– Который час?
– Восемь.
– Ну, вы и ранняя птица, – потянувшись, сказал юноша.
«Интересно, замечает ли он, когда обращается ко мне на «вы»? Так странно!» – подумала Ляля.
Он обнял ее и поцеловал в висок.
– Встаю…
Приняв утренний душ и позавтракав тостами с вишневым джемом и кофе, молодые любители культурного досуга отправились по набережной реки Фонтанки к Молодежному театру.
– Бр-рр, – сказал еще не до конца проснувшийся юноша. От Фонтанки, как всегда, веяло леденящим холодом. Вячеслав поднял воротник пальто.
– Кажется, скоро будет дождь, – сказала Ляля, подняв глаза к небу. – Хорошо, что взяли зонт.
– Как ты привыкла к такой погоде?
Юноша никак не мог себе представить, как можно прожить целую жизнь с серым небом над головой и лужами под ногами.
– Знаешь, я уже не замечаю этого. У меня, наверное, глаза адаптировались к этой вечной пасмурности и дождям. Петербургская погода со временем перестает быть плохой или хорошей, она становится состоянием души.
– Состоянием души, – обдумывал ее слова голубоглазый турист, которому возле Фонтанки было холодно, а возле батареи – жарко. – Наверное, грусть постоянно на душе, – сказал он. – Я вот иду, и мне грустно…
– Мне одной грустно было, а с тобой – нет, – сказала девушка и прижала к себе сильнее его руку.
Справа от них по каналу проплыл теплоход с туристами.
Ляля рассказала молодому человеку, как прожгла свою незабываемую молодость на Васильевском острове, в компании друзей. Она назвала свою молодость горящей свечой, которая, как ей казалось, никогда не погаснет… Влюбленная петербурженка поведала юноше о лучших годах своей жизни, об учебе в колледже и нелюбимой профессии. О разводке мостов через Неву и о том, как приходилось ей дожидаться утра на берегу Невы, чтобы опустили мост и можно было попасть домой.
Девушка, подарившая свое бархатное, прекрасное тело этой тихой, ласковой ночью, рассказывала своему завоевателю о белых ночах, об алых парусах и о том, как важно побывать в Петербурге летом. Этот город поистине был ее родным домом.
– Вот мы и пришли, – сказала девушка, когда они перешли дорогу от набережной и приблизились к воротам, за которыми виднелся зеленый парк.
Юноша пропустил Лялю вперед.
– Это Измайловский сад, одно из немногих мест, которые остаются в памяти навсегда. Непостижимо-странное место. Пойдем, я покажу тебе Петербургского ангела.
Вячеслав почувствовал своей кожей то, о чем говорила ему Ляля. Здесь была действительно уникальная атмосфера. Трудно было назвать это место парком, скорее – зеленым пристанищем призраков. Здесь пахло прошлым – неведомым, загадочным, таинственным, даже малость пугающим, о котором каждый из нас что-то слышал и воображал по-своему. Гробовая тишина и спокойствие – только ветер. Только опавшая листва, шуршащая под ногами. Только он и Ляля. А впереди, на скамейке, сидел маленький старичок с зонтиком в руке, читающий книгу.
– Это он. Петербургский ангел, – сказала девушка и присела к старичку на скамейку.
– А почему он здесь сидит? – спросил юноша, с любопытством осмотрев скромного и опрятного дедушку.
– Как – почему? Он присел, чтобы отдохнуть, почитать книгу и переждать осенний дождь.
– Интересно, знает ли он, что дождь переждать ему не удастся?
– На то он и ангел этого города, чтобы сидеть здесь вечность, – улыбнулась Ляля. – Посидели – и хватит. Пойдем за билетами.
– Прощай, ангел, – сказал юноша пожилому человеку и ушел вслед за Лялей, чтобы не отвлекать его от чтения.
«Наверное, Маяковского читает», – подумал юноша. «Пушкина!» – мелькнуло в голове у Ляли.
Вячеслав подошел к кассе, когда они зашли в старинное здание театра.
– Пожалуйста, два билета на «Чайку».
– На сегодня остались места только в последнем ряду.
Молодой человек в черном пальто перевел вопросительный взгляд на спутницу. Она кивнула.
– Хорошо, согласны!
Купив билеты, они не спеша отправились домой, только другим путем. Пошли по Московскому проспекту, чтобы свернуть на Загородный и выйти прямо к дому. Ляля не любила ходить одной и той же дорогой, она постоянно меняла свой маршрут.
Не прошли они и двухсот метров, как начался дождь.
– Вот и пригодился зонт… – с какой-то понятной только ей радостью сказала Ляля.
«Странная она. Радуется дождю».
«Счастлива я. Как давно никто не нес надо мною зонт».
«Чайка» проходила на малой сцене в двухэтажном старом здании, что стояло сразу напротив центрального, в котором они покупали билеты сегодня утром. Старинная постройка снаружи была увита коричневой листвой, а внутри начиналась пьеса.
– Я так рада, что ты согласился пойти, – сказала девушка с загоревшимися глазами, когда они заняли свои места в последнем ряду и ждали начала.
Вячеслав был в театре всего раз в жизни. И, насколько запомнил, восторга и незабываемых эмоций он тогда не испытал.
«Может быть, сегодня я открою для себя театр».
«Надеюсь, Вячеславу понравится пьеса».
И молодой писатель действительно этим чрезвычайно интересным вечером открыл для себя театр…
Пьеса закончилась, актеры скрылись за кулисами под громкие аплодисменты, зрители покинули свои места, и зал опустел.
Молодые люди несколько минут просидели, глядя на пустую сцену, а затем молча поднялись, переглянулись и покинули зал.
Дождь не начался снова, он даже и не прекращался. Вячеслав не проронил ни одного слова с начала пьесы. Ляля, шедшая под руку с ним, разделяющая с ним один зонт, одну постель, кухонный стол и даже грусть, решила наконец спросить.
– Как тебе «Чайка»?
Юноша смотрел на черные воды Фонтанки и думал о том, почему он никогда не читал это творение Чехова. Он читал «Даму с собачкой», «Человека в футляре» и даже «Три сестры» когда-то начинал читать, но не осилил.
– Как будто о нас с тобой.
– Кто я? – спросила тихо его покорная спутница, готовая последовать и в огонь, и в воду за своим писателем, книгу которого она не читала.
– Ты – Нина. Чайка! – сказал Вячеслав.
– А ты, получается, кто?
– А я – Треплев…
– Ну, конечно! Я так и думала, – сказала девушка с неким волнением в голосе. – Но ведь они не…
– Это не важно, мое состояние души сейчас – как у Треплева. Я – писатель, о котором не знает никто. Но! Я вас встретил, я вас запомнил, я вас раскрыл, как никто до меня не раскрывал… Даже Тригорин, который не помнит вашего имени. Я спас вас, моя Чайка!
– Вы спасли меня и сами спаслись от неминуемой гибели, – сказа она и задумалась, а затем добавила: – …и не нужно будет никуда уводить Ирину Николаевну. Дело в том, что Константин Гаврилович сейчас счастлив.
Глава десятая
– Мне завтра снова на работу, – напомнила девушка о горькой необходимости.
– Да, я только что подумал об этом, – грустно сказал юноша, когда они уже прошли Библиотеку Маяковского и приближались к Аничкову мосту.
– Благодарю вас, что пригласили меня на эту пьесу. Я вам клянусь, что теперь слово «чайка» ассоциируется у меня с Молодежным театром на Фонтанке, с вашей квартирой на Литейном, в окна которой доносится крик этих птиц. И, конечно же, с вами…
Ляле трудно было сказать, играет он или нет, обращаясь к ней внезапно на «вы». Или это был неосознанный переход, который замечала только она в те драгоценные минуты, когда с его губ слетали удивительные слова, полные уважения и ласки.
– И я вам благодарна, Вячеслав, за то, что вы ее со мной разделили…
– Я бы хотел, чтобы вы не работали, – таких слов Ляля не ожидала услышать и даже не нашла, что ответить.
– Может быть, когда вы напишете много книг и станете известным – я перестану продавать драгоценные камни, а стану их носить.
– Это случится, Ляля. Я вам обещаю.
«Это случится, Ляля». Теперь эти слова постоянно звучали у нее в голове.
Девушка готовила им ужин, Вячеслав пил чай на диване и смотрел в окно. Он думал об этой удивительной пьесе: о Тригорине, о Константине Гавриловиче и его маме, о Нине. О чучеле птицы, которое держал в руках Тригорин, повторяя: «Не помню! Не помню!»
«Чехов действительно знаток человеческой души. Он превосходно знал местонахождение человеческих чувств, нажимая на определенные клавиши. Талантливый человек».
– Вы думаете о постановке? – спросила Ляля, когда увидела своего мужчину в размышлениях. Он смотрел в одну точку за окном не моргая.
– О ней.
– Я знала, что вам понравится, – сказала довольным голосом миниатюрная леди, стоявшая у кухонного стола.
– Вы, наверное, знаете обо мне больше, чем я сам, – улыбнулся писатель, которому теперь было позволено эту леди обнять, поцеловать в шею и отнести на руках в чистую постель. А поутру сменить вчерашние простыни на свежие. Ему теперь было позволено все.
– Вячеслав… А у вас были девушки до меня?
– Были, – нехотя ответил юноша, ему не особо нравились такие темы. Копаться в грязном белье не доставляло ему никакой радости.
– А сколько их было?
– Две.
– А вы часто вспоминаете о них?
– Нет, не часто.
– А как редко вы о них вспоминаете?
Юноша недовольно скривился, но тем не менее решил ответить, зная, что подобный допрос произойдет рано или поздно. Пусть лучше рано!
– О самой последней я вспоминал за неделю до приезда к вам.
– А почему вы о ней вспоминали?
– Потому что она готовила мне еду, а когда ходишь голодным, то иногда вспоминаешь о человеке, который тебя когда-то кормил, – юноша задумался и добавил: – А о первой вспоминаю раз в год, если встречаю общих знакомых. Это старая школьная любовь, которая была очень давно и сгнила, как школьные парты.
– Странный вы…
– Почему? – спросил юноша.
– Вы так хорошо чувствуете женщин, растворяетесь полностью в нас, ласкаете. А когда вас спрашиваешь о бывших девушках, которых вы когда-то ласкали, то вы говорите о какой-то еде и сгнивших партах.