В первый раз Маковский женился в ноябре 1866 года, ему 27 лет, его избранницей стала артистка драматической труппы Императорских театров Елена Буркова, внебрачная дочь графа Владимира Адлерберга — министра Императорского двора при Николае I.
Маковский был счастлив: в своей жене он нашел родственную душу. Она понимала толк в искусстве, хорошо рисовала и, подобно мужу, увлекалась музыкой. На вечерах у Маковских бывали деятели искусства, особым уважением пользовались участники легендарной «Могучей кучки».
Однако молодую семью постигло горе: сын Владимир умер в младенчестве. Вскоре жена художника заболела чахоткой. Чтобы сменить климат, тот увез ее в Египет, но это не помогло, и в 1873 году Елены не стало…
Художник горевал, но жизнь продолжалась. Однажды на балу в Морском корпусе живописец, которому исполнилось 35 лет, встретил очаровательную Юлию Леткову, младше его на двадцать лет, но она казалась старше своих лет и прекрасно знала цену своей ослепительной внешности. Недаром Илья Репин называл ее «ангелом неизреченной красоты».
Маковский был покорен красотой и музыкальностью девушки: она обладала лирическим сопрано красивого тембра. В тот вечер он не отходил от Юлии, а на следующий день пригласил всех к себе — музицировать. К ужину Константин Егорович повел юную Леткову под руку и объявил: «Вот и отлично. Будьте у меня хозяйкой!»
Через две недели состоялась помолвка. Свадьбу сыграли, как только невесте исполнилось шестнадцать лет. Юлия Павловна отказалась от амбициозных планов поступить в Консерваторию и стать певицей. Тем более что Константин Егорович обожал свою супругу, постоянно изображал ее на портретах.
Семейной идиллии, правда, поначалу не получилось: первый ребенок умер в возрасте восьми месяцев. Но через год 17-летняя Юлия забеременела снова. Этот брак продолжался двадцать лет, в нем родились дочь и двое сыновей, в которых художник души не чаял.
К. Маковский. Автопортрет
Старший сын художника, Сергей, ставший известным поэтом, вспоминал о том, как появилось самое известное изображение его матери — «Женский портрет»: «Недели через три после тяжелых родов мать надела темно-красный халат, повязала вьющиеся пепельно-каштановые волосы голубой лентой, под цвет чулок, и в первый раз пришла в мастерскую. Константин Егорович писал что-то сосредоточенно и почти не обратил внимания на ее появление. Она надулась, села в кресло и, взяв со стола книгу, стала разрезать страницы ножом. Отец обернулся и без дальних слов набросал за какой-то час силуэт жены».
«Наша семья, в течение первых пятнадцати лет совместной жизни с отцом, была дружной, гармонически слитной семьей, — вспоминал Сергей Маковский. — Нежность к нему, знаменитому, балованному художнику, приобретала оттенок восторженного поклонения. Существом высшего порядка входил он в наш детский быт, не вмешиваясь в мелочи домашних будней, вечно увлеченный своей работой, постоянно исчезавший куда-то, чтобы вернуться опять и все наполнить и озарить собою. Экспансивно ласков с нами, детьми, он не был, но никогда и не раздражался обидно. Только, бывало, нахмурит густые, мохнатые брови и пристально взглянет своими голубыми немного на выкате глазами; дело редко кончалось легким подзатыльником. Не помню ни одной ссоры его с матерью, ни одного сказанного им резкого слова…
«Обнаженная в чулках».
К. Маковский. 1890-е гг.
Музыка была его второй стихией. Напевал он постоянно… Недаром моя мать называла его “человек-песня”. Владея удивительным бархатистым баритоном, он пел как заправский артист; был любимым учеником Эверарди, даже заменил его однажды на русской сцене в “Травиате” в роли отца Альфреда (случилось это еще до первого брака)».
Шли годы, Юлия Павловна стала испытывать проблемы со здоровьем, и вся семья выехала за границу. Константин Маковский начал постепенно отдаляться от жены, стал, по воспоминаниям Сергея Маковского, «ворчлив, подозрителен, вспыльчив… Это уже другой отец, хоть мы и не угадывали причины этой перемены… первоначальный образ его уходил куда-то в далекое прошлое…»
Жизнь, как известно, не терпит пустоты… На Всемирной выставке 1889 года в Париже Константин Маковский познакомился с 20-летней красавицей — Марией Матавтиной. Завертелся страстный роман, родился сын, которого назвали Константином.
Когда Константин Егорович во всем признался жене, она не простила измены. Юлия Павловна подала ходатайство «о предоставлении ей права проживать с тремя детьми по отдельному паспорту от мужа и об устранении последнего от всякого вмешательства в дело воспитания и образования детей». Долгое время Юлия Павловна наказывала неверного мужа, не давая ему развода и требуя огромную сумму. Все это стало настоящей драмой для семьи. Сергей Маковский впоследствии признавался, что так и не смог до конца простить отца…
Ю. Маковская, вторая жена художника. «Портрет в красном берете». К. Маковский. 1905 г.
Тем временем у художника появился второй незаконнорожденный ребенок — дочь Ольга, следом родилась дочь Марина. Маковский обзавелся недвижимостью в Париже, оборвал все связи с женой и уже взрослыми детьми от прежнего брака.
Алексей Суворин записал в своем дневнике в мае 1893 года о визите к нему Константина Маковского: «Маковский 3 месяца был в Америке. Говорил, имя его там хорошо известно… Говорил о своем разводе. Жена его требует 9000 руб. пенсии. Он отдал ей две картины — “Невесту” и “Вакханалию” и говорил, что у нее есть 100 т. руб., так как все деньги он отдавал ей. Вид его не блестящий, немножко конфузится…»
Спустя три года Константин Маковский снова фигурировал на страницах дневника Суворина: «Встретился с Маковским (К. Е.) и его женой (новой). Он думает взять, т. е. желал бы взять 100 000 руб., говорит, что картина ему стоила 35 000 (жена его говорит: “Нам стоила”). Он сказал мне, что наконец Юл. Павл, соглашается на развод за 40 000 руб. Он не может говорить о ней без негодования. “Если б у меня не было сына, я бы ей дал себя знать. Дочь не так ответственна. Она выходит замуж, носит фамилию мужа, но сын — другое дело. Ведь она до того пала, что писала мне письма, что она готова втроем с нами жить. Что это за женщина, которая предлагает это!”»
В феврале 1897 года Суворин записал в дневнике: «Завтракал у К.Е. Маковского. Было человек 30. Жена его называет не иначе, как Константин Георгиевич. Выносили детей, даже 3-месячного младенца, на руках у мамки. Девочка обошла всех, и все целовали ее ручку, а мальчик тоже всех обошел и подставлял свою щеку для поцелуя. Может быть, это превосходно, а, может, и не надо».
Только в 1898 году, когда Маковскому было уже почти 60 лет, он смог выплатить деньги, которые требовала вторая жена, и до конца жизни обязался ее содержать, а в его третьем браке вскоре родился четвертый ребенок…
В 1902 году художник составил завещание, по которому все права на его имущество и картины переходили к Марии Матавтиной-Маковской и ее детям…
«Лучшие красавицы наперебой позировали мне. Я зарабатывал громадные деньги и жил с царственной роскошью. Успел написать несметное количество картин. Я не зарыл своего Богом данного таланта в землю, но и не использовал его в той мере, в которой мог бы. Я слишком любил жизнь, и это мешало мне всецело отдаться искусству», — говорил о себе Константин Маковский.
Действительно, он — один из самых модных и дорогих портретистов России второй половины XIX — начала XX веков, современники называли его «блестящий Костя», а император Александр II — «мой живописец». Его знали как автора множества исторических полотен и портретов, принесших ему громадную известность.
Как вспоминал Сергей Маковский, обаяние отца, его «простодушие, незлобивость, улыбчивая общительность, талантливость щедрая и веселая открывали перед ним все двери». Однако финал жизни Константина Егоровича оказался трагичным и нелепым. Художник стал жертвой банального дорожно-транспортного происшествия в самом центре Петрограда, случившегося поздним сентябрьским вечером 1915 года.
Пролетка, в которой он ехал, столкнулась с трамваем, опрокинулась, и художника выбросило на мостовую. Врачи считали состояние художника очень тяжелым: он получил рану головы, ушибы тела и сотрясение мозга. Дорожное происшествие случилось в ночь на 16 сентября, а в шесть часов вечера 17 сентября Маковский скончался на руках жены и двух дочерей…
Художник Иван Вельц, в гостях у которого Маковский провел последний вечер, рассказал, что тот был в прекрасном расположении духа: как всегда, шутил и балагурил. Художник только что вернулся из своего имения в Тульской губернии, откуда по обыкновению привез много этюдов, и готовился к выставке. Он хотел устроить аукцион картин в пользу беженцев — шла Первая мировая война, а в мастерскую он направлялся, чтобы заканчивать картину «Как кормят на лавре».
«Вот что фатально, — сказал Вельц, — Константин Егорович всегда боялся трамвая, точно он предчувствовал, что трамвай будет причиной его смерти. Ему гораздо удобнее было от меня поехать на трамвае, но он предпочел взять извозчика. Такова судьба!..»
Нелепая смерть известного художника просто не укладывалась в голове. Ведь, несмотря на преклонный возраст, он отличался цветущим здоровьем и всегда выглядел бодрым, энергичным и жизнерадостным. Говорили, что он стал жертвой черствости и равнодушия. В прессу просочились подробности того рокового «дорожного переплета». По словам очевидцев происшествия, смерть художника стала результатом того, что ему вовремя не оказали медицинскую помощь.
Как рассказала концертная певица Сахновская, которая оказалась случайной свидетельницей трагедии, «проходило время, а несчастный, без всякой помощи, продолжал, окровавленный, лежать на мостовой в грязи. Каждая минута была дорога, а городовые, вместо того чтобы вызвать санитарный автомобиль или послать за носилками, преспокойно записывали номер и фамилию вагоновожатого и пререкались с дворниками, выясняя, кому из них следует везти тело в участок. Так как катастрофа произошла на перекрестке, то спорили о том, к району какого дворника он относится».