Однако Левина к тому времени уже не настаивала на браке. Более того, она крутила романы на стороне. Один из ее любовников — генерал Эрик-Гергардт фон Пистолькорс, состоящий в разводе, его бывшая жена Ольга ушла от него к великому князю Павлу Александровичу. Левина обворожила генерала, и он выполнял все ее капризы: возил ее за границу, давал ей большие деньги. При этом Левина заявляла ему, что она замужем. Генерал решительно заявлял: «Добьемся развода».
Будучи женщиной весьма неглупой, она посчитала, что если Пистолькорс узнает, что она у своего якобы мужа просто-напросто содержанка, то он в ней разочаруется. Она заставила Михаила Андреева жениться на себе, уже имея в виду, что совсем скоро будет с ним разводиться. Три года продолжался их брак.
Развязка случилась после того, как она в очередной раз замечательно провела время за границей с генералом Пистолькорсом. Там она держала себя с ним как невеста, уверяла его, что они должны обручиться чуть ли не тотчас по возвращении в Петербург. И одновременно посылала мужу ласковые письма, начинавшиеся словами «Милый Миша», «Добрый Миша». Удивительно даже, как Михаил Андреев, ослепленный своей любовью и безграничным доверием к жене, мог ничего не замечать? Или замечал, но гнал от себя дурные мысли?..
Как бы то ни было, но вернувшись из-за границы, Левина провела страстную ночь с законным мужем. А наутро как ни в чем не бывало объявила: «Знаешь, я выхожу замуж за Пистолькорса». Для Андреева это известие стало катастрофой, земля ушла из-под ног. Начались страшные скандалы. Однажды она опрометчиво заявила ему, явно намекая на авторитет генерала Пистолькорса: «Да я добьюсь, что тебя из Петербурга вышлют. У меня знаешь теперь какие знакомства?!» И эти слова слышала дочь Андреева.
Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. Он схватил жену за руку и с криком: «Да сколько ты будешь над нами издеваться?!» потащил ее в свой кабинет, где у него хранился финский нож. И убил ее…
Дело рассматривалось в Петербургском окружном суде. Если бы защитником Михаила Андреева был бы какой-нибудь другой адвокат, а не Сергей Аркадьевич Андреевский, то, скорее всего, подсудимого отправили на каторгу…
«Убийство жены или любовницы, точно так же, как убийство мужа или любовника, словом, лишение жизни самого близкого существа на свете, каждый раз вызывает перед нами глубочайшие вопросы душевной жизни, — начал витийствовать Сергей Андреевский. — Вам необходимо постигнуть обоих и сказать о них сущую правду, считаясь с тем, что они друг друга не понимали, потому что всегда и всюду “чужая душа — потемки”. А в супружестве, где, казалось бы, у мужа и жены одно тело, — это общее правило подтверждается особенно часто».
Андреевский уверял присяжных, что его подзащитный не искал разнообразия в женщинах. Что же касается Левиной, то она была его искушением. «Помимо своей воли он был одурманен, — вел свою речь Андреевский. — В нем заговорила, если хотите, “вторая молодость”, потому что первая прошла незаметно. Это роковое чувство гораздо глубже и полнее захватывает воздержанного и неразвратного человека, нежели первое, естественное влечение к женщине. Скромный мужчина, прозевавший бурные страсти юности, в таких случаях думает себе: “Вот оно, наконец, то настоящее счастье, которое, кажется, все знают, а я еще никогда не испытал…”
Но едва ли когда-либо доселе была такая супружеская чета, которая и соединилась при обоюдной невинности, и осталась непорочной до гроба. Поэтому Андреев, знавший в течение 30 лет всего двух женщин, может быть назван мужчиной целомудренным, чистым, склонным к единолюбию».
Что же касается Левиной, то она, как отмечал Андреевский, «не была невинной. Как всегда в этих случаях, в прошлом любовницы оказалось что-то неопределенное, не то мимолетные романы, не то неосторожность. Андреев не углублялся и ничего знать не хотел. Первые раскрытые ему объятия решили его судьбу. Он уже не мог быть верным своей жене, он мог быть верным только Левиной…
Возьмите всю жизнь Андреева. Вы увидите, что он работал без устали и работал успешно. Добывал очень хорошие деньги. Но деньгами не дорожил, роскоши не понимал. Убыточных увлечений не имел. Не игрок, не пьяница, не обжора, не сладострастник, не честолюбец. В сущности, вся работа уходила на других. Он отдал большой капитал первой семье… Высшие духовные интересы — наука, искусство — были ему чужды.
Скажите: надо же было иметь и этому хорошему человеку что-либо такое, что бы составляло его личное счастье, его отдых, его утешение. И его повлекло к тому простому счастью, которое вложено в нас самой природой, — к излюбленной женщине, которая бы пополнила одиночество мужчины… Эту высшую радость Андреев нашел в своей второй жене. Он не знал, как отблагодарить ее… Исполнял все ее прихоти. Отдавал ей все, что у него было. Уступал ее резкостям, всегда умел оправдывать ее шероховатости».
А Левина? Бесцеремонная, наглая, коварная, хищная… «Яне вижу в ее жизни ни одного случая, где бы она любила кого бы то ни было, кроме себя», — заявил Андреевский. Но и она — жертва обстоятельств и социальной среды: «…Можем ли мы строго винить ее? Вспомните: она выросла и расцвела в такой среде, где легкое поведение девушки не считалось позорным. Природа ей дала прекрасное тело. Она воспользовалась этим оружием. Ей все давалось легко, и она вообразила, что, кроме личных удовольствий, ей решительно не о чем думать в жизни. Она превратилась в избалованную эгоистку, считавшую, что всякого сорта ложь, грубости и капризы ей сойдут даром. Душа воспитывается только в несчастиях, а она их никогда не знала и едва ли могла постигнуть чужое горе. Ее трагический конец и причиненные ею огорчения объясняются только тем, что люди, одаренные душой, ее совсем, совсем не понимали…»
Нарисовав психологические портреты убийцы и его жертвы, Андреевский подводил присяжных к ключевому пункту рассказа: Левина признается мужу в измене. «В жизни Андреева произошло нечто вроде землетрясения, совсем как в Помпее или на Мартинике… Вот уже и солнца не видать. Полетели камни. Разливается огненная лава. Гибель грозит отовсюду. Почва колеблется. Безвыходный ужас. Наконец неожиданный подземный удар, треск, и — все погибло».
Одним словом, когда Андреев узнал, что жена ему изменяла, причем долго, он был просто раздавлен и унижен. Но и этого мало: она стала бить дочь за то, что та сочувствовала отцу. Роковыми для Левиной стали слова, что она «добьется высылки мужа из Петербурга…» Адвокат Андреевский в своей речи убедил присяжных, что Левина глумилась над мужем, попирала все святое, что было в его жизни, и спровоцировала его на преступление.
«Если хотите, здесь были ужас и отчаяние перед внезапно открывшимися Андрееву жестокостью и бездушием женщины, которой он безвозвратно отдал и сердце, и жизнь. В нем до бешенства заговорило чувство непостижимой неправды. Здесь уже орудовала сила жизни, которая ломает все непригодное без прокурора и без суда. Уйти от этого неизбежного кризиса было некуда ни Андрееву, ни его жене».
Закончил свою речь Андреевский такими словами: «И верьте, что Андреев выйдет из суда, как говорится, “с опущенной головой”… На дне его души будет по-прежнему неисцелимая рана… Его грех перед богом и кровавый призрак его жены — во всем своем ужасе — останутся с ним неразлучными до конца».
В итоге, несмотря на то, что факт убийства Михаилом Андреевым его жены — неоспорим и никем не ставился под сомнение, присяжные вынесли оправдательный вердикт — «не виновен!». Они посчитали, что преступление совершилось в состоянии крайнего раздражения и запальчивости.
Добыча для любовника
Завязка вполне себе криминальная: утром 28 августа 1883 года в Петербурге в помещении ссудной кассы, принадлежавшей отставному подполковнику Ивану Ивановичу Мироновичу, нашли труп тринадцатилетней Сарры Беккер. Над ее правой бровью зияла большая рана, в правой руке крепко зажат клок чужих волос. Убитая лежала навзничь поперек большого мягкого кресла, юбка — задрана, и создавалось такое впечатление, что она стала жертвой изнасилования…
При осмотре места происшествия обнаружили пропажу денег и ценностей с витрины, но на сравнительно небольшую сумму. При этом сейфы, где хранились действительно ценные предметы, остались нетронутыми. Было очевидно, что преступник то ли подталкивал сыщиков к версии не об ограблении, а об изнасиловании. Правда, уже на второй день следствия медицинские эксперты с точностью установили, что Сарра Беккер «невинна и неприкосновенна».
Эксперты доказали не только то, что изнасилования не было, но и то, что поза убитой — случайная. Жертву преступления перенесли на кресло уже после того, как нанесли ей роковые удары, и положили поперек кресла, как кладут ношу…
Однако вот незадача: в первый же день следствия пропал пучок волос, который сжимала в руках убитая девочка. Ведь практически не было сомнений, что они принадлежали преступнику и, по словам свидетелей, волосы — женские, черного цвета… Что же касается орудия убийства, то его так и не удалось обнаружить.
Как Сарра Беккер вообще оказалась в ссудной кассе? В ней работали два человека: одним — отставной военный писарь Илья Беккер, а другим — его 13-летняя дочь от первого брака Сарра, которая выполняла обязанности ночного сторожа.
Подозрение в убийстве пало на владельца кассы Мироновича. Тот прежде, с 1859 по 1871 годы, служил в полиции, его уволили оттуда за какие-то сомнительные дела. По словам некоторых свидетелей, отставник недвусмысленно приставал к Сарре, чем девочка сильно тяготилась. Особенно характерным стало показание одной из свидетельниц: «За неделю до убийства Сарра пожаловалась: хозяин ей проходу не дает, пристает с худыми словами, не дает причесаться, одеться — сейчас подойдет, говоря “хочу побаловаться”».
Более того, Миронович ревновал Сарру к другим мужчинам. Когда однажды она попросила у него папиросу для одного из соседей, он сказал ей: «Верно, ты пощупать ему дала, а теперь за него просишь…»