Однако Евдокия Лопухиной очень молода, чтобы сдаваться… и в Суздале, она обрела новую любовь. В 1710 году по делам службы туда прибыл 37-летний майор Степан Богданович Глебов. Евдокию он знал с самого детства, и тут пришел ее проведать. Потом была еще не одна встреча, вспыхнула любовь. Многие монахини догадывались о том, что происходит в жизни опальной царицы, но не выдавали тайну.
Е. Лопухина
Тем временем события развивались своим чередом. Царь Петр, как известно — человек весьма любвеобильный. В 1711 году он венчался с Мартой Скавронской, с которой к тому моменту жил девять лет и имел с ней нескольких детей.
Своего сына Алексея он пытался приобщать к государственным и военным делам, но тот явно к ним не стремился. Противники Петра видели в царевиче сторонника старины и традиций. Да и сам Алексей не забывал, что случилось с его матерью, которая посмела ослушаться воли своего мужа. Ав 1715 году в семье Петра I и его второй жены, будущей императрицы Екатерины I, родился сын, которого тоже назвали Петром. Царевич Алексей бежал за границу, Петр подозревал заговор против себя.
Когда царевича удалось выманить в Россию, его тут же арестовали, для расследования «царевичева дела» создается Тайная розыскных дел канцелярия. Петр заподозрил, что к бегству Алексея за границу причастна его мать. Подозрения не подтвердились, но выяснилось, что Евдокия Лопухина жила не по монашескому уставу, не носила монашеского платья. В жертвеннике, где перечислены имена царствующих особ, было вписано ее имя, а не царицы Екатерины Алексеевны, а самое главное, жила с любовником Степаном Глебовым…
Он признался в близости с бывшей царицей, но отказался покаяться и просить прощения у государя даже тогда, когда его любовница подписала покаянную записку: «Февраля в 21 день, я, бывшая царица, старица Елена… с Степаном Глебовым на очной ставке сказала, что с ним блудно жила в то время, как он был у рекрутского набору, и в том я виновата; писала своею рукою я, Елена».
Государь Петр Алексеевич. Портрет 1697 г.
Глебова подвергли страшным пыткам. Ставили босыми ногами на острые деревянные шипы, а на плечи клали тяжелое бревно. Били кнутом, жгли углями и раскаленными щипцами. Но Глебов ни в чем, кроме блуда, не сознавался. И все эти истязания происходили на глазах Евдокии, чтобы принести ей как можно больше мучений и страданий.
Вместе с Глебовым пытали и священников, и монахинь — требовали «подробностей». Петр никак не мог смириться с мыслью, что его Евдокия, которую он сам отправил в монастырь и вычеркнул из своей жизни, пусть и задним числом, но выставила его рогоносцем…
15 марта 1718 года уже полуживого Глебова посадили на кол на лобном месте Красной площади. Рядом с местом казни на телеге сидела Евдокия, ее держали два солдата, чтобы не отворачивалась и не закрывала глаза. Агония продолжалась пятнадцать часов. Чтобы Глебов преждевременно не умер от холода, Петр «милосердно» велел надеть на него шубу, шапку и сапоги. Все это время возле кола стоял священник и ждал покаяния, но Глебов умер молча. В декабре того же года казнили брата Евдокии Лопухиной, также замешанного в деле царевича Алексея.
Что касается Евдокии Лопухиной, то ее сослали в Успенский девичий монастырь в Старую Ладогу. Светлейший князь Меншиков повелел: «Ради караулу при ней и около всего монастыря употреблять данных Шлютербургского гарнизона капрала и преображенских солдат, которые оттуда дадутся, а именно двенадцать человек».
Как отмечает историк-краевед Владимир Астафьев, запрещался всякий контакт Евдокии Федоровны не только с внешним миром (посредством писем), но и с кем-либо из монастырского окружения. Под страхом смертной казни Меншиков велел бывшую царицу «смотреть неусыпно», для чего «днем и ночью вокруг всего монастыря солдатам, скольким человекам возможно, ходить непрестанно и того, чтобы кто тайно не учинил, смотреть накрепко». Иначе говоря, монастырь для опальной царицы превратился в настоящую тюрьму со строгим режимом.
Но вот что удивительно: сохранились устные предания, что к своей бывшей жене в Успенский монастырь нередко заглядывал Петр I. Заботился о ее удобствах, но не дальше кельи. Действительно, как отмечает Владимир Астафьев, подобные визиты могли иметь место, ведь с 1719 года поблизости стали сооружать Ладожский канал, и царь неоднократно бывал на этой стройке…
После смерти Петра I, в 1725 году Евдокию Лопухину перевели из монастыря в Шлиссельбургскую крепость, где условия были еще более суровыми. Очевидно, взошедшая на престол Екатерина I очень опасалась, что Евдокия, как законная русская царица, может предъявить свои требования на престол, и найдутся люди, которые помогут ей.
Крепкое здоровье помогло Лопухиной пережить все эти невзгоды. Два года Евдокия томилась в крепости на острове, и только когда Екатерину I на престоле сменил ее родной внук Петр II, получила свободу. С царскими почестями ее привезли в Москву, именовали великой государыней Евдокией Федоровной. Царедворцы принялись наперебой проситься к ней на прием.
Евдокия поселилась в Новодевичьем монастыре, где и прожила до самой смерти в 1731 году. Повидавшая ее там жена английского резидента свидетельствовала: «Она сейчас в годах и очень полная, но сохранила следы красоты. Лицо ее выражает важность и спокойствие вместе с мягкостью при необыкновенной живости глаз…».
«Хороша, умна, ловка»
Историки называют Анну Крамер «нарвской любовницей» Петра Великого. Действительно, она происходила из Нарвы, причем в Россию попала при весьма печальных обстоятельствах для жителей этого города. Нарва была своего рода ключом к победе в Северной войне. В 1700 году, именно с разгрома под Нарвой, начались для Петра военные действия против Швеции. Петр I не простил Карлу XII позора поражения, и спустя четыре года, в 1704-м, взял реванш. Нарву взяли после ожесточенного штурма, а затем, по воинской традиции, она «была отдана на откуп победителю»…
И вот тут Петр I проявил свое благородство:. Известно, что когда он узнал о том, что русские солдаты в Нарве устроили грабеж и мародерство, он лично примчался в завоеванный город с обнаженной саблей в руке и призвал воинов к порядку, причем нескольких из них в ярости зарубил. Потом он явился в замок, где ему привели пленного шведского генерала Горна, командовавшему сдавшимся гарнизоном.
Петр бросил свою окровавленную саблю перед ним на стол и в гневе сказал: «Смотри мою омоченную не в крови шведов, но россиян шпагу, коею укротил я собственных моих воинов от грабежа внутри города, чтоб бедных жителей спасти от той самой смерти, которой в жертву безрассудное твое упорство их предало».
«Есть расхожее представление, что обычно на разграбление взятой крепости или города армии давалось три дня, — указывает современный историк Борис Мегорский. — В Нарве подобного не было. Город был взят 9 августа 1704 года к середине дня, а уже на следующий день все войска были выведены из города — обратно в осадный лагерь. Конечно, сутки — и этого горожанам было достаточно, чтобы испытать на себе весь праведный гнев победителей…
Действительно, крепость была взята штурмом, солдаты предались грабежу: право воинской добычи — неоспоримое, священное право победителя. И здесь решающую роль сыграл Петр I. В частности, он распорядился выдать так называемые “охранные грамоты”, которые вешали на дома голландских и английских купцов, в которых значилось, что этот дом находится под охраной государя, и его запрещено грабить. Так и было сделано, и известно, что многие нарвитяне сносили в эти дома свои пожитки, чтобы уберечь их от грабежа».
Анну Крамер, дочь купца и члена Нарвского магистрата, как и многих других жительниц Нарвы, Петр таким образом спас от упоенных победой солдат. Ей исполнилось всего десять лет.
«Анна Ивановна Крамер была дочь члена магистрата и купца в Нарве. По взятии города в 1704 году она как пленница была увезена в Россию, и именно в Казань. Несколько лет спустя она была увезена из Казани в Петербург, где была подарена генералу Балку, мужу сестры красивой Монс, которой мы посвящаем отдельную статью. Балк отдал ее как камер-юнгфрау фрейлине Гамильтон», — сообщал Георг Адольф Вильгельм фон Гельбиг, дипломат, секретарь саксонского посольства в России во времена Екатерины II.
«Петр I усмиряет своих солдат после взятия Нарвы».
Среди изображенных жительниц города, возможно, была и Анна Крамер. Худ. Н. Зауервейд
Современная российская писательница Елена Арсеньева, автор исторических романов и «дамского чтива», так описала Анну Крамер: «Она принадлежала к тому виду бесцветных малокровных блондиночек, сильно напоминающих простые неочиненные карандаши, от которых ретивое у мужчин от чего-то очень сильно взыгрывает». Однако ее изображений, по данным историков, не сохранилось, так что нам остается только фантазировать.
«Анна Крамер, должно быть, была очень хороша. Она была, кажется, умна и более чем ловка», — отмечал фон Гельбиг. В своей книге «Русские избранники», представлявшей литературные портреты деятелей XVIII века, Анна Крамер значилась под № 11, между генералом Адамом Вейде и Виллимом Монсом де ла Круа, любовником императрицы, казненным по приказу Петра. (Кстати, после казни его голову заспиртовали и долгое время, чуть ли не до конца XVIII века, хранили в колбе в одном из подвалов Кунсткамеры.)
В Казани Анну Крамер приметил будущий местный губернатор Петр Апраксин. «Оценив» ее достоинства, он взял ее к себе в наложницы. Девочки тогда рано взрослели, а когда 13-14-летняя девочка выходила замуж, это считалось нормой. В 1774 году Церковь устанавливала бракоспособный возраст в 13 лет для женщин и в 15 лет для мужчин. Только в 1830 году, в соответствии с императорским указом, минимальный возраст для вступления в брак повысили до 16 лет для невесты и 18 лет для жениха…
Позже Апраксин отправил Анну в Петербург, где она оказалась в услужении у генерала Федора Балка, который, втайне от жены, Матрены, настойчиво склонял ее к сожительству, а Матрена — сестра Анны Монс, которую когда-то любил Петр. К тому времени у царя была уже другая пассия — Марта Скавронская, бывшая шведская пленница. Обилие женщин царя никогда не смущало, он считал их о