— Удалил. У вас ведь кардиального клапана нет. Думаю, что из-за рефлюкса желчи начались воспалительные процессы в пищеводе. Пропишу вам лекарство.
Сперва лекарство помогало, но через некоторое время перестало: боль не проходила. Его атаковали приступы тошноты. Когда есть ему стало еще труднее и он похудел на десять килограммов, Уцуми с новой настойчивостью принялся пытать Катагири:
— Что-то улучшений нет, вам не кажется? Доктор, вы мне, пожалуйста, только не врите. Я вам уже говорил — это мое тело.
— Мы удалили всю пораженную раком ткань. Так что, думаю, все нормально.
— Если нужна еще одна операция — я готов.
— Такой необходимости нет. Если вам очень плохо, можем положить вас на отделение, поставить капельницу, — делая вид, что не замечает раздражения Уцуми, твердил Катагири, отводя взгляд.
Так ничего и не добившись, Уцуми с этого вечера начал украдкой следить за Катагири.
По окончании рабочего дня в шесть вечера Катагири садился в свой «вольво» и ехал по заснеженной дороге домой. Жил он в многоквартирном доме на юге города. Вместе с ним жили жена — преподаватель университета, ее мать и малолетняя дочка. Раз в неделю у него было ночное дежурство. Такими были результаты расследования Уцуми. Однако в субботу вечером Катагири поехал не прямо домой, а поставил свой «вольво» на стоянке у здания муниципалитета. В баре Катагири ждала молодая женщина. Это была та самая девица из регистратуры, которая, когда Уцуми впервые пришел в больницу, направила его к доктору. Уцуми удостоверился, что девица с Катагири после бара уединились в гостиничном номере, и на следующей неделе снова поехал в больницу.
Уцуми ждал в коридоре, когда увидел спешащего вдоль красной полосы Катагири — подол его накрахмаленного белого халата развевался на ходу. Красная полоса вела в отделение гастроэнтерологии. Заметив стоящего в углу Уцуми, Катагири обомлел.
— О, Уцуми-сан!
— Здравствуйте, доктор!
— По какому поводу сегодня? Плохо себя чувствуете? Боли?
— Да нет. Так, переговорить надо.
Они вместе зашагали по коридору. Уцуми стал задыхаться — он уже не поспевал за здоровым человеком. Невольно он ухватился за плечо Катагири.
— Вы в порядке? — Катагири остановился, в глазах его читался испуг.
— Доктор, у меня рецидив?
— Ну что вы такое говорите! Это вы о язве? Мы все, что нужно, удалили. Так что этого не может быть.
— Почему же вы тогда не проводите обследование?
— Если настаиваете, мы можем сделать обследование.
— Думаете, меня такой ответ устроит? Это касается моей жизни. Не пытайтесь так просто от меня отвязаться, — пригрозил Уцуми.
Вздрогнув, Катагири посмотрел на осунувшееся лицо и впавшие глазницы Уцуми. Уцуми натянуто засмеялся.
— Сколько мне осталось, доктор?
— Этого я сказать не могу. Так как это не будет правдой.
Холодные, как у змеи, глаза злобно смотрели на Катагири.
— Ну, если так, то задам вам, доктор, один вопрос. В каких вы отношениях с сестричкой из регистратуры? Ну с той, пухленькой, с короткой стрижкой? Ваш тип?
— Это вы в каком смысле? Что за дерзость! Вы не имеете права так со мной разговаривать.
Уцуми с невинным видом извлек из кармана коробок спичек с эмблемой гостиницы, где у Катагири было свидание.
Катагири метнул взгляд на коробок и остолбенел. Уцуми не сводил с доктора глаз. Тот вынул руки из карманов халата, они безжизненно повисли. Уцуми продолжил:
— Если не хотите, чтобы я рассказал обо всем вашей супруге, постарайтесь быть со мной откровенным. Дело касается меня, и принимать решения должен я сам. Если у меня мало времени, я не хочу размениваться по пустякам.
Катагири попытался улыбнуться. Улыбка больше напоминала судорогу.
— Похоже на угрозу.
— Так по-хорошему же не получается. Разве скрывать правду не жестоко по отношению ко мне?
Катагири перекосило, на его лице отчетливо читалось: чертов ищейка!
— И все же…
— Что «и все же»? От этого зависит моя жизнь. Если я умру, вы ничего не теряете. Неужели непонятно, что это сводит меня с ума.
Катагири, похоже, принял решение. Он энергично кивнул и пригласил Уцуми сесть на диван в углу коридора.
— Хорошо. Давайте поговорим.
Они сели друг подле друга на коричневый диван из кожзаменителя, прохладного и сухого на ощупь, — по коридору гулял холодный сквозняк. От тяжести их тел диван скрипнул, будто готовый лопнуть.
— Ничего, если мы здесь поговорим? Извините, что без медицинской карты. — Катагири избегал взгляда Уцуми — видимо, никак не мог взять себя в руки.
Больница уже закрывалась, пациентов почти не было, только туда-сюда сновал обслуживающий персонал да медсестры. Уже по тому, как вел себя Катагири, Уцуми начал понимать, что происходит.
— Да ничего. Выкладывайте.
— То есть настаиваете. Ну что же, слушайте. Во время операции стало ясно, что, к сожалению, рак распространился слишком далеко, образуя так называемую скиррозную опухоль. Вероятность образования такой опухоли составляет лишь пять процентов. Мне очень жаль, что вы в них попали. Я вам для вашего же спокойствия сказал, что рак находится в ранней стадии, но это была неправда. Простите меня. В таких случаях врачи всегда сомневаются, как лучше поступить.
— Поподробнее, пожалуйста, — безжалостно перебил Уцуми тщетные попытки Катагири подобрать слова.
— Ладно. Скиррозная опухоль может быть незаметна при гастроскопии, так как не затрагивает слизистую оболочку желудка. Она пронизывает ткань, как бы пускает в ней корни. В вашем случае опухоль распространилась на серозную оболочку и дала метастазы, затронув большую область.
— Метастазы где?
— В лимфатических узлах и в печени. Я сделал максимум того, что было в моих силах. Но не все поддается оперативному удалению. Мне правда очень жаль, но сегодняшняя медицина пока бессильна. Я, конечно, понимал, что придет момент, когда надо будет вам об этом сказать. Мне тоже было непросто.
Уцуми не смог сдержать горькой усмешки. Интуиция его не подвела, вот только в конце он немного расслабился. Так или иначе, поезд ушел. Преступник уже сбежал.
— Изменилось бы что-нибудь, если бы я пришел пораньше?
Катагири мрачно покачал головой.
— Рак этого типа трудно распознать на ранних стадиях. Вот если бы рак у вас был на выходе из желудка, тогда бы сразу симптомы появились. А у вас — в кардии. Нехорошо так говорить, но вам, Уцуми-сан, не повезло. Мне очень жаль.
— Вот оно как, — медленно закивал Уцуми.
По коридору, беззаботно болтая, приближались две молодые медсестры, прижимая к груди медицинские карты. У обеих налитые молодостью щеки. Обе — толстушки, пышущие здоровьем. «Таким я уже никогда не стану, — подумал Уцуми. — Меня ждут только немощь и смерть». Впервые он почувствовал, что силы покидают его. Он с трудом отвел от девушек взгляд, когда они проходили мимо, и увидел, как побледнел Катагири.
— Доктор, сколько мне осталось жить?
— Около года, — твердо сказал Катагири, глядя Уцуми в глаза.
— То есть сделать уже ничего нельзя, так ведь?
— Ну, это как посмотреть. Есть всякие способы продления жизни.
Уцуми задумался.
— Доктор, если все так, как вы говорите, я больше не буду принимать антираковые лекарства. Не вижу смысла так мучиться, чтобы подольше валяться прикованным к постели.
— Простите меня.
— Да за что? Вашей вины тут нет.
Катагири еще ниже опустил голову.
— Простите, что не могу вам помочь.
— Ну, доктор, прощайте, я больше не приду.
— Нет-нет, этим вы поставите меня в сложное положение. Я бы хотел, чтобы вы продолжали у меня наблюдаться. Возможно, у вас ухудшится проходимость: пища будет застревать в горле. Есть вероятность желтухи. В этом случае я буду вам полезен.
Не говоря ни слова, Уцуми медленно поднялся с дивана. Катагири наблюдал за ним затаив дыхание. Уцуми шел по коридору и чувствовал спиной его пристальный взгляд. Он должен был предвидеть самое худшее с того самого момента, когда ему поставили диагноз «рак». А он почему-то был уверен, что выздоровеет. Оттого, вероятно, что мысли его были только о работе. Уцуми обернулся — Катагири все еще стоял и смотрел ему вслед. Уцуми направился обратно.
— Доктор, я забыл спросить.
— Спрашивайте.
Взгляд Катагири перестал быть настороженным, он смотрел ему прямо в глаза.
— Операция, что вы мне сделали, была бесполезной, не так ли?
— Нет, не бесполезной. Без операции мы не смогли бы определить, какой конкретно у вас рак.
— Ну а если бы, например, я сделал операцию не полгода назад, а сейчас, ничего бы не изменилось, так ведь?
— Ну, я бы так не сказал… — Катагири никак не мог взять в толк, к чему клонит Уцуми.
— Черт! — застонал Уцуми.
Катагири стоял в растерянности, не понимая, что происходит.
— Ладно, доктор. Это я так, о своем.
Уцуми повернул назад. Если все равно не было никакого толку от этой операции, не стоило ее делать. Это ведь из-за операции он упустил жулика, проходившего по делу об ограблении магазина и убийстве. Уцуми снова чертыхнулся.
Уцуми стоял перед центральным выходом из больницы. Раздался резкий звук — открылась автоматическая дверь.
В грудь ударил сильный, холодный ветер. На мгновение он задохнулся и отшатнулся, потеряв равновесие. Неужели он настолько ослаб? Куда подевался здоровый, сильный мужчина, каким он привык быть? Если организм его будет так стремительно слабеть, в конечном итоге придется бросить работу. Меньше всего ему хотелось краснеть от стыда, будучи неспособным как следует выполнять свою работу. Кроме того, он упустил крупного жулика по имени «рак». Ошибка в первичном расследовании. Ошибка в расчетах. Самая большая ошибка в его жизни. К его удивлению, слез не было. Ему не хотелось оплакивать свою неудачную жизнь. Он только с чувством, похожим на смирение, подумал, что так, наверное, и бывает, когда человек умирает.
Он не заметил, как стало смеркаться и на небе появились звезды. Снег вокруг больницы был утоптан. Уцуми запрокинул голову и посмотрел на здание. При дневном свете оно показалось ему замызганным, грязноватым, но сейчас, в огнях и окруженное мерцающим снегом, оно выглядело величественным. Взгляд его скользнул к окну палаты, где умер отец. По крайней мере, он-то собирается умереть в другом месте, не здесь. Нога его сюда больше не ступит, подумал он с удовлетворением. Весь утыканный трубками, его отец умирал двадцать один день — и за это время не смог произнести ни слова. Что может быть ужаснее такого конца?