— А, это… — Исияма горько усмехнулся. — Да это девушка моя такое любит, ну и купила.
Уцуми не смог скрыть иронии — видимо, догадался, что Исияма ведет жизнь альфонса. Стуча по асфальту высоченными каблуками, подбежала девица, спутница Исиямы, и, задыхаясь, прокричала:
— Ё-тян! Что случилось?
— Ничего не случилось.
Девица недоверчиво уставилась на Уцуми и Касуми:
— У вас дело какое?
— Да сказал тебе, все нормально.
Несмотря на попытки Исиямы ее успокоить, девица встала перед Касуми, будто пытаясь защитить от нее Исияму. Круглое, ничем не примечательное лицо, девичья решимость в волевом взгляде и уголках губ. Видимо, приняла их за кредиторов, преследующих Исияму. Касуми даже позавидовала такой юной пылкости.
— Да нормально все, на самом деле нормально. Эти люди ищут Юку-тян. Вот смотри, это мама Юки-тян. А это Мана. Она со мной живет.
После такого взаимного представления девица с яростью уставилась на Касуми глаза в глаза. Из чего Касуми заключила, что девица знает: она была той самой женщиной, которую Исияма когда-то любил, — и ревнует. Выходит, Исияма предал ее, рассказав обо всем этой молодой девице. И так поступил человек, который сам запретил ей говорить кому-либо об этом. Касуми все больше и больше ощущала пропасть, лежащую между ними.
— Мана-тян, мне бы хотелось поговорить с Касуми-сан один на один, — сказал Исияма, и Мана послушно кивнула:
— Хорошо. Я пойду приму ванну.
— Угу, я скоро.
— Ну, развел тут сюси-пуси, — буркнул Уцуми в сторону, а Касуми услышала.
Всем своим видом показывая, что Исияма ему неприятен, Уцуми засунул руки в карманы и так и стоял с недовольной физиономией и резко выступавшими худыми лопатками.
— Исияма-сан, вы, говорят, в бегах.
— Ну да, — рассеянно ответил Исияма, будто забыв об этой реальности.
— Если найдут, нелегко вам придется.
— Вероятно.
— И поэтому решили заделаться альфонсом? Удачный выбор.
— Да я не то чтобы специально. Когда деньги кончились, я работал в баре, она туда пришла, вот и познакомились, — без всякого раздражения спокойно объяснил Исияма в ответ на колкость.
— В каком баре?
— Тоёкава-сан разрешил подработать у него в баре. Податься мне было некуда, — нерешительно сказал Исияма, видимо беспокоясь, что у Тоёкавы могут быть из-за него неприятности; Касуми же не могла простить ему того, что он приехал в Саппоро, понадеявшись на помощь Тоёкавы.
— Работали в сети клубов «Хоккэ-я»? Разве девушки вроде Маны ходят по таким дешевым заведениям? Разве это не клубы с мальчиками-хостами?[18]
Исияма неопределенно улыбнулся и ничего не ответил.
— Девушка, похоже, при деньгах. Чем она занимается?
— В борделе работает, разве не видно?
— Теперь понятно. — Во взгляде Уцуми смешались презрение и любопытство, он посмотрел на прическу Исиямы и добавил: — А вам идет. Завивка эта.
Исияма несколько раз смущенно погладил себя по мелким завитушкам. Казалось, чтобы почувствовать, что у него на голове, ему нужно было дотронуться до волос.
— Я и сам не ожидал. Уцуми-сан, я бы хотел поговорить с Касуми. Вы нас не оставите?
— Без проблем. Я поеду пока поговорю с Мидзусимой.
— А вы и Мидзусиму-сан знаете? — удивился Исияма.
— Знаю. И Идзуми-сан знал. Он одно время с размахом здесь торговлей занимался. Его тут все хорошо знали.
— Вот оно что. Кстати, об Идзуми: интересно, почему он застрелился? Разве нет? — Ожидая поддержки, Исияма посмотрел на Касуми. — А ведь он тогда подумал на тебя, что ты моя жена, помнишь?
— Да. Я очень удивилась.
«Случилось это в тот самый день, когда мы приехали. Идзуми, заглянув в дом из сада, обратился ко мне как к супруге Исиямы. Была еще дохлая собака. Интересно, что с ней потом сделали?» — размышляла Касуми.
— О чем это вы? — прервал ее размышления Уцуми.
Исияма бросил на Касуми взгляд, будто спрашивая, можно ли рассказать.
— Расскажи. Он обо всем знает.
— Вот, значит, как. — Похоже, Исияма для себя решил, что отношения Касуми с Уцуми зашли так же далеко, как и его с Маной. — В тот день, когда мы приехали на дачу, заявились Идзуми и Мидзусима. И хотя моя жена сидела рядом со мной, Идзуми обратился к Касуми, назвав ее моей супругой. Я занервничал, решил, будто ему что-то известно и он сказал так назло.
— С чего это вдруг?
— Сейчас мне кажется, что он просто обознался.
— Но после этого поведение Норико-сан изменилось.
— Точно, именно так и было. Так нас и разоблачили, — простодушно поддакнул Исияма.
У Касуми было странное чувство: они стоят и обсуждают перед посторонним секрет, принадлежавший только им двоим.
— Уцуми-сан, да вы не переживайте, это все в прошлом, — забеспокоился Исияма.
Уцуми с серьезным лицом опроверг его подозрения:
— Вы ошибаетесь. Мы с Мориваки-сан только вчера встретились. Я ей сказал, что скоро умру, вот она и решила, что можно спокойно обо всем мне рассказать.
— И не поэтому вовсе.
Произошло это по другим причинам. В глубине души Касуми чувствовала: с Уцуми их связывает то, что они оба не могут смириться с действительностью. Раньше это связывало ее с Исиямой. Известие о том, что Исияма приехал с женщиной, взволновало ее. Касуми с недоумением смотрела на беззаботное лицо Исиямы.
— Вы при смерти?
— У меня рак, так что скоро конец.
— Очень сожалею. Не ожидал. Как же по-разному У всех складывается жизнь, — серьезно сказал Исияма.
Привыкший к подобным замечаниям Уцуми как ни в чем не бывало продолжал:
— Ладно, съезжу к Мидзусиме, поговорю с ним. У вас, Мориваки-сан, какие потом планы?
— Вы не могли бы приехать за мной через часок?
— Хорошо, — сказал Уцуми и направился к машине, но неожиданно развернулся. — Забыл спросить.
— Что такое?
— Хотел узнать ваше впечатление о происшедшем.
— Впечатление? Звучит как вопрос от стороннего наблюдателя. — Исияма сложил на груди руки и задумался. — Давайте я подумаю и попозже скажу.
Уцуми кивнул и направился к машине.
— Похоже, он и правда при смерти. По нему видно.
— Говорит, что у него рак желудка и помочь ничем нельзя.
— Мне кажется, я понимаю, почему он решил помочь в расследовании.
— Почему?
— Потому что никто так и не выяснил, что случилось, разве нет? Например, сколько ни ломай голову, с чего это человек решил покончить жизнь самоубийством, ни за что не поймешь. Даже если он оставил предсмертную записку, все равно правды не узнать. Но для полиции в таких случаях дело считается закрытым. И вдруг человек, который привык получать на все ответы, сталкивается с делом, где никто не имеет ни малейшего понятия, что произошло. И это его задело.
Исияма направился к гостинице. Они прошли мимо стойки администратора и вышли на лужайку. Перед ними лежало Сикоцу. Вокруг царило умиротворение, послеобеденные лучи летнего солнца навевали дремоту. Таким этого озера Касуми еще никогда не видела. Над вершиной горы Энива будто кто-то одним мазком кисти нарисовал белое облако, озерная гладь подернута мелкой рябью. На ней покачивались бесчисленные лодки.
— Слышала, что ты расстался с Норико-сан.
Исияма обернулся. Его привычка, оборачиваясь, сначала смотреть на губы говорящего, а уж потом поднимать взгляд, осталась прежней. Раньше, каждый раз замечая эту его манеру, сердце Касуми трепетало. Ей это казалось проявлением его чрезмерной доброты.
— Расстался. Скоро уже год. После всего, что произошло, не заладилось у нас. Думаю, она так и не простила меня. Оба чувствовали себя неловко, так и расстались. А про детей что-нибудь слышала?
Касуми помотала головой.
— Я тоже. С одной стороны, думаю, как там они, а с другой — вроде и рад, что освободился. Даже не знал раньше, что я такой. Люди — загадочные существа… А Мориваки-сан как поживает?
— Нормально. На работе, правда, не очень хорошо. Но я ушла от него.
— Это не из-за Юки, так ведь? Он что, про нас узнал?
— Думаю, он и то и другое простить не может.
— С Норико такая же ситуация, — вздохнул Исияма. — Для Мориваки-сан это, наверное, был удар. Я даже сейчас иногда во сне вижу то время, когда ты была в «Мориваки-сэйхан» еще ученицей. Потом просыпаюсь и думаю, вот ведь жизнь была — сейчас даже трудно вообразить.
— Да уж.
— Но этого никому не понять.
Исияма сел на траву и закурил. Из всех окружающих звуков ее слух различал только легкий плеск воды. Интересно, что вода пытается ей сказать? Присутствие воды — это было ее страхом, ее отправной точкой.
— Уцуми-сан тебе нравится?
Касуми в ответ рассмеялась.
— Да нет. У меня денег нет. Я, может быть, просто использую его. Но при этом, кажется, он понимает: я чувствую, что значит, когда некуда идти. Он ведь скоро умрет. Я собираюсь за ним ухаживать.
— Ухаживать за больным? За человеком, с которым тебя ничего не связывает? Ты прямо сама доброта.
— Я не из доброты это делаю. Я хочу узнать, как умирающий человек смотрит на жизнь. Я ведь жестокая.
Касуми чувствовала, что Исияма рассматривает ее профиль.
— Зачем тебе это знать?
— Уверена, ему нестерпима мысль, что он умирает молодым. Он делает вид, что все осознает, но в глубине души думает, как это несправедливо, и боится. Поэтому-то он и позвонил мне, когда увидел ту передачу, и сказал, что хочет участвовать в расследовании, но я подумала, что-то тут не так. Он хотел увидеть мое смятение оттого, что я не могу смириться с реальностью. Поэтому и я хочу увидеть, как он будет умирать.
— Это прямо соревнование какое-то получается.
В словах Исиямы она уловила сочувствие.
— Только в его случае — финишная ленточка уже видна. Жалко его, конечно, но он скоро умрет. И только мне вечно… — Касуми запнулась, а Исияма продолжил:
— Дрейфовать.
Касуми никак не ожидала услышать от Исиямы это слово, «дрейфовать». Она подобрала среди травы белый камешек и бросила его в озеро, лежащее всего лишь в нескольких метрах от лужайки. Камешек был таким маленьким, что она не услышала всплеска воды.