Они поженились и поселились в родном городе Айвазовского — приморской Феодосии в Крыму. Биографы отмечают, что Юлия была разочарована: она мечтала блистать в свете, а в результате оказалась далеко от столиц. Однако известно и то, что она помогала мужу в его археологических изысканиях: вела учет находкам, готовила их к отправке в Петербург.
Юлия родила Айвазовскому четырех дочерей. Образование им давали на самом высшем уровне: девочки изучали языки, играли на фортепиано, танцевали, занимались музыкой и литературой. Однако как быть дальше? Айвазовский не мыслил своей жизни вне любимой Феодосии, но Юлия понимала, что там дочерей вряд ли удастся удачно выдать замуж…
С 1860-х годов она на время размолвок с мужем уезжала с дочерьми в Одессу или Петербург. А 8 марта 1870 года она написала прошение Александру II с жалобой на своего супруга. Оно сохранилось в Фонде III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, хранящемся в Государственном архиве РФ.
«Молодой, не знающей жизнь и людей, я вышла замуж за художника Ивана Константиновича Айвазовского, с которым была знакома весьма короткое время. Ревнивый и властолюбивый его характер приучил меня к покорности и боязни мужа, — сообщала Юлия Греве. — Вскоре он повез меня в Феодосию, где я была принуждена жить в продолжение двенадцати лет в кругу многочисленного его семейства, пропитанного воспитанием и нравами восточными — во всем противоположными полученному мной воспитанию, и я подпала под совершенную от них зависимость, под влиянием всех возможных с их стороны интриг с целью поселить раздор между мужем и мной и удалить его от меня и детей для своекорыстных целей…
И. Айвазовский с женой Юлией. Неизв. худ.
Постоянные эти волнения и душевные огорчения, невыносимые нравственные страдания и угнетения мало-помалу подточили мое здоровье и наконец вызвали, при других еще причинах, тяжкую болезнь, которая продолжалась три года, и последствия которой до настоящего времени кажутся неизлечимыми…
О перенесенных мной физических страданиях может свидетельствовать одно уже то обстоятельство, что для успокоения невыносимых болей я употребила под руководством медика двадцать восемь фунтов хлороформа.
Болезнь моя, не вызывая сострадания, лишь только усилила озлобление и необузданность моего мужа до варварства, и я нередко подвергалась насилиям, следы которых были видны на всем теле и даже на лице».
Дальше Юлия описывала душераздирающие случаи: мол, однажды муж бросил ее «оземь», причем «от падения и нравственного потрясения кровь пошла у меня горлом». В другой раз набросился с бритвой, угрожая зарезать, в третий — «в припадке бешенства» схватил за горло и начал душить…
«Убежденная по совести, перед Богом, что я свято исполнила свой супружеский долг, что я переносила от мужа сверх своих сил, и не желая срамить отца моих детей судебным преследованием и обнаружением сокровенных семейных тайн — я припадаю к стопам Вашего Величества, моля о справедливости и ограждении моего материнского достоинства, моих человеческих прав, дарованных щедротами Вашими каждой вышедшей из крепостной зависимости крестьянке. Я молю для себя и детей моих одного только спокойствия и ограждения от грубого произвола!» — призывала императора Юлия Греве.
До Александра II письмо не дошло: оно застряло в недрах III отделения. Карл-Крамер Кноп, начальник Жандармского управления Одессы, и шеф Отдельного корпуса жандармов Петр Шувалов провели проверку того, о чем говорилось в письме Юлии Греве.
14 марта 1870 года наблюдавший ее и дочерей одесский врач Иларий Гроховский сообщал подполковнику Кнопу: «Состоя в качестве домашнего врача в этом семействе более двух лет, мне нельзя было не заметить каждый раз, что за получением письма от ее супруга болезненные явления у матери ухудшались, и часто такое же ухудшение происходило только от одного ожидания подобного письма. После же каждого приезда супруга в круг семейства такое ухудшение проявлялось в громадных и угрожающих самой жизни размерах…»
Спустя месяц Кноп докладывал Шувалову: «Имею честь донести, что художник И.К. Айвазовский прибыл в Одессу вечером 3 сего апреля и остановился отдельно от семейства, в гостинице. Дочерям, встретившим его на дебаркадере железной дороги, он высказал большое озлобление против их матери, поступок которой называл подлым, но вместе с тем с полной уверенностью объявил, что он на другой день пойдет к генерал-губернатору и покажет жене, что значит на него жаловаться».
На другой день он действительно явился с визитом к генерал-губернатору Новороссии и Бессарабии Павлу Коцебу и был немало удивлен тем, что тот одобрил поступок его жены и знал все подробности его семейной жизни. Айвазовский едва сдерживал свое бешенство, оправдывался тем, что докажет, что жена его ему изменяла.
Однако в итоге художник подписал обязательство: «Признавая необходимость жить отдельно от моего семейства, я, нижеподписавшийся, даю сию расписку в том, что я: 1) добровольно разрешаю моей жене Юлии Яковлевой Айвазовской вместе с четырьмя нашими дочерями: Еленой, Марией, Александрой и Иоанной — жить в г. Одессе или в другом городе, по ее усмотрению, а также, в случае надобности, временно выехать за границу, и с этой целью выдаю бессрочный вид на свободное ее с дочерями жительство; 2) на содержание жены моей с дочерями я обязуюсь выдавать ей ежемесячно впредь по триста рублей, а также передать моей жене или уполномоченному ей лицу, принадлежащее ей имение Кринички; 3) выслать моей жене тотчас по приезде моем в Феодосию метрические свидетельства о рождении и крещении наших дочерей.
Условия эти обязуюсь исполнить свято и ненарушимо; но ежели жена и дети пожелают приехать ко мне в Феодосию временно или на постоянное жительство, то я приму их с удовольствием, в чем подписываюсь, г. Одесса, апреля 7 дня 1870 года».
После расставания с Юлией Айвазовский пытался возобновить их отношения, но она не соглашалась. В 1877 году они развелись.
А.Н. Бурназян-Саркисова. И. Айвазовский. 1882 г.
Но в жизни Ивана Айвазовского появилась еще одна прекрасная дама — Анна Саркисова. Их первая встреча случайна и мимолетна… Однажды экипаж художника остановила траурная процессия: хоронили известного в Феодосии купца Саркисова. Вслед за гробом шла его вдова — юная армянка поразительной красоты.
Айвазовский влюбился как юноша. Через год, в 1882 году, Анна Саркисова стала его женой. Венчание прошло в армянской церкви Сурб Саркис в Феодосии. Художнику уже 65 лет, она младше его почти на сорок лет, но подобная разница в возрасте совершенно не мешала их чувствам. Их счастливая жизнь продлилась восемнадцать лет.
Год спустя Айвазовский поведал другу в письме: «Минувшим летом я вступил в брак с одной госпожой, вдовой-армянкой. Ранее с нею знаком не был, да вот о добром ее имени слышал премного. Жить теперь мне стало спокойно и счастливо. С первой женой уже 20 лет не живу и не вижусь с нею вот уже 14 лет. Пять лет тому назад Эчмиадзинский синод и католикос разрешили мне развод… Только вот очень страшился связать свою жизнь с женщиной другой нации, дабы слез не лить. Сие случилось Божьей милостью, и я сердечно благодарствую за поздравления».
На картине «Сбор фруктов в Крыму» Айвазовский запечатлел свою жену Анну, 1882 г.
Свою молодую жену Айвазовский запечатлел на картинах «Портрет Анны Бурназян-Саркисовой» и «Сбор фруктов в Крыму». В одном из писем жене Айвазовский признавался: «Моя душа должна постоянно вбирать красоту, чтобы потом воспроизводить ее на картинах. Я люблю тебя, и из твоих глубоких глаз для меня мерцает целый таинственный мир, имеющий почти колдовскую власть. И когда в тишине мастерской я не могу вспомнить твой взгляд, картина у меня выходит тусклая».
Айвазовский и Анна почти не расставались: они были неразлучны и во время путешествий, связанных с организацией выставок в России, Европе и Америке. Жена стала его первой помощницей и советчицей. Очень тяжело далась Анне их поездка в Америку в 1892 году. «Жена ужасно тоскует, да и я тоже, пока был очень занят — не замечал, но теперь рад вернуться в Россию», — признавался он по возвращении.
Художник умер в 1900 году и, согласно своему завещанию, его похоронили во дворе армянской церкви в Феодосии, здесь его крестили и венчали. Анна пережила его больше чем на сорок лет.
После его смерти она стала добровольной затворницей, не делая никаких попыток устроить личную жизнь. Она оставалась в Крыму и во время Гражданской войны, и во время Великой Отечественной, когда полуостров оказался под немецкой оккупацией и ей приходилось менять последние драгоценности на хлеб и крупу… Она умерла в июле 1944 года в возрасте 88 лет и похоронена рядом с мужем, в сквере армянской церкви, в которой они когда-то венчались.
Перстень из Древнего Рима
История одной из реликвий Литературного музея в Москве, перстня поэта Дмитрия Веневитинова, весьма примечательна: его сняли с руки поэта, когда в 1930-х годах его захоронение вскрыли при сносе некрополя Симонова монастыря в Москве. Останки Веневитинова эксгумировали и перезахоронили на Новодевичьем кладбище. При этом прах матери и брата Дмитрия, Алексея Веневитинова, переносить не стали…
Этот перстень — напоминание о страстной любви поэта к великосветской красавице Зинаиде Волконской. По сути дела, эта безответная любовь и свела его в могилу, когда ему еще не было и двадцати двух лет…
Считается, что Веневитинов, служивший в Московском архиве Коллегии иностранных дел, впервые увидел Волконскую в феврале 1826 года на церемонии прощания с императором Александром I в Архангельском соборе Кремля. К гробу подошла молодая дама в трауре, положила в изголовье букет незабудок, откинула вуаль. Дмитрий Веневитинов спросил у знакомого, мол: кто эта прекрасная незнакомка?
И услышал в ответ: «Княгиня Волконская, о ней все говорят…» Зинаида Волконская, которую при Царском дворе называли «Сиятельная сирена», действительно вызывала в обществе немало толков и жгучей зависти. Молва называла ее притворщицей, интриганкой, высокомерной аристократкой…