Все опять засмеялись. Мадам Лакруа решила, что момент подходящий, и тихонько толкнула локтем вторую девушку. Обе они вышли, а Жюстина открыла еще одну бутылку сидра и плюхнулась на солому рядом с Жюльеном.
— Бедный малыш… Сегодня он хорошо выспится! — рассмеялась вторая девушка, выйдя из амбара.
— А все-таки у нее ветер в голове! — сказала мадам Лакруа.
— Это темперамент у нее такой. Она мне говорила, что ей это нужно каждый день. И даже два раза в день! А теперь, когда ее парень уехал…
— Слушай, всем нам сейчас несладко! Каждая могла бы себе в оправдание сказать то же самое!
Жюстина еще раз поднесла бутылку Жюльену, а Жюльен поперхнулся, закашлялся и обрызгал себе рубашку.
— Да вы весь мокрый, месье Жюльен! Это вредно при такой жаре. Вы простудитесь.
Недолго думая Жюстина вытащила полы рубашки из брюк и расстегнула ее. Жюльен безумно перепугался. После приключения с Матильдой похотливые мечты часто посещали его по ночам. Но проснувшись, он отгонял их. Ведь эта история так скверно кончилась! Жюстина погладила его по груди.
— Как у вас сердце бьется!
Жюльен испуганно уставился на дверь амбара: она даже не была закрыта! Кто угодно мог войти сюда!
Жюстина приложила ухо к его груди.
— Можно мне послушать, как оно бьется?
Через минуту она поднялась и пристально взглянула ему в лицо.
— Вы волнуетесь, месье Жюльен?
Жюльен утвердительно кивнул, не сводя тревожного взгляда с двери. Какое несчастье случится на этот раз? Ему хотелось встать и проверить, не разгуливает ли кто-нибудь поблизости? Но Жюстина толкнула его, опрокинув на солому. Потом улеглась на него, и вскоре он почувствовал, как соломинки покалывают ему голые ягодицы.
И опять она пристально взглянула на него.
— Куда это вы так уставились? — спросила она с интересом.
— Пытаюсь увидеть что-нибудь снаружи, — запинаясь, ответил он.
— Нашел время! — воскликнула она. — Сейчас я тебе покажу кое-что получше!
Она приподнялась и встала на колени, чтобы стащить с себя платье. Под платьем у нее ничего не было. Жюльен был так поражен, что наконец оторвал взгляд от двери. Широко раскрытыми глазами он смотрел на невероятно пышную рыжую поросль, поднимавшуюся у Жюстины до самого пупка, покрывавшую ляжки и свисавшую между ног наподобие помпона. Жюстина, хорошо знавшая мужчин, не сомневалась в произведенном впечатлении. Но во взгляде Жюльена была такая оторопь, что ее это даже тронуло.
— Хочешь увидеть остальное?
И она гордо повернулась спиной, расставив ноги, чтобы показать меховую накидку, прикрывавшую ее сзади и прекрасно сочетавшуюся с муфтой, которую она носила спереди: надо полагать, руки у нее никогда не мерзли.
Вернувшись в прежнее положение, Жюстина сразу заметила немую дань восхищения со стороны Жюльена, до глубины естества взволнованного ее прелестями. Пусть дверь остается открытой! Пусть Аньес врывается сюда со всеми домашними! Все равно это не помешало бы Жюльену выразить свой восторг так наивно и так красноречиво, что Жюстина ответила комплиментом на комплимент:
— Какой вы здоровенный!
И она обрушила на это юное богатство столько пыла и столько ласк, что Жюльен не смог устоять: слишком долго он ждал, слишком много ночей провел в мечтах, неотрывно глядя на дверь!
— Осторожно! Осторожно! — простонал он вдруг.
Поздно! Жюстина приподнялась, несколько разочарованная, и увидела, что ее рыжий мех весь усыпан отборным жемчугом.
— А вы чувствительный, месье Жюльен! Ну ничего! Сейчас мы опять наберемся сил.
Она откупорила последнюю бутылку сидра и протянула Жюльену. Он отпил несколько глотков.
— Это поможет вам расслабиться! В следующий раз не будете такой нервный.
И она заставила Жюльена выпить почти всю бутылку.
Потом напилась сама и улеглась рядом с мальчиком, у которого на данный момент внутри все было тихо, если не считать бурчания в животе.
— Ну же! — подбадривала его Жюстина. — Перед тем как идти на абордаж, надо поднять флаг!
Но Жюльена сильно кренило.
— Кажется, вы заставили меня слишком много выпить, Жюстина.
Нельзя же было оставаться на месте! Жюстина изо всех сил тянула за фал, налегала на снасти и такелаж. Уж она-то знала, как управлять кораблем! Она прошла через множество испытаний: мертвые штили, затишья после бури, коварные мели! Немного терпенья, немного уменья — и можно снова пускаться в путь!
Ничего не поделаешь! Жюльен заштилел в куче соломы. Он даже храпел! Раздосадованной Жюстине пришлось завершить путешествие в одиночку, с помощью весла.
Затем она оделась и вышла из амбара, оставив Жюльена, уносимого своевольным течением.
Было уже почти темно, когда в амбар зашла мадам Лакруа. В слабом свете лампочки, висевшей под самой крышей, она стала искать Жюльена.
— Месье Жюльен! Пора ужинать!
Нога спящего высовывалась из соломенной подстилки, и мадам Лакруа споткнулась об нее. Жюльен разом проснулся и увидел, что лежит голый, как младенец в Рождественских яслях, а перед ним стоит, улыбаясь, мадам Лакруа. В смущении он взял горсть соломы и положил на живот.
— Эту зверюшку, месье Жюльен, соломой не накормишь! — рассмеялась жена управляющего.
Она прислонилась спиной к двери, а Жюльен стал торопливо одеваться. Он стоял задом к ней, но чувствовал, что она продолжает с легкой улыбкой наблюдать за ним. В этой улыбке сквозила насмешка и еще что-то, чему он не мог дать название. Неужели она не могла смотреть в другую сторону? Чтобы выйти, ему пришлось пройти мимо нее.
— А что скажет ваша мама, если увидит это?
И она вынула из волос Жюльена две соломинки. Потом достала платок, смачно плюнула в него и провела им по лицу Жюльена.
— Теперь вы чистый, как новенький су!
Когда он пришел в столовую, ужин был окончен и все уже вставали из-за стола.
— Извините меня! Я заснул!
— Воспитанные люди в таких случаях просят, чтобы их не ждали! — сухо сказала Аньес.
— Он слишком много работает, — вступилась тетя Адель. — Жюльен, милый, иди поешь чего-нибудь на кухне!
Жюльен сожрал в холодном виде банку фрикасе из кролика в белом вине и банку цыпленка в пряном соусе. На десерт он съел две тарталетки с ежевикой. И в этот момент вошла Жюстина, неся из столовой грязную посуду. Она даже не подняла глаз на Жюльена, ей было слишком некогда. Она бросила приборы в раковину, где уже лежали пустые банки, открыла кран и начала все мыть.
Жюльен, опешив, глядел на нее: она не улыбнулась, не подмигнула ему, просто повернулась спиной и вся ушла в мытье посуды. Вилки стукались о банки, пена перетекала через край раковины, а он, Жюльен, значил не больше, чем один из этих пузырьков, с треском лопавшихся в воздухе. Невероятно! Два часа назад они с Жюстиной хотели принадлежать друг другу, разве не так? Да! Принадлежать друг другу! А теперь — такая разительная перемена!
Он встал, он хотел по крайней мере объясниться с ней, заявить о своих правах, нельзя же так грубо порвать с ним, он хотел только сделать ее счастливой, она еще убедится в этом! Убедится!
Он тихонько подошел к ней сзади и поцеловал в затылок — неуклюже, но с чувством. В ответ его сердито оттолкнули.
— Но… Я думал…
— Думал? — воскликнула Жюстина. — А ты не думай!
— Но… Это было только что!
— Что было, того уже нет! Надо было суметь этим воспользоваться, приятель!
Жюльену оставалось только присоединиться в гостиной к людям своего круга. Дамы играли в бридж. У Жюлиа было преимущество. Мягкий свет лампы, сделанной из китайской фарфоровой вазы, подчеркивал белизну ее точеных пальцев. Жюльен сел на диван напротив Жюлиа и снова задумался о романтических и безответных чувствах, которые испытывал к кузине.
Пуна села рядом с ним.
— Что это у тебя тут?
— Где? — рассеянно вздохнул Жюльен.
Пуна показала пальцем. Жюлиа подняла голову и посмотрела тоже.
— Да вот же! — сказала Пуна и прыснула от смеха.
У Жюльена из ширинки торчала соломинка, он стал ее вытягивать, стараясь не привлекать к себе внимания, но теперь все смотрели на него, а соломинка оказалась длинная-предлинная, и как это он ее не почувствовал? По меньшей мере сантиметров пятнадцать. Нет, двадцать! Пуна, естественно, корчилась от смеха! А партия в бридж была прервана!
— Что происходит? — спросила тетя Адель.
— Пойду-ка я спать… Спокойной ночи! — сказала Жюлиа, вдруг вставая.
Глаза девушки сверкали так грозно, что Жюльен отвел умоляющий взгляд.
Этим вечером Жюльену не спалось. Он лег в постель, долго думал о Жюлиа, долго думал о Жюстине, долго думал о женщинах вообще. Какие же они странные существа! Они обижаются, когда на них смотришь — и когда не смотришь, когда их любишь — и когда не любишь: ну как тут угадать?
А вдруг Жюстина ждет его сейчас у себя в комнате? Как узнаешь? А Жюлиа? Что могла значить для нее эта соломинка? Могло ли это быть поводом для ревности (ведь она наверное ревновала), если известно, что она уже давно потеряла к нему интерес?
Спустя некоторое время Жюльен уже был уверен, что Жюлиа скоро признается ему в верной и неизменной любви и что она только из женского кокетства делала вид, будто интересуется Шарлем.
Женское кокетство! Вот ключ к разгадке! Главное — слушать их и все понимать наоборот. Жюстина, конечно же, ждет его! А если заставить ее ждать слишком долго, она опять обидится. Значит, надо подняться к ней! Немедленно! Если уже не слишком поздно. Ведь на эти раздумья ушел целый час!
И вот он на этаже, где живут слуги, перед дверью Жюстины. (Да, а на что он решился, в конце концов? Хотя нет! Ни на что он не решился. Просто он стоит перед дверью. Уже минуту. Уже пять минут.) Может быть, стоило одеться, не появляться перед ней в пижаме. Ей это безусловно не понравится. В пижаме! Не собирается же он, в самом деле, провести с ней ночь! Он только хотел извиниться за недавний промах! Только извиниться! Возможно, лучше было бы написать ей. Да! Письмо! Женщины любят письма! Он бы все объяснил, Жюстина поняла бы и простила его. Он уже мысленно сочинял это письмо, стоя перед дверью, ибо он не двинулся с места, он еще не решился, он не мог решиться ни на что, именно поэтому ему не везло с женщинами, он это знал, он это знал…