Впрочем, мы отвлеклись. В конце октября 1824 года, будучи в ссылке в Михайловском, Пушкин писал Всеволожскому: «Не могу поверить, чтобы ты забыл меня, милый Всеволожский… того Пушкина, который отрезвил тебя в страстную пятницу и привел тебя под руку в церковь театральной дирекции, да помолишься господу богу и насмотришься на госпожу Овошникову…» Ав конце этого послания Пушкин писал: «Обнимаю тебя, моя радость, обнимаю и крошку Всеволодчика . — Когда-то свидимся… когда-то…» Как отмечают пушкинисты, ни в одном издании писем Пушкина нет расшифровки загадочного имени «крошки Всеволодчика», однако сопоставление архивных и литературных данных позволяет высказать предположение, что речь идет именно о его внебрачном сыне Ираклии.
В 1825 году Никита Всеволожский женился на княжне Варваре Петровне Хованской. История непростая: она дочь любовницы его отца. Свой брак Всеволожский объяснял желанием «омыть пятно, нанесенное семейству» Хованских сожительством их матери, а в глазах света прикрыть это сожительство видимостью родственных отношений.
По отзыву родной сестры Пушкина Ольги Павлищевой, жена Всеволожского Варвара Хованская — откровенная распутница… Впрочем, откровенно говоря, и Никита Всеволожский особенной верностью не отличался. Несмотря на замужество, он не порвал своих отношений с Авдотьей Овошниковой. Более того, в 1827 году у них появилась дочь, воспринявшая имя бабки по отцу, Елизаветы Никитичны.
Н.В. Всеволожский
В браке с Хованской у Никиты Всеволожского было трое сыновей. Первенец Всеволод, родившийся в декабре 1826 года, прожил всего чуть больше недели. Второго сына, появившегося на свет в 1831 года, тоже назвали Всеволодом. Он стал секретарем генерал-фельдмаршала Александра Ивановича Барятинского во время Крымской войны. Третий сын, Никита, родившийся в 1834 году, не прожил и четырех лет…
Второй женой Никиты Всеволожского, спустя два года после смерти Варвары Хованской, стала Екатерина Арсеньевна Жеребцова, сестра виленского губернатора. Благодаря этому браку Всеволожский в мае 1836 года пожалован в церемониймейстеры.
В браке родилось трое детей: Андрей, ставший камергером, таврическим губернатором, Никита, служивший в лейб-гвардии Конном полку и женившийся на знаменитой актрисе Марии Гавриловне Савиной, и Елизавета.
Согласно воспоминаниям сенатора Владимира Ивановича Дена, кстати, большого борца с коррупцией, жена Всеволожского никогда не знала цены деньгам и, несмотря на колоссальное состояние, жила с мужем вечно в кредит. Тем не менее это обстоятельство ее как будто бы очень мало беспокоило, она отличалась удивительной беспечностью.
Впоследствии Всеволожский, в звании егермейстера, заведовал придворной охотой, позже стал гофмейстером, а под конец жизни — разорился. Постепенно в казну один за другим переходили принадлежавшие ему заводы, солеварни, земельные и лесные угодья. В 1855 году при рассмотрении многочисленных долговых дел в гражданских судах Всеволожского признали банкротом. Общая сумма его долгов была определена судом более чем в 1 000 000 рублей.
В.П. Хованская, гравюра 1829 г.
В 1858 году Всеволожские уехали за границу, где в казино в Висбадене Екатерина Арсеньевна проигрывала большие деньги. Дело дошло до того, что за долги супруги оказались в тюрьме. После смерти мужа, спасаясь от кредиторов, его вдова бежала в мужском платье через Константинополь в Россию…
Отдельный сюжет — про незаконнорожденных детей Никиты Всеволожского от балерины Авдотьи Овошниковой. И сын Ираклий, и дочь Елизавета пошли по стопам матери. Фамилии детям дали по имени отца (они были Никитины), который покровительствовал внебрачным детям, хотя публично их не признавал.
«Их имена не сходили со страниц периодической печати, где авторы статей предрекали каждому из них хорошее будущее и первое положение на императорской сцене. Творчество Никитиных не было продолжительным, но каждый из них оставил значительный след в истории русского балетного театра», — отмечает историк балета Янина Гурова.
Балерины пушкинского Петербурга
Ираклий Никитин, унаследовавший от родителей покоряющую красоту и недюжинные артистические способности, еще будучи учеником, привлек внимание публики как артист и постановщик. В газете «Северная пчела» в августе 1836 года сообщалось: «Воспитанники Никитин, Пишо и Рамазанов… танцуют с замечательной чистотой и выражением, а впоследствии сделаются, несомненно, украшением нашей балетной труппы». Никита Всеволожский оплачивал обучение сына.
После окончания в восемнадцать лет того же театрального училища, что и его мать, в 1841 году Ираклий Никитин зачислен на императорскую сцену, где дебютировал в партии Колена («Тщетная предосторожность») и прослужил до 1845 года.
«История непростых отношений Ираклия Никитина и Никиты Всеволожского частично отражена в их практически неопубликованной переписке, хотя она, конечно, не дает полного представления о связях отца и незаконнорожденного сына», — отмечает Янина Гурова. Она цитирует одно из неопубликованных писем к отцу, в котором танцовщик сообщал, что публика восторженно приняло его в балете «Дева Дуная»: «…Народу было мало, принимали хорошо в сцене сумасшедших. Костюм удивителен!., и мог бы я быть не хорош, когда у меня был такой учитель, которого не найду во всем Париже, всем я Вам обязан, мой дорогой папенька, — как существованию, так и развитию таланта».
Характер у Ираклия был непростой. В одном из посланий к отцу он сообщал: «За все мои труды меня обругал Гедеонов (директор Императорских театров Петербурга и Москвы. — Ред.), я подал в отставку, но они похватились… если я выйду, прибавят жалованье, я отказался от всего, потому что здоровье дороже денег». Ираклий подчеркивал, что из-за процесса (как он сам назвал затеянную им переписку с дирекцией Императорских театров) он заболел, что ставил в упрек упомянутому выше Александру Михайловичу Гедеонову, потому что «болезнь произошла от огорчения».
За продолжительные пререкания с дирекцией Императорских театров Ираклия Никитина в 1845 году перевели в Москву, а в следующем году он уехал в Париж для «усовершенствования в танцах». Некоторое время работал в Венском императорском балете, где приобрел европейскую известность и, казалось, совершенно счастлив. В 1869 году Ираклий Никитин вернулся в Россию, но на русскую императорскую сцену принят уже не был.
Покинув сцену навсегда, давал частные уроки. Кстати, одной из его учениц была Екатерина Гельцер — будущая знаменитая балерина, которую называли «Екатериной Первой Большого театра» (кстати, ей потом приписывали роман с Карлом Густавом Маннергеймом). Правда, отзывы о педагогических талантах Ираклия Никитина остались не самые восторженные. Мол, вел уроки сухо и не умел заинтересовать своих маленьких учениц.
Что же касается Елизаветы Никитиной, дочери Всеволожского и Овошниковой, то она окончила балетное отделение театрального училища в 1845 году и стала признанной танцовщицей Петербургской императорской труппы.
«На страницах периодической печати и в ряде воспоминаний современников о Елизавете Никитиной писали как о подающей большие надежды танцовщице, — отмечает Янина Гурова. — Но сценическая деятельность талантливой балерины была скоротечной: на одном из представлений балета “Жизель” она упала в люк, ведущий под сцену, вследствие чего получила несколько травм (в том числе и позвоночника), из-за которых больше не смогла танцевать».
Дирекция Императорских театров предоставила ей для лечения «трехмесячный отпуск с сохранением содержания». Однако после этого инцидента ее театральная карьера прекратилась…
«Любить. Молится. Петь»
Когда говорят о друзьях Пушкина, то непременно вспоминают и Петра Андреевича Вяземского, которого в свое время называли «остроумнейшим русским писателем». Отношения Вяземского с Пушкиным нельзя назвать безоблачными: известно, что тот оказывал знаки внимания жене Петра Андреевича. Впрочем, любвеобильному поэту, наверное, это простительно: он увлекался прекрасными дамами так же быстро, как расставался с ними, находя новые «объекты» своей страсти…
Петр Андреевич Вяземский старше Пушкина на семь лет и принадлежал практически совсем к другому поколению — тех, кто участвовал в войне против Наполеона. Незадолго до войны, в 1811 году, он женился — на княжне Вере Федоровне Гагариной, которая, между прочим, была его старше на два года.
Известный мемуарист Филипп Вигель так описывал княжну: «Не будучи красавицей, она гораздо более их нравилась… Небольшой рост, маленький нос, огненный, пронзительный взгляд, невыразимое пером выражение лица и грациозная непринужденность движений долго молодили ее. Смелое обхождение в ней казалось не наглостью, а остатком детской резвости. Чистый и громкий хохот ее в другой казался бы непристойным, а в ней восхищал; ибо она скрашивала и приправляла его умом, которым беспрестанно искрился разговор ее».
Согласно легенде, знакомству Вяземского и княжны Веры предшествовала курьезная история. Всему виной был башмачок, брошенный ради забавы в усадебный пруд. Кавалеры, в том числе князь Вяземский, который был в гостях, бросились его вытаскивать. Вяземский захлебнулся, промок до нитки и заболел, а потому не смог покинуть поместье. Слег в постель, за ним ухаживали, и всех усерднее Вера. Дабы прекратить сплетни, им предложили уже наконец-то пожениться. Причем Вяземский венчался, сидя в кресле, поскольку еще не совсем выздоровел.
О помолвке княжны Веры Гагариной с Петром Андреевичем Вяземским объявили в сентябре 1811 года, а 18 октября состоялась свадьба. Уже в 1812 году у них родился сын, которого назвали Андреем, в честь деда. В том году поэт посвятил жене стихотворение «К подруге», в котором были и такие строки: «От суетного круга, // Что прозван свет большой, // О милая подруга! // Укроемся со мной. // Простись с блестящим светом, // Приди с своим поэтом, // Приди под кров родной, // Под кров уединенный, // Счастливый и простой, // Где счастье неизменно // И дружбой крыл лишенно // Нас угостит с тобой!»