Кто следующий?!
И тут же лечу вперед на несколько метров — словно копер ударяется чугунным боком в дом и сносит его за секунду.
Понимаю сразу, что это Марк. Пользуется тем, что я ослаблен боем с вампирами, и нападает исподтишка. Открываю один глаз, отмахиваюсь от коричневого крыла в красных прожилках вен, и вижу, что вампиры не нападают на Марка. Они кружат только надо мной, будто комары над единственным человеком в тайге.
Машинально вскакиваю на лапы и делаю обманное движение — выставляю вперед плечо, в которое и целится опьяневший от близкой расплаты брат. Он кидается прямо на ту мишень, которую я ему приготовил, и в тот момент, когда его зубы клацают возле моего уха, запрыгиваю ему на спину.
Удивительно, что он снова попадается в эту ловушку. Несколько лет назад, когда Мария умерла, мы дрались точно так же, и я применил точно такой же прием, когда полоснул по его морде когтем, оставив на его щеке огромный шрам. Ну а всем известно, что глубокие шрамы, которые оставляют близкие родственники, не заживают никогда…
Огромным меховым шаром мы катимся в сторону, ударяемся о дерево, и я отмечаю, что его зверю хорошо досталось. И от того, что чувствую такое же удовлетворение, как Марк совсем недавно, понимаю, что теперь мы деремся уже не за то, кто останется в стае или уедет из города.
Это наш последний бой.
Потому что он перешел границы. Потому что он призвал приспешников ночи в помощники. Потому что он убил мою любимую много лет назад. И потому что он обманом увел мою пару снова.
Принятие этого развязывает руки, добавляет гибкости, ловкости, маневренности.
Больше не нужно сдерживаться, чтобы не навредить, больше не нужно волноваться за то, что могу снова, как после смерти Марии, оставить шрам на его лице, который никогда не заживет. Я свободен от слова, данного отцу — не перегибать палку в драке.
И это понимание торжеством будоражит кровь, насыщает ее кислородом, отзывается в мозгу.
Я тебя уделаю, Марк. Пришло твое время, чертов предатель.
Вдыхаю воздух, через который пробивается аромат моей истинной пары. Ее уютный, родной запах с примесью нового, который становится с каждым днем сильнее — аромат миндаля — запах моего еще не родившегося сына. И понимаю, что готов сражаться ради этого до самого конца.
Даже с собственным братом.
❅
29
❅
Выкидываю руку в сторону и не глядя ловлю последнюю летучую мышь, которая осмелилась спикировать на меня. Быстрым движением отрываю ей голову и выкидываю в сторону. Тушка с все еще подергивающимися крыльями летит в другую.
Остальные приспешники ночи, оставшиеся от многочисленной орды, поднимаются вверх, ослабленные боем и светом солнца. Мрачно смотрю на них и показываю кулак, и они будто отшатываются, не решаясь снова напасть, и улетают. Я знаю, что несколько мышей сидят на ветках. Они будут приглядывать за домом, за мной, ожидая, когда снова станет темно и можно будет вернуться, чтобы напасть снова.
Но я не дам им для этого ни малейшей возможности.
Пусть горят в аду.
Делаю несколько шагов вперед и останавливаюсь около Марка. Он лежит на спине и смотрит в небо, по которому ползут лучи рассвета, окрашивая все вокруг в лиловые, оранжевые, розоватые оттенки.
— Быть… альфой… моя… судьба…. — отхаркивает он кровь при каждом слове. Моя огромная тень закрывает его от солнца, и я с удовлетворением наблюдаю, как жизнь по капле выходит из него. — Отец… был… не прав… что… только… наследник может… решить… наше первенство...
— Ты всегда был слишком глуп, Марк. Эгоистичен и глуп. Только если ты знаешь, что сражаешься за родную кровь, ты готов убить даже дьявола во плоти. Но ты… Тебе никогда не узнать этого, не познать. Потому что ты не видишь ничего дальше собственного носа и жаждешь только власти.
— Влас-с-сть… — по этому свистящему звуку становится понятно, что его легкие повреждены. — Только власть… смысл всего… Могущество…
Он кашляет, и лицо его становится белее бумаги.
— Ты слишком мягкий для оборотня. С-с-смерть Марии… так подкосила… тебя, что ты… сбежал из с-с-стаи… в город.
— Ты поэтому призвал вампиров?
Он усмехается.
— Это было лучшим… решением... Оборотни были… у меня в кулаке — страх… против врага… объединяет...
Я со злости пинаю снег, бывший когда-то белым. Теперь на нем полосы ржавой крови, клочки шерсти.
— …Эти мусорщики… сожрут все… И я ждал… момента, когда ты… вернешься… чтобы они расправились… с тобой…
Киваю в сторону, где под укрытием теней от высоких деревьев поблёскивают красными пуговицами глаз вампиры, висящие на ветках головой вниз.
— Как видишь, все получится наоборот.
Марк заходится в смехе, который гасит кашель.
— Еще не вечер… Не вечер… Я позволил этим тварям сожрать тебя. Они сделают это быстро… Не оставят и косточки… А потом… я выжгу их гнезда… сожгу все к чертям, и стану настоящим героем стаи…
— Откуда эта ненависть, Марк? — спрашиваю, но не жду ответа.
Марк откидывает руку, исполосованную в мясо, на снег, и он тут же становится бурым от крови.
— Ты так слаб… — бурчит он еле слышно, — что… не можешь… прикончить меня.
Его лицо озаряет вспышкой страшная улыбка, демонстрируя частично трансформировавшиеся клыки. Он явно хочет, но не может перевоплотиться, чтобы заживить раны, нанесенные моими когтями.
— За меня, — я киваю в сторону вампиров, — это сделают твои друзья.
Он следит за моим взглядом, и тень страха пробегает по лицу.
— И ты… позволишь… — мычит Марк, но я уже иду к хижине на четырех лапах, не обращая на него внимания. Понимая, что не доведу начатое до конца, оставлю его на растерзание бывшим сообщникам, в его голосе проскальзывают нотки паники. — Это я отвел Марию к ведьме… я сказал, что она… может сделать так, чтобы та… забеременела от волка.
Застываю на мгновение. Он говорит это, чтобы разбудить во мне ярость, но я не поддамся на уловку.
— Она так хотела… стать частью твоей жизни… и сразу согласилась… Соглас-с-с-силась. А ведьма… ха-ха… она все твердила… что нужно делать то, что… хочешь именно ты… Каждый сам выбирает свою жизнь… сам вершитель своей судьбы… Вершитель…
Веду плечом, заставляя себя не обращать внимания на его слова.
— Беги, Марк, беги…
Открываю дверь и тут же чуть не падаю: прямо в меня направлено дуло старого ржавого ружья, судя по запаху, в котором даже нет патрона.
И Аурелия, моя пара, смотрит глазами, полными тоски, затаенной боли, невысказанных упреков.
— Нет, — шепчет она, и это зрелище буквально раздирает сердце.
Она не доверяет мне! Не доверяет! Мне хочется вернуться и дернуть когтем, словно струну, сонную артерию Марка за его длинный язык. Хочется самому себе надавать пощечин за то, что позволил всему этому случиться.
Протягиваю руку, пытаясь успокоить, взглядом заверить, что все еще будет хорошо, что мы сможем все преодолеть. Заставляю себя не смотреть по сторонам, потому что знаю, что призраки прошлого могут легко обрушиться на мою многострадальную голову, похоронить под собой все надежды на счастливое будущее. Запаха Марии в доме не осталось совсем — слишком много лет прошло с того дня, когда она в последний раз тут бывала.
И я не могу перестать винить себя за ее смерть, не могу…
— Я загрызу всякого, кто встанет у меня на пути. Пойдем домой, золотко.
Допустить повторения случившегося я не могу, не имею права. Я уже потерял однажды свою первую любовь, которая забеременела только для того, чтобы угодить мне. И теперь не могу позволить скончаться своей истинной паре, которая всегда мечтала о ребенке.
— Золотко! — Лицо Аурелии искажает болезненная гримаса, и я тут же бросаюсь к ней на помощь, чтобы поддержать, напитать энергией, своей собственной силой.
— Ребенок, — шепчет она. — Ребенок!
Подхватываю ее на руки и рывком поднимаю вверх. Она слишком слаба, чтобы сопротивляться, напугана так, что даже не обращает внимания на окружающую действительность, когда мы оказываемся за пределами охотничьего дома. Все вокруг усеяно трупами вампиров, кровью, кусками кожи, клочками шерсти. Марк отчаянно пытается спастись — он ползет в сторону дома, наивно полагая, что сможет укрыться от мести летучих мышей.
Но я знаю — его слова о том, что он лишит их крова, сожжет их гнезда, не дадут ему спастись. Кожей чувствую покалывающее напряжение грядущей смерти, и вижу, как опасно блестят красные глаза среди черных веток деревьев, наполненные ожиданием кровавой и мучительной расправы.
Они не позволяет ему умереть легко, они будут пускать его кровь, шаг за шагом приближая старуху с косой, и шаг за шагом отдаляя ее, чтобы начать все с начала.
Знаю, что Марк борется сам с собой, сомневаясь, можно ли попросить у меня быстрой смерти, но это уже не мое дело.
Быстро открываю дверь его джипа, загружаю на заднее сиденье Аурелию, которая стонет, ухватившись за живот. Завожу мотор, молясь только о том, чтобы машина не застряла. Но автомобиль легко двигается по своей же колее, проложенной вчера Марком, которая ведет к старому дубу. Если прибавить газу, то мы доедем до наступления сумерек.
Скорее. Скорее.
— Лиам…
— Потом, золотко, все разговоры — потом. Сначала нам нужно добраться до деревни.
— Эта боль…
— Не волнуйся, моя девочка, — ловлю в зеркале заднего вида ее растерянный взгляд. Я знаю, что нужно сделать, что я смогу сделать. — Мы справимся. Мы справимся со всем…
❅
30
❅
— Лиам, что ты делаешь? — Мария испуганно смотрит, как я провожу тонким острием ножа по своей руке. Кровь тут же сначала набухает каплей, потом стремится тонким ручейком вниз, опадая рубинами в траву.
— Хочу спасти тебя, моя любовь. Хочу спасти…
Делаю такой же надрез на ее руке, и она вскрикивает от неожиданности и боли. Опирается на старый дуб и держится за живот. Глухо сопит. Я знаю, что она ощущает боль внизу живота — как бы ни старалась скрыть это, но волчонок в ее утробе набирается силой. Гордость девушки не дает ей признаться в слабости, и потому она боится лишний раз издать звук, открывающий всю бездну ее боли.