— Я сам напросился. Надеюсь, вас это не обидит, но для меня это так, время свободное убить. У меня самого детей нет, так что мне трудно понять, что вы чувствуете.
— Время свободное убить, — повторила за ним Касуми; то, что было для нее таким серьезным делом, для других лишь развлечение, времяпрепровождение.
Уцуми негромко рассмеялся, не смеялись только его глаза.
— Простите. Мне просто действительно нечем заняться, поэтому я так говорю. Подумал, может, мое время вам пригодится.
Что значило «время» для Уцуми, Касуми знать не хотелось. Она продолжала размышлять о том, почему этот человек заинтересовался исчезновением Юки.
— Так или иначе, пора трогаться.
Грязноватая автоматическая дверь со следами прикосновений рук открылась, Уцуми вышел первым. Рядом с отелем располагалась улочка, где торговали оптовики, вокруг деловито сновали мужчины в рабочих куртках и скромных деловых костюмах. Дверь, успевшая закрыться за Уцуми, снова открылась, и Касуми вышла на улицу. Было прохладнее, чем вчера. Скорее всего, ниже двадцати. На Касуми были джинсы и черная ветровка. В горах наверняка уже пахнет осенью — она пристально посмотрела на небо вдалеке. В часе езды отсюда находится место, где исчезла Юка. Касуми вспомнила, как четыре года назад на мопеде носилась по горным тропам. Никому не понять ее тогдашней тоски и беспомощности. Никому не понять, через какое она прошла испытание. Испытание, которое, должно быть, закалило ее.
Уцуми ткнул пальцем в серую машину, припаркованную на противоположной стороне улицы. Касуми кивнула. Уцуми начал переходить дорогу, прохладный ветер трепал полы его пиджака. Тощая, торопливо шагающая фигура. От нее веяло одиночеством и усталостью, как от состарившегося животного. Касуми поспешила за Уцуми.
— Муж мой вам что сказал? Наверное, что не сможет заплатить? — натянуто заговорила Касуми.
— Я волонтер.
— Позвольте мне хотя бы дать вам денег за бензин.
— Хорошо. Спасибо, — без особой радости произнес Уцуми, обернувшись к ней, и лишь слегка кивнул; с этого ракурса Касуми бросилось в глаза, какие впалые у него щеки.
Уцуми открыл перед ней дверцу, предлагая сесть рядом с собой. На капоте и двери виднелись надписи «дурак» и «сдохни». Касуми вздрогнула. Прямо про нее.
— Стереть не хотите?
— Пускай.
— Неприлично как-то.
— Да ладно. Я и в самом деле сейчас всякими глупостями занимаюсь.
Прямо как она сама. Касуми потупилась. Выходило, что Уцуми извинялся перед ней за какие-то загадочные проступки.
— Извините, Мориваки-сан. Не обращайте внимания. Раньше я глупостями не занимался, но таким, как сейчас, я себе больше нравлюсь.
Похоже, этой машиной долго не пользовались — внутри на всем лежал тонкий слой пыли. Касуми опустилась на запачканное сиденье. Уцуми медленно тронулся с места и привычным движением руки вставил кассету в проигрыватель. Из колонок тихо полилась незнакомая ей песня на английском языке.
— Не мешает?
— Нет-нет, нормально.
Простите, в последнее время только эту мелодию и могу слушать.
— А как она называется?
Уцуми ничего не ответил. Не то чтобы он проигнорировал ее вопрос, просто Касуми показалось, что он не хочет говорить об этом с посторонним человеком. Играла музыка, Уцуми молчал, совершенно устранившись, казалось, будто он где-то далеко. Касуми расслабилась, решив, что можно не обращать на него внимания, облокотилась на выступ дверцы — щель между обшивкой и стеклом была забита мелкой пылью — и стала смотреть в окно. Город стоял в пробках.
— А когда вы поедете в Идзумикё? — заговорил Уцуми.
Касуми смотрела на легковушку слева от них. Молодой парень, одетый как торговый агент, сосредоточенно читал мангу, положив книгу на руль.
— Думаю завтра поехать.
— Почему бы вам не остановиться у Идзуми-сан?
— Его супруга этого не допустит.
— А, ясно, — кивнул Уцуми, на лице его читалось понимание.
Интересно, насколько хорошо Уцуми знаком с делом Юки, тревожилась Касуми; суть-то он точно уловил. Ей было и спокойно, и неловко в его присутствии.
— А вы были знакомы с Идзуми-сан?
— Был. Старик этот хорошо известен в наших местах. К тому же, когда пропала ваша дочь, я участвовал в поисковой операции в горах.
— И Мидзусиму-сан вы знаете?
— Ага.
Он не стал вдаваться в подробности. Когда они миновали пробки, Уцуми, продолжая молчать, вел машину, придерживаясь разрешенной скорости, — до скуки безопасная езда.
Перекрикивая музыку, Касуми спросила:
— Уцуми-сан, вам Асанума-сан все рассказал? Я про то, что информация из Отару не подтвердилась.
— Нет, я не в курсе, — мельком взглянув на грузовик, обогнавший его по правой полосе, обронил Уцуми; в кузове грузовика тряслось с пяток коров. — Выходит, дезинформация.
— Не знаю. Поэтому и еду убедиться.
— Может, лучше было полицейских попросить съездить.
— Я бы хотела сама проверить.
— Похоже, чем-то не угодил вам Асанума во время следствия? — Уцуми бросил на Касуми проницательный взгляд.
— Да кто бы ни вел следствие, думаю, ничего бы не изменилось. Хотя кто его знает.
Неожиданно в машине наступила тишина. Уцуми извлек из проигрывателя кассету. Касуми молча смотрела на разделительную полосу посредине дороги. На трассе, проходящей перед домом Касуми, такая полоса была выкрашена в желтый цвет. Желтый запрещал обгон, но Касуми в детстве думала, что разделительная полоса всегда желтого цвета.
— Думаю, если бы расследование вел я, все могло бы и по-другому сложиться, — снова завел разговор Уцуми.
В его словах чувствовались тщеславие и печаль, не имеющая ничего общего с раскаянием. Касуми невольно посмотрела на его изможденное лицо.
— О чем вы?
— Да так… — замялся Уцуми и натянуто хохотнул.
Касуми показалось, что он хотел рассказать ей что-то о себе, но передумал.
— Хотите сказать, что если бы следствие возглавляли вы, то быстро раскрыли бы дело?
— Ну, если говорить коротко, то да.
— Не пытайтесь просто меня утешить, это все очень серьезно. А то вы как эти гадалки да гадальщики. Терпеть не могу тех, кто машет кулаками после драки, — резко сказала Касуми.
Уцуми горько усмехнулся.
— Я считаю, что каждый человек немного да лукавит. Из-за этого общая картина постепенно искажается и становится странной, неправдоподобной. Вот, может, вы что-то скрываете. Возможно, супруг ваш тоже что-то скрывает. Или возьмем, к примеру, семью Исиямы. Мы ничего не знаем ни про него, ни про его жену. Или почивший Идзуми. Что у него было в голове, нам неизвестно. Никто этим не занимался. Искали ребенка, а руки до таких вещей не дошли. Такое мое мнение.
— А вы бы что сделали?
— Я бы порылся в человеческих отношениях между всеми этими людьми.
— И думаете, выяснили бы что-то? Юка бы нашлась? Все равно только мертвой ее б и нашли! — вызывающе произнесла Касуми.
Ей показалось, она наконец-то уловила, что заставило Уцуми взяться за расследование: в его помыслах не было никакого злого умысла, только своего рода честолюбие. Впрочем, будь то злой умысел, будь то честолюбие, Касуми было все равно.
— Извините, что так говорю вам, но если найдется труп, можно будет возбудить уголовное дело.
— И что потом?
— Дело о похищении и убийстве ребенка… это очень круто.
— То есть если вы его раскроете, то вы герой, да?
Уцуми, не отрывая взгляда от дороги впереди, кивнул. Оказывается, они уже выехали на скоростную трассу.
— Правда, мне до этого уже дела никакого нет.
— Потому что вы уволились.
— Ага, я в полицию уже не вернусь. Ко мне это не имеет никакого отношения.
— И что вы собираетесь делать? — начала заводиться Касуми. — Вы мне с самого начала подозрительным показались. Волонтер, волонтер! Встретилась с вами и ничего понять не могу. С чего вы вообще решили взяться за расследование?
— Хм. — Уцуми, склонив голову набок, задумался, будто речь шла о другом человеке. — Я и сам не знаю.
Несмотря на их язвительный, на повышенных тонах разговор, Уцуми продолжал до тошноты спокойно вести машину. Появился знак «Отару — 33 км». На смену высотным зданиям пришли однообразные жилые постройки.
— Родители ведь не убивают своих детей, так ведь? — внезапно поинтересовался Уцуми.
— Это вы меня подозреваете? — вопросом на вопрос ответила Касуми, вспомнив о муже, с которым окончательно порвала вчера вечером.
— Это я так, вообще спрашиваю. Я в чувствах между родителями и детьми ничего не смыслю.
— Я об этом не задумывалась, — ответила Касуми, а сама содрогнулась от мысли, что ее решение бросить Рису, возможно, ничем не лучше детоубийства.
Уцуми, не замечая ее смятения, продолжал:
— У меня таких случаев по работе было довольно много. Например, застраховали ребенка, а потом убили… или забили железной битой. А сколько случаев, когда родители, наказывая детей, убивают их!
— К нам это не имеет никакого отношения. Нельзя же всех под одну гребенку стричь. Вы вот сказали, что не понимаете в этом ничего, потому что нет своих детей, так, похоже, действительно не понимаете.
— А у Асанумы-сан ребенок есть. И все равно вам не понравилось, как он вел расследование. Вот по-вашему, как должны были полицейские поступить?
— Я не полицейский, откуда мне знать.
— А что вы думаете по поводу Исиямы-сан?
С чего это вы про Исияму-сан спрашиваете? — Касуми покосилась на профиль Уцуми.
Уцуми повернул к ней свои впалые глазницы.
— Просто подумал, с чего это вы решили приехать на Хоккайдо.
Касуми размышляла, какое из многочисленных объяснений предложить, но ей было противно осознавать, что для Уцуми это метод ведения расследования, и только. Все уже позади. К чему ворошить прошлое? Это всего лишь воспоминания.
— Исияма-сан, говорите, — глубоко вздохнула Касуми. — Сейчас, когда я думаю про его семью, мне так жаль их всех. Похоже, Исияма-сан развелся. Слышала, что никто не знает, куда он подевался.