А. Цакни — «языческое увлечение» И. Бунина
Общий круг интересов, интеллектуальный багаж не могли не послужить тому, что Бунина и Муромцеву как будто бы притягивало друг к другу. «Я никогда не хотела связывать своей жизни с писателем, — признавалась потом Вера Николаевна. — В то время почти о всех писателях рассказывали, что у них вечные романы и у некоторых по несколько жен. А мне с юности казалось, что жизни мало и для одной любви».
Тем не менее через год они стали жить вместе, но узаконить свои отношения не могли, поскольку Анна Цакни не давала Бунину развода. Обвенчались они только в 1922 году — уже будучи в эмиграции, в Париже. И прожили вместе почти полвека… Вера Николаевна была верной спутницей мужа, поддерживала его во всех трудных минутах в круговерти Гражданской войны и эмиграции, однако назвать их семейную жизнь идеальной нельзя. Впрочем, история эта довольно известная: двадцать лет назад ее представил на суд зрителей режиссер Алексей Учитель — в художественном фильме «Дневник его жены». Лента представляла собой трагический рассказ о частной жизни Ивана Бунина. Можно много спорить, уместно ли делать личную жизнь, особенно ее деликатные подробности, достоянием публики, однако факт остается фактом: упомянутой публике подглядывать в замочную скважину за чужими любовными тайными всегда очень интересно…
Словом, в фильме предстала запутанная любовная история, участниками которой являются сам Бунин, его жена Вера, молодая поэтесса Галина Плотникова, оперная певица Марга Ковтун и литератор Леонид Гуров. Фамилии некоторых персонажей намеренно изменили: под именем Плотниковой — выведена пассия Бунина — Кузнецова. Писатель Зуров, которого приютил Бунин, стал Гуровым, а Маргу наделили фамилией Ковтун, да еще с ударением на первом слоге. В фильме говорилось, что Марта еврейка (что на самом деле не так), но эта вымышленная подробность послужила мотивировкой ее возвращения, вместе с Галиной, к Бунину во время войны из оккупированного Парижа.
И. Бунин и В. Муромцева-Бунина. Фото 1910-х гг.
А что было на самом деле? В 1926 году в жизни 56-летнего писателя появилась начинающая литератор Галина Кузнецова (тоже эмигрировавшая из России), причем в два раза младше его. Они стали встречаться, Галина бросила мужа и в 1927 году переехала из Парижа в Грасс, маленький городок на юге Франции, на виллу «Бельведер», которую арендовали Иван Алексеевич и Вера Николаевна. Внешне это поначалу выглядело вполне пристойно: в доме Буниных в ту пору нередко гостили богемные личности. Галина поселилась в качестве ученицы и помощницы писателя, но вскоре все узнали об их романе.
Вера Николаевна была в отчаянии, но в итоге смирилась: «Я вдруг поняла, что не имею даже права мешать Яну (так Бунина называли в эмиграции. — Ред.) любить, кого он хочет, раз любовь его имеет источник в Боге. Пусть любит Галину… только бы от этой любви ему было сладостно на душе».
Галина Кузнецова вела записи (они известны как «Грасский дневник»), она описывала в том числе и свои отношения с Буниным. «Жизнь втроем» на глазах публики, которая не стеснялась в выражениях по поводу подобного странного союза, продолжалась семь лет. Затем в жизни Галины Кузнецовой появилась сестра литератора и философа Федора Степуна — Маргарита. Хотя Бунин не мог не знать о возможности подобных отношений между женщинами, но он чувствовал себя безмерно оскорбленным. «Наша душевная близость кончена», — заявил он Кузнецовой. «И ухом не повела», — вспоминает он о ее реакции на эти слова…
Г. Кузнецова, виновник «жизни втроем» на вилле в Грассе
В 1935 году Бунин познакомился с художницей Татьяной Логиновой-Муравьевой. Она вспоминала: «Мое знакомство с Буниным было не совсем обычным. В ноябре 1935 года была устроена “Выставка русских книг”. В очень неудобной позе, сидя на полу, я рисовала плакат, когда надо мной раздался насмешливый голос:
— А что вы тут делаете? — я в сердцах подняла голову и осеклась, — Бунин!
— Стараюсь написать плакат, да очень уж неудобно!
…Я встала, чтобы направиться к устроителям. Бунин не отходил:
— Так вы с характером, вот какая! Значит, вы художница, а я поэт, давайте встретимся, поговорим! Позвоните мне. — И на билетике первого класса метро он написал номер телефона».
Татьяна была польщена, но несколько дней колебалась: звонить или нет? Любопытство взяло верх. Набрала номер, ответил женский голос: «Вам Иван Алексеевича? Ян, тебя».
«Голос показался мне особенным, скорее трескучим, чем мелодичным, — вспоминала художница. — Зато голос И. А. был исключительным по его необычайным интонациям, он актерски пользовался ими… Узнавши, что я живу почти что по соседству, Бунин довольно часто звонил, чтобы посидеть в кафе, пойти в синема, однажды пригласил в шведский ресторан».
«Танечка, дорогая, золотая, получили Ваше письмецо, спасибо за ласковые слова…», — писал Бунин Татьяне Логиновой в декабре 1939 года. «Милая Танечка, я Вас очень люблю и очень рад был нынче Вашему письму и тому, что Вы сравнительно благополучны. У нас тоже были большие холода, и мы порядочно страдали от них. Едим очень, очень скудно…», — это уже из письма Бунина от 25 января 1941 года. И в конце послания: «Поклон Вашему мужу».
В отношениях с Татьяной Логиновой Бунин уже не заходил так далеко, как с Галиной Кузнецовой. Но Вере Николаевне снова приходилось безропотно терпеть все… «Держалась она прямо, с большим достоинством, бархатное платье обтягивало ее еще стройную фигуру, лицо показалось мне приветливым и моложавым, — вспоминала Татьяна Логинова о своем знакомстве с женой Бунина. — Я не представляла себе тогда, что дружеские отношения наши будут продолжаться 25 лет, до самой смерти Веры Николаевны в 1961 году».
«У него были романы, хотя свою жену Веру Николаевну он любил настоящей, даже какой-то суеверной любовью, — отмечал литератор русского зарубежья Андрей Седых, личный секретарь Ивана Бунина. — Я глубоко убежден, что ни на кого Веру Николаевну он не променял бы. И при всем этом он любил видеть около себя молодых, талантливых женщин, ухаживал за ними, флиртовал, и эта потребность с годами только усиливалась. Автор “Темных аллей” хотел доказать самому себе, что он еще может нравиться и завоевывать женские сердца».
Донжуанский список Валентина Катаева
Считается, что последняя дуэль в Российской империи состоялась осенью 1917 года. И произошла она в Одессе. Стрелялись два начинающих литератора — Валентин Катаев и Александр Соколовский. Естественно, «за оскорбление женщины». Причем инициатором дуэли выступил Александр Соколовский. Стрелялись до первой крови. Первые две пули никого не задели, третьим выстрелом Катаев был легко ранен. На том дело и кончилось…
Дуэль Катаева и Соколовского состоялась на берегу моря, на Ланжероне, и наделала немало шума в Одессе. Сатирический журнал «Бомба» в 1918 году отозвался следующим образом: «…И только услышали жуткое “пли”,// Как два дуэлянта, обнявшись… ушли». Впоследствии Соколовский бежал из Одессы в белый Крым, позже, с уходом армии Врангеля, попал вместе с ней в Константинополь, а затем в Румынию…
В 1917-м Катаеву двадцать лет. «Мой донжуанский список состоял почти из всех знакомых девочек, перечислять которых нет никакого смысла», — вспоминал писатель.
Его раннее детство было настоящей сказкой. «Папа часто играл с мамой на рояле в четыре руки… Я постоянно жил в атмосфере искусства. Мама читала мне стихи, придумывала для меня сказки, рисовала в тетрадке разные предметы и зверей, сочиняла к ним веселые пояснения… Папа хорошо знал и любил русскую классическую литературу», — вспоминал Катаев. Ему исполнилось всего шесть лет, когда умерла мама — ей было тридцать пять…
Первое свидание Катаев пережил в пятнадцать лет. «Вечной влюбленности я был подвержен с детства, когда не было дня, чтобы я не был в кого-нибудь влюблен, — вспоминал писатель. — Вечная влюбленность составляла сущность моего бытия — его счастье и его горе. Я слишком самозабвенно отдавался любовным мечтам, что, может быть, в конечном счете и явилось причиной моего исключения из гимназии с аттестатом за шесть классов, вследствие чего я и оказался в действующей армии вольноопределяющимся первого разряда».
По словам Валентина Катаева, его влюбленность обыкновенно проходила бурно, как инфекционное заболевание: «…по ночам жар и многократное переворачиванье нагретой подушки на прохладную сторону… Это все были как бы абстрактные, литературные романчики с лунными черноморскими ночами или танцами на скользком паркете, усыпанном разноцветными кружочками конфетти. Романчики проходили чрезвычайно быстро, не оставляя в душе никаких следов. Словно бы их вовсе не было. На смену минувшей влюбленности незамедлительно приходила другая, новая, и так далее».
Стихи в девичий альбом, ленточки из косы на память, письмецо на голубой бумаге… Как отмечает писатель Сергей Шаргунов в своем романе-биографии Валентина Катаева «Вечная весна», самые ранние известные рукописи Катаева — стихотворные записи в альбом Тасе (Наталье) Запорожченко, сделанные в 1912 году: «Я грущу в эти вешние дни… Милый друг, успокой же меня…»
Больше всего сердце Катаева пленила дочка архитектора Зося — «хорошенькая блондиночка с нежным польским лицом, всегда носившая розовое платье». Правда, Катаев у нее был не единственным: Зося славилась как большая любительница целоваться с мальчиками — правда, «без всякого любовного чувства, скорее с чувством юмора».
А еще отношения с девушкой с «сиреневым именем» Ирен, отец которой генерал-майор артиллерии Константин Гаврилович Алексинский. Катаев влюбился в нее с первого взгляда, она стала прототипом милейшей Миньоны в «Юношеском романе» Катаева.
«Дорогая Ирен! Страшная и жестовая вещь любовь! Она неслышно и легко подходит, ласково целует глаза, обманывает, волнует, мучит и никогда не уходит, не отомстив за себя. Я не знаю, что со мной делается…»
«Твое сиреневое имя // В душе, как тайну, берегу…», — писал Катаев в одном из своих стихов.