– Неужели они собирались обыскивать номера?
– Ну, четверо из вас привезли с собой общую фотографию класса, и теперь ни одна не может ее найти. Слишком маленькая вероятность совпадения.
Кувалда побывала здесь? Рылась в ее сумке?
Маша с отвращением обвела комнату взглядом. Скоро она начнет ненавидеть здесь все!
– Подождите! – спохватилась она. – Но ведь ключей-то им не дали!
– Мы не знаем, сколько попыток предприняли эти двое и к кому обратились еще, – разочаровал ее Макар. «Не говоря уже о том, – добавил он про себя, – что при необходимости замки на местных дверях открываются скрепкой».
Бабкин наконец перевернулся лицом вверх. На небритой щеке отпечатался след от рифленой обивки дивана.
– Мы провели блестящее расследование! – громко произнес он. – Утром нам было известно, что у Зинчук есть мотив для убийства. Теперь мы продвинулись куда дальше. Стало ясно, что мотив для убийства был у каждой из твоих одноклассниц!
– Исключая Стриженову, – дотошно поправил Макар.
Бабкин отмахнулся:
– Наверняка ей тоже что-нибудь обрезали, а если не обрезали, то пришили!
– И Матильду! – испугалась Маша. – Она тут вообще ни при чем.
– Всего шесть человек осталось! – восхитился Сергей.
– Плюс неизвестно где болтающаяся Зинчук.
Бабкин хлопнул ладонью по дивану.
– Предлагаю на этом расследование считать провалившимся, то есть закрытым. Все, братья и сестры: собираемся и валим отсюда. Красивая у тебя была версия, Макар. Но ни подтвердить, ни опровергнуть ее мы не можем.
Он поднялся. Илюшин хотел что-то возразить, но ему помешал телефонный звонок. Звонил не Машин сотовый, а аппарат в номере.
– Пиццу задерживают! – недовольно предположил Макар.
Бабкин страдальчески закатил глаза.
– Я когда-нибудь убью тебя этой пиццей!
– Шестнадцатью ударами?
– Замороженной? Тебе хватит и двух.
Маша прервала их перепалку, сняв трубку.
– Алло? Алло, я слушаю.
– Маша, прости меня, пожалуйста, – сбивчиво забормотал женский голос.
– Кто это? Мотя, ты?
– Я-а-а…
– Ты что там, ревешь? – подозрительно спросила Маша.
В трубке зашмыгали носом.
– Это я во всем виновата!
– Мотя!
– Прости меня! Я не хотела! Просто так получилось, а потом мне было стыдно, ужасно стыдно, и я не могла тебе признаться! Я подлая, это правда!
– Подлая? Ты?!
– Да!
– Губанова! Ты там пьяна, что ли?
– Я не хотела, – твердила Мотя, – я не хотела, чтобы ты пострадала! Не хотела, чтобы обвиняли тебя! Клянусь!
– Черт возьми, о чем ты говоришь? – закричала Маша, не выдержав.
В трубке повисла тишина.
– Я знаю, кто это сделал, – всхлипнула Матильда. – Сразу знала. Я поговорю… с ней. Пусть она не трогает больше никого!
– О господи…
Услышав это «о господи» Макар вскочил, Сергей в два шага оказался возле жены.
Маша прижала руку к динамику и быстро шепнула ему на ухо:
– В ее номер, скорее! Она знает, кто это сделал, и хочет встретиться с убийцей!
Обоих сыщиков сдуло из комнаты.
– Мотя, поговори со мной, пожалуйста, – попросила Маша, отняв ладонь. – За что ты просишь у меня прощения? Ты никогда меня не обижала.
Вместо ответа раздался такой горький плач, что у нее сжалось сердце.
– Ну что ты, дружочек мой, – ласково сказала она. – Мы же так здорово с тобой здесь общались. Ты, наверное, единственная, кто…
– Это я, я написала письмо про Гудасова, – отчаянно выкрикнула Мотя. – Я была в него влюблена, а он не хотел со мной заниматься! И тогда я…
– Что? – растерянно переспросила Маша. – Что ты сказала? Это ты написала донос на Гудасова?
– Да! Да! Но я…
Плач оборвался, словно выключили все звуки. Маша, оторопев, взглянула на телефон в своих руках, постучала им по столу.
Бесполезно. В трубке поселилась мертвая тишина – без единого слова, без единого гудка.
Маша вскочила. Ее не так потрясло признание Матильды о физруке, сколько ее намерение пристыдить убийцу.
– Мотя, только не это, – забормотала она, переобуваясь из тапочек в кроссовки и начисто забыв о запрете Бабкина выходить из номера. – Мотя, не делай глупостей, пожалуйста! Все будет нормально!
В коридоре она налетела на какую-то фигуру и вскрикнула.
– Тсс! Спокойно, Маша, я Дубровский!
– Макар! Я из-за тебя чуть разрыв сердца не получила.
От того, что Илюшин способен шутить, ей сразу стало спокойно. Значит, с Матильдой все в порядке. Сейчас они вместе пойдут к ней, успокоят и выяснят, что же именно…
Тут Машина мысль застопорилась. Поскольку она внезапно сообразила, что с момента выхода Бабкина и Макара из номера прошло слишком мало времени.
– Ничего не знаю о Губановой, – вполголоса предупредил Илюшин, подтверждая худшие ее опасения. – Мы с Серегой рванули к ней вместе, но на полпути он спохватился и отправил меня назад. Беречь и охранять тебя.
Маша побледнела.
– Быстро! Пошли к ней!
Но до номера они не добрались. В холле их окликнули. Бабкин спускался с лестницы, и при одном взгляде на его хмурое лицо у Маши по коже пробежал нехороший озноб.
– Ее там нет. – Сергей был мрачен и собран. – Дверь открыта, внутри никого. Из телефона выдернут шнур.
– Из розетки? – уточнил Макар.
– Нет. Из самого телефона.
Несколько секунд все трое обдумывали ситуацию.
– К Викентьеву, – принял решение Илюшин. – И поживее!
– Все?
– Нет, только я. А вы оба начинайте обыскивать отель. Она будет встречаться с убийцей где-то здесь. Только не разделяйтесь!
Но Маша с Бабкиным уже бежали по коридору и последних его слов не слышали.
Женщина целеустремленно движется по пустому парку, где только белки да свиристели носятся в оголенных кронах. Я скольжу над ее головой, пытаясь заставить ее повернуть обратно.
Но она не слышит меня. Слишком глубоко она погружена в свои мысли, фантазируя, что ждет ее и что она получит от этой встречи.
– Стой! Стой! – кричу я. Деревья отзываются гулом стволов, когда я пролетаю мимо; с хрустом подламываются ветки; сдвигается и ползет вниз по тропе огромный пласт подтаявшего снега. Все в природе отзывается на мой крик. Но только не она.
– Вернись! – умоляю я. – Не ходи туда!
Ужас и тоска охватывают меня. Если сбудется то, что я предчувствую, то в ее смерти будет и моя вина. Я затеяла эту игру, я втянула их всех! От одной этой мысли меня прибивает к мерзлой земле. Строгое небо поднимается высоко и становится так далеко от меня, словно мне никогда не оказаться там, в его сияющей голубизне.
Но я не хочу! Я не могу остаться здесь навсегда, скользить тяжеловесным призраком у самой земли, не знать ничего иного, кроме человеческих мыслей и чувств! Это жуткая участь.
Я ничем ее не заслужила!
Однако женщина, спешащая на встречу с той, кто убьет ее, – лучшее опровержение моего жалкого крика. Я в ответе за ее судьбу – и не в силах ее изменить.
Потому что я затеяла эту игру. Я породила чудовище.
Земля подо мной черна, холодна и бесчувственна. Я наливаюсь тяжестью. Я, бестелесная и невесомая, теряю высоту! Чем ближе женщина подходит к месту их встречи, тем ниже я опускаюсь. Что-то давит на меня, и выскользнуть из-под этого безжалостного пресса невозможно.
Так бывало со мной раньше, в жизни, когда я летала во сне. Чтобы подняться в небо, нужно сделать одно усилие, больше умственное, чем физическое, и освободиться от силы земного притяжения. Но теперь сбывается мой кошмар: сколько я ни пытаюсь повторить это действие, испытанное многократно, у меня ничего не получается.
Страх охватывает меня. Страх перед чернотой земли, над которой я парю, как глубоководная рыба над песчаным дном. Как будто там, зарывшись в мерзлом слое, поджидает меня существо из тех, что нельзя называть по имени… И стоит мне коснуться дна, его когтистая лапа взлетит вверх – и утянет меня к себе, под слипшиеся корни, где белесые твари без глаз корчатся, не зная света и простора. Я стану одной из них.
– Пожалуйста, вернись! – надрываюсь я в спину женщины. Но она упряма. А самое главное, ей не дано слышать меня и мне подобных. У нее внутри живут лишь ее собственные голоса, чужим там нет места.
Из-за дерева выходит вторая. Она не улыбается, вернее, не улыбается лицом, но я вижу, как гнилое ее нутро сотрясается от внутреннего смеха. Как легко ей удалось одурачить эту простофилю!
– Не трогай, не трогай ее! – прошу я.
Но взывать к ней – то же самое, что взывать к дьяволу. Черная плесень так сильно разъела ее, что я понимаю: человеческого здесь осталось мало.
Я скольжу вокруг них, я мечусь, и деревья отвечают моим мольбам гулким скрипом.
– Что-то ветер разгулялся, – замечает одна.
– Апрель! – с усмешкой отвечает другая.
А больше они ничего не успевают сказать. Та, вторая, наносит удар – и ее жертва падает навзничь.
– Нет!
Ветер, которого я прежде даже не замечала, подхватывает меня и относит в сторону – как сухой лист, отмерший и бесполезный.
Глава 16
Они столкнулись с Илюшиным у лестницы на первом этаже.
– Нет ее нигде, – выдохнула запыхавшаяся Маша, не обращая внимания на недоуменные взгляды окружающих. Они втроем и в самом деле представляли собой странное зрелище: взмыленные и покрасневшие, словно бежали кросс по бесконечным коридорам «Тихой заводи».
– И Викентьев уехал! – поморщился Макар.
– Как уехал?!
– У него же не одно дело в производстве.
«А Мотя? – чуть не воскликнула Маша. – А мы?!»
– По комнатам прошлись, – тем временем вполголоса отчитывался Бабкин. – Все закрыты и везде тишина.
– В подсобках всяких?
– Первым делом. Туда, где Машка нож нашла, она сразу рванула. Никого.
– И ключ на месте?
– Да.
– Положим, в номере она ее убивать не будет…
– Слушай, здание старое, здесь тысяча закутков и подвалов, о которых мы не знаем. Она заманит ее туда под любым предлогом. Потом вернется.