К моменту знакомства с художником Надежда Забела — звезда оперной сцены. Она окончила в 1891 году Петербургскую консерваторию, дебютировала в 1893 году в Киевской опере, много гастролировала. Все восхищались ее лирико-колоратурным сопрано особого, кристально-чистого тембра.
По словам композитора Михаила Гнесина, голос Надежды Ивановны «ни с чем не сравнимый, ровный-ровный, легкий, нежно-свирельный и полный красок, предельно выразительный, хотя совершенно спокойно льющийся. Казалось, сама природа, как северный пастушок, играет или поет на этом одушевленном музыкальном инструменте…»
Особенно она блистала в операх Н.А. Римского-Корсакова. Для нее он специально сочинил партию Марфы в опере «Царская невеста». Критики и зрители были единодушны в своих оценках ее творчества: лучше нее никто не исполнял главные женские партии в «Садко» и «Сказке о царе Салтане», «Демоне» и «Евгении Онегине».
Впрочем, вернемся к знакомству художника и певицы. Художник Панаевского театра Константин Коровин приболел, и Михаила Врубеля пригласили из Москвы для его замены. Шла репетиция романтической оперы немецкого композитора Энгельберта Гумпердинка «Гензель и Гретель» (на основе сюжета детской сказки братьев Гримм).
М. Врубель. Н. Забела-Врубель. Портрет, 1898 г.
Врубель услышал волшебный женский голос, исполнявший роль сестрички Гретель, и был настолько очарован, что пошел искать ту, чей голос его пленил. Надежда Ивановна вспоминала много лет спустя: «Я во время перерыва (помню, стояла за кулисой) была поражена и даже несколько шокирована тем, что какой-то господин подбежал ко мне и, целуя мою руку, воскликнул: “Прелестный голос!” Стоявшая здесь Т.С. Любатович (прима театра. — Ред.) поспешила мне представить: “Наш художник Михаил Александрович Врубель”, и в сторону мне сказала: “Человек очень экспансивный, но вполне порядочный”».
«Не скажу, чтобы в этот вечер он произвел на меня какое-нибудь впечатление; фамилия его мне была неизвестна; но я заметила, что он смотрит на наши картины как художник, — вспоминала впоследствии сестра Надежды Забелы Екатерина Ге, которая приходилась невесткой знаменитому художнику Николаю Ге. — Я слышала, что Врубель приехал из Москвы, и мне показалось, что и по выговору он москвич. Врубель, по-видимому, увлекся сестрою с первого раза: как только он ее увидел и услышал, он сейчас же стал за нею сильно ухаживать».
«В 1896 году наступает нежданная перемена в жизни брата — он встречает свою мечту художника в лице тоже жрицы искусства певицы Надежды Ивановны Забелы, ставшей затем его спутницей жизни и вдохновительницей целого ряда произведений художника, служа ему неизменно натурой, которую он особенно ценил как таковую, между прочим потому, как он говорил, что, позируя, “она умеет молчать”, — отмечала сестра художника Анна Врубель. — Свое уважение, преклонение перед ее талантом как певицы он выражал словами: “Другие певицы поют как птицы, а Надя поет как человек”».
М. Врубель. Автопортрет, 1905 г.
Роман развивался стремительно, несмотря на солидную 12-летнюю разницу в возрасте: Михаилу Врубелю сорок лет, его возлюбленной — двадцать восемь. Впоследствии Михаил Александрович говорил своей сестре, что, если бы Забела ему отказала, он бы покончил с собой. Через два месяца они обручились, а в июле того же года обвенчались в православной церкви в Женеве во время гастролей Надежды Забелы.
«Надя и Врубель проектировали венчаться в Петербурге; Мамонтов должен был быть посаженным отцом, я — посаженной матерью, потом они должны были ехать в Нижний Новгород, где в этом году была выставка, — вспоминала Екатерина Ге. — Мамонтов заказывал Врубелю два панно в Нижнем Новгороде, а Надя должна была петь в опере. Не знаю, по какой причине планы венчаться в Петербурге не осуществились. Надя из Рязани поехала за границу, где в это время была мамаша с нашей больной сестрой. Врубель же отправился в Нижний Новгород и написал там (для международной выставки. — Ред.) два громадных панно “Микула Селянинович” и “Принцесса Греза”. Панно эти были забракованы выставочной комиссией, и Мамонтов показывал их в каком-то отдельном помещении».
Готовясь к женитьбе, Михаил Врубель выполнил несколько дорогих заказов, а на вырученные средства отвез любимую в Швейцарию. Там они поселились в дорогом номере, в прекрасном отеле на берегу озера. Он осыпал свою возлюбленную роскошными подарками. В честь свадьбы Врубель преподнес ей брошь с бриллиантами и опалом. «Своими панно Врубель приобрел много денег и сделал сестре массу подарков, покупал он все лишь самое великолепное и дорогое, — подтверждала Екатерина Ге. — Врубель очень восхищался наружностью и сложением сестры и благодарил мамашу как автора. В наружности сестры не было ничего классического и правильного, и я слышала отзыв, что Врубель выдумал красоту сестры и осуществил в портретах, хотя, по-моему, он часто преувеличивал именно ее недостатки, так как они особенно нравились ему. Врубеля прельщало и то, что сестра много моложе его, он говорил, что он влюблен именно потому, что она еще молода, сравнительно с ним, мало знает жизнь».
М. Врубель. Портрет сына, 1902 г.
Надежда Забела стала музой художника, ее портрет, написанный Врубелем в год женитьбы, так и назывался: «Муза». Михаил Врубель был очень музыкален и принимал большое участие в подготовке ролей жены. Ее костюмы и даже грим он придумывал сам.
Как вспоминала известная оперная артистка Мария Дулова, которой часто приходилось быть соседкой Михаила Врубеля по театральному залу, во время оперных представлений он «всегда волновался, но с появлением Н[адежды] И[вановны] успокаивался и жадно следил за игрой и пением своей жены. Он ее обожал! Как только кончался акт, после вызовов артистов, Михаил] Александрович] спешил за кулисы и, как самая тщательная костюмерша, был точен во всех деталях предстоящего костюма к следующему акту, и так — до конца оперы…»
Первые пять лет семейной жизни прошли почти безоблачно. Правда, Надежда писала сестре Екатерине, что сразу взяла управление домашним бюджетом в собственные руки, поскольку муж, по ее словам, имел слабость сорить деньгами.
В сентябре 1901 года у супругов родился сын, которого назвали Саввой. И вскоре после этого вся семейная жизнь пошла наперекосяк… «Родители с горячей радостью ждут появления на свет будущего ребенка, делаются самые тщательные приготовления: но их ожидает глубокое огорчение: мальчик рождается, в смысле общего сложения, прелестным, с каким-то поразительно сознательным взглядом, но и с первым признаком дегенерации — раздвоенной верхней губкой», — вспоминала Анна Врубель.
Екатерина Ге полагала, что Михаил Врубель имел «вкус такой своеобразный, что он мог находить красоту именно в некоторой неправильности. И ребенок, несмотря на губку, был так мил, с такими громадными, синими, выразительными глазами, что губка поражала лишь в первый миг и потом про нее забывали».
В самый разгар работы над «Демоном» художник написал большой акварельный портрет шестимесячного сына в коляске. «Испуганное и скорбное лицо крохотного существа, промелькнувшего метеором в этом мире, полно необычайной выразительности и какой-то недетской мудрости. В его глазах как будто пророчески запечатлена вся трагическая судьба его недолговечности», — написал об этой работе Врубеля искусствовед Николай Тарабукин.
Диагноз сына поверг Врубеля в депрессию. С весны 1902 года у художника появились первые признаки душевной болезни, из-за которой ему пришлось расстаться с семьей и провести полгода в клинике. А 3 мая 1903 года сын умер от пневмонии. Савву похоронили в Киеве на Байковой горе.
В 1904 году художнику стало немного лучше. Несмотря на прогрессирующую душевную болезнь, Михаил Александрович постоянно погружен в работу. В 1905 году Академия художеств присвоила ему звание академика. Однако силы его постепенно таяли, он проводил в психиатрической лечебнице многие месяцы вплоть до 1910 года.
«Нечто общее есть между безумием Ницше и безумием Врубеля, — считал поэт Максимилиан Волошин, — в этом пребывании тела здесь, на Земле, в то время как гениальный дух уже покинул его, в этой страшной полусмерти, которая отмечает избранных. Точно дух переступил запретную грань и уже не мог вернуться в темницу тела».
Надежда Забела не считалась с расходами, лишь бы муж ее продолжал заниматься творчеством. В эти годы художник написал множество ее портретов. Ее здоровье тоже пошатнулось, а его подтачивали сильные нервные припадки. Но Надежда Ивановна держалась из последних сил, став настоящим ангелом-хранителем для больного супруга.
По словам журналиста Юрия Арцыбушева, болезнь, острая вначале, понемногу выпускала Михаила Врубеля, позволяя даже заниматься любимым его делом. «При приезде в Москву мне пришлось два раза посетить его в больнице, и оба раза для меня это был прежний Врубель, больной, слабый, но прежний. Таким же ожидал я найти его при последнем свидании в петербургской лечебнице, но то, что я встретил там, для меня, часто наблюдавшего светлый разум этого художника, было ужасно: навстречу мне шел живой труп, с невидящими глазами и с детским лепетом на губах. И таким он прожил несколько лет».
В феврале 1910 года у Михаила Врубеля началось воспаление легких, перешедшее в скоротечную чахотку, от которой он умер в апреле того же года. В ночь перед смертью он сказал ухаживавшему за ним санитару: «Довольно уже мне лежать здесь — поедем в Академию». Злая ирония судьбы! На следующий день гроб с телом Врубеля был установлен именно в Академии художеств.
«Во время своей болезни он продолжал любить музыку, — вспоминала Надежда Забела, — только оркестровая, в особенности Вагнер, его утомляла; видно, для этого он был уже слаб. Зато до самого последнего времени, когда я его навещала, я напевала ему почти все новое, что я разучивала. И он часто, видимо, наслаждался, делал интересные замечания.
Любил он также, когда я вспоминала то, что пела прежде, при нем, например молитву детей из “Гензель и Гретель”. И сам он часто пел. Вспоминал “Садко” и, хотя, конечно, не мог всего спеть по недостатку голоса и уменья, удивительно помнил всякие подробности музыки. Вообще, во время его ужасной болезни, когда он уже ослеп, самые светлые впечатления его были — музыкальны. Здесь он иногда хоть на миг забывал о своем несчастье. Теперь, разучивая что-нибудь, я думаю о том — как бы это понравилось М. А. Но, увы, его уже нет».