежно-розового оттенка, девушка вернулась на кухню.
– Нужно закрыть окно, – сказала она. – А то я простыну…
Чудеснейшая мелодия, звучавшая в сердце юноши уже несколько прекрасных дней, с распущенными мокрыми волосами подошла к окну и заметила, что оно закрыто. Ляля про себя улыбнулась, но ничего не сказала.
– Я тут чай пью! А за окном снова дождь. Ну и погода… – огорченно вздохнул Вячеслав.
– В Петербурге дождь – это все равно что вода мокрая или солнце печет. То есть – факт, который стоит принять как должное, – наливая себе чай, сказала девушка. – Ох, уж эти сквозняки! – расстроенно добавила Ляля. – Постоянно открывают двери в ванную.
– Что вы говорите, – подозрительно посмотрел на нее юноша. – Да, я заметил в окнах небольшие щели. Вот и продувает. Нужно, наверное, заклеить окно или заменить его на новое, – с деловым видом сказал Вячеслав.
– Этой квартире не хватает мужских рук. Там еще в ванной полка на честном слове держится.
– Я завтра посмотрю полку в ванной, когда вы будете на работе. И окно.
– Буду вам благодарна, – с достоинством сказала Ляля.
Вячеслав думал, почему она не помнит его поцелуев, тех редких прикосновений, которые должны были их сблизить, сроднить. Молодой писатель не мог понять, почему она до сих пор так холодна к нему, почему не позволяет своим чувствам (если они есть) выйти наружу из-под кожи. Когда ее обнимаешь, она – солнце, но когда на нее смотришь, она – лед.
«Что с ней? Или со мной что-то не так? Может быть, я перестал ей нравиться или моя порода показалась ей слишком обыкновенной, доступной? Возможно, ей не нравится мой запах? Почему за эти несколько незабываемых дней она не сделала мне и шага навстречу?»
– Ляля, можно мне вас спросить?
Писатель решил все выяснить, чтобы не строить иллюзий и не огорчаться зря.
– Спрашивайте.
– Я не могу понять, почему вы не делаете шаг мне навстречу, но при этом и не отталкиваете от себя. Я вам больше не интересен, да?
Ляля с недоумением посмотрела на юношу.
– Что вы такое говорите, Вячеслав? Мне с вами так хорошо, как ни с кем. Почему вам пришла в голову такая глупость?
– Я заметил, что вы охладеваете ко мне или уже охладели. Расстояние между нами сейчас еще больше, чем при первой встрече, хоть я узнал за эти несколько незабываемых дней о вас очень многое. И то, что вы бывали в Париже, и то, что у вас есть «молодой человек», не подозревающий о том, что вы свободны. Что ваша любимая книга – «Источник» Айн Рэнд, а «Театр» Сомерсета Моэма вам показался скучным. Я знаю, где находится ваша работа, знаю ваш график и даже должность, которую вы занимаете. Для маньяка этого, конечно же, мало, но для парня, который хочет стать к вам еще хоть на шаг ближе – это целый удивительный мир, с которым ему однажды пришлось столкнуться по воле случая или, быть может, судьбы.
Я знаю, что вы не имеете привычки закрывать дверь в ванную комнату за собой, а из этого я сделал вывод, что вы живете одна уже достаточно долгое время. И что в какой-то степени разгадка вашего холода кроется в этом. Я прав?
Ляля широко раскрытыми глазами смотрела на голубоглазого мальчишку с веснушками на лбу и носу. Она разглядывала его так, словно впервые в своей жизни видит.
– Значит, вы подглядывали за мною в ванной…
– Ну, не сквозняк же, в самом деле, – признался наконец юноша. – Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
– В «Театре» много написано о закулисной жизни актеров. А мне в тот момент нужна была книга о жизни за кулисами обычных людей, которые приходят домой, смывают с себя тушь, помаду, смывают улыбку с лица и начинают плакать. Мне не нужна была Джулия с ее бурными страстями, которые угасли так быстро и легко, как угасают любовники в самом расцвете своей молодости с нелюбимой женщиной. Мне совершенно не нужен был «Театр» в то время, когда я играла сама, когда я играла с людьми и людьми, когда люди играли мною. Знаете, Вячеслав, по правде говоря, «Чайка» Чехова – это тот же самый «Театр» Моэма. Те же самые люди, только другие имена, та же самая любовь и ее отсутствие. Самая обыкновенная трагедия, которая случалась с каждым. Вот только «Чайка» мне ближе. Все же Нина мне намного роднее…
Надеюсь, я ответила на ваш вопрос, – обратилась Ляля к Вячеславу после длительной паузы. Юноша все это время пребывал в сказанных ею словах и своих мыслях по этому поводу.
– Да…
– Может быть, пойдем спать? Мне завтра очень рано вставать на работу. Я клянусь вам, что с большим удовольствием просидела бы с вами на кухне до утра, если бы в последнее время у меня не начало болеть сердце от кофе. Я его употребляю уже достаточно давно и в больших количествах, особенно на работе с утра, когда нужно взбодриться. Поэтому, Вячеслав, с некоторых пор я предпочитаю крепкий ночной сон утреннему кофе.
– А как же сегодня…
– Сегодня я сделала исключение ради вас. Вы бы не почувствовали истинный вкус утреннего Петербурга без кофе, – улыбнулась девушка, на которую молодой человек уже второй день смотрел влюбленными глазами, проглатывая каждое слово, слетавшее с ее удивительных губ. Интересно, знает ли она об этом?
– Пойдемте. Спасибо вам за этот прекрасный день и вечер.
– И вам спасибо.
Они лежали этой ночью на одной простыне, под одним одеялом как чужие люди, ни разу не притронувшись друг к другу за целую ночь. Юноша боялся потревожить своими прикосновениями ее задетые чувства, а может быть, даже рану. Девушка с изменчивыми глазами боялась попросту влюбиться в умного, догадливого мальчишку с веснушками на лице, который не сумел еще починить ее душу, но сумел найти ее и даже притронуться к ней.
Ляля не плакала этой ночью только потому, что не хотела будить своими слезами человека, который вдохнул в нее радость и привез с собой в этот хмурый город солнце. Ляля не хотела, чтобы источник ее счастья знал о ее трагедии. О ее «Театре», который случается в жизни с каждым и который она изо всех своих сил пыталась в себе запереть. А он все стучал и просился наружу.
Молодому человеку предстояло узнать о прошлом своей возлюбленной и осознать ту странную истину, что до него в ее жизни кто-то уже был. Тот, кто также сумел однажды притронуться к ее святыне. Юноше предстояло заглянуть в глаза своему будущему врагу и принять его, как выплеснутый в лицо факт. На Тибете людей не хоронят, а оставляют их тела на скалах – на съедение стервятникам. Это ведь тоже факт!
И, конечно же, ему предстояло сходить с ней на «Чайку».
Глава седьмая
Вячеслав проснулся в десять утра и почувствовал расслабление тела, такое ленивое состояние организма, когда не хочется вставать с кровати, а хочется провалиться снова в глубокий сон. Эту слабость навеял дождь, стучавший в окно. Серое, затянутое небо было словно темная ткань, которой закрыли окно, чтобы в спальне не было дневного света. Ляли уже давно не было возле него, она тихо ушла на работу, укрыв голубоглазого юношу потеплее. Девушка после того, как проснулась, еще некоторое время смотрела в знакомое лицо молодого человека, представляя его в своем будущем дне, неделе, месяце. Она думала, почему ей не довелось встретить его раньше, когда она еще не растратила себя, не исчерпала, не опустела.
Маленькая петербурженка с пшеничными волосами и тонкими губами поцеловала юношу в щеку и в нос, а затем покинула спальню…
Вячеслав принял утренний душ, выпил кофе и решил прогуляться по Петербургу, прихватив с собой чужой зонт. Ляля снова ушла без зонта, оставив свой ему. Молодой гость культурной столицы решил незамедлительно купить себе главный атрибут этого романтичного и пасмурного города.
Невский, несмотря на дождь и рабочее время, был, как и всегда, полон людей. Вячеслав слился со спешащей толпой, хлюпающей обувью по лужам. Он двинулся в направлении Аничкова моста, юноше захотелось прогуляться до Гостиного Двора, а там зайти в ближайшую кофейню и выпить чашечку кофе.
– Что вы будете заказывать? – спросила Вячеслава молодая официантка.
Молодой человек так и не дошел до Гостиного Двора. Он уже у Фонтанки развернулся и направился в сторону дома, ему показалось, что в такую погоду лучше сидеть и пить кофе в квартире или в кафе рядом с домом.
Вячеслав вернулся на Литейный и на пересечении Литейного и Невского проспектов заглянул в ближайшую кофейню под вывеской «Заходи на глинтвейн». На коврике было написано большими буквами «Петербург любит тебя».
Молодой человек занял столик у окна. Это было уютное полуподвальное помещение. Пахло кофе и свежей выпечкой, играла расслабляющая музыка радио «Эрмитаж». Из окна можно было увидеть проезжающие мимо машины и человеческие ноги, ну и лужи, конечно. Молодой человек предпочел смотреть на машины и мечтать о своем.
– Пожалуйста, один глинтвейн и пирожное «Медовик».
Вячеслав хотел выпить кофе, но передумал. У него появилось внезапное желание выпить горячего вина в Петербурге, попробовать здешний глинтвейн.
– Хорошо. Принято.
– Благодарю.
Писатель думал о том, что пора начинать свою новую книгу. Юноше казалось, что ему есть что сказать этому миру, а в первую очередь – себе.
Он думал о том, почему эта синеглазая птица, которая внезапно стала для него такой родной, не позволяет себе взлететь вместе с ним и забыться в бескрайнем небе. Почему она не показывает ему свое сломанное крыло, а вместо этого говорит, что не умеет летать. Он видел, что она умеет, когда притронулся к ее губам и зажег ее глаза. Когда вдохнул в нее всего себя без остатка через объятия, когда остался в ней на то чудесное мгновение, на день, на два, навсегда.