Эта встреча, как оказалась, перевернула его. Впоследствии он вспоминал: «Я не мог наглядеться на милые черты лица, ставшего таким серьезным, с резко выраженной печатью продуманного, выстраданного».
К тому времени Александр Волкенштейн сменил революционные идеи на толстовство. Более того, он состоял в переписке с Львом Николаевичем Толстым, с которым познакомился еще в январе 1894 года.
И вот что произошло после одесской встречи: Александр Волкенштейн решил бросить свою новую семью и отправиться вслед за Людмилой на Сахалин. Как он сам вспоминал, он долго шел по берегу, «глядя на уходившую плавучую тюрьму, пока не скрылся из виду белый платок, которым махала жена, высунув руку в люк парохода». Потребовался год на ликвидацию дел, и в начале октября 1898 года Волкенштейн отправился на Дальний Восток через Америку.
Вторая жена Александра Волкештейна, Ольга Степановна, очень тяжело переживала уход мужа. Спасло ее присутствие рядом сына. Она осталась в Полтаве, поступила на службу в статистическое бюро Губернского земства.
Известно письмо Льва Толстого, отправленное Ольге Степановне в январе 1899 года: «Александр] Алекс[андрович] по всему тому, что он говорил мне, поехал на Сах[алин] только с намерением устроить и облегчить сколько возможно участь Люд [милы] Алекс[андровны]. Про Вас и сына своего он говорил с любовью, и потому полагаю, что он поехал с намерением вернуться к Вам… Желаю Вам душевного спокойствия… И чем больше в Вас будет этого спокойствия и любви ко всем людям, тем вернее Вы удержите и усилите к себе и любовь Вашего мужа».
В ответном письме писателю Ольга Степановна отмечала: «…Я далека от мысли проявления какого-либо насилия над его волей и его желаниями. Уезжая, он выказал столько страданий и горя, расставаясь со мною и Шуриком, а определенного ясного плана своего поступка не выяснил; ясно было только одно, что он любит нас, и ему тяжело нас оставить».
Людмила Волкенштейн поселилась в Корсаковском посту у доктора Кириллова, а фельдшерское образование и практический опыт помогли ей найти работу в местной больнице. Кроме того, она заведовала аптекой. Ее называли «фельдшерским ангелом». Александр Волкенштейн устроился заведующим лазаретом при тюрьме.
В 1900 году Людмила и Александр вынуждены переехать в пост Александровский, поскольку у них сложились неприязненные отношения с тюремным начальством, а летом 1901 года в гости на Сахалин приехал сын Сергей с женой Верой и двухлетним Сережей.
Большим семейным кругом Волкенштейны прожили на Сахалине до 1902 года, и это было самое счастливое время. После отъезда детей жизнь на острове стала особенно тягостной. Людмила и Александр хлопотали, чтобы им хотя бы разрешили переехать на материк.
Александр подал прошение генерал-губернатору Приамурского края Гродекову. Тот дал положительную резолюцию, поскольку в это время в крае свирепствовала эпидемия холеры, и во врачах была острая необходимость.
В сентябре 1902 года супруги переехали во Владивосток. Доктор Волкенштейн стал организатором санитарной службы и первым санитарным врачом города. Людмила Александровна занималась общественной работой. Кстати, любопытное обстоятельство, в 1903 году к Александру Волкенштейну во Владивосток приезжала его вторая жена — Ольга Степановна, причем по его собственной просьбе. Она гостила там три месяца. Людмила Александровна на это время уехала на Сахалин…
Когда в 1904 году началась война с Японией и во Владивосток стали поступать раненые, Людмила пошла работать фельдшером. Вместе с Александром Александровичем они организовали курсы медицинских сестер.
А затем началась Первая русская революция. Конечно, Людмила Волкенштейн не могла остаться в стороне: она надеялась, что наконец-то дождалась того часа, когда удастся осуществить все то, за что она боролась в молодости. Владивосток бурлил, в нем постоянно проходили митинги и собрания, а после Манифеста 17 октября 1905 года, которым царь даровал свободу слова, совести, собраний, союзов и печати, стали возникать различные объединения и союзы.
10 января 1906 года во Владивостоке состоялся митинг, на котором Людмила Волкенштейн, как всегда, выступила с зажигательной речью. После его окончания участники большой колонной с духовым оркестром направились к зданию штаба крепости, чтобы потребовать от коменданта Владивостока Сурменева освобождения арестантов. Власти встретили демонстрантов пулеметным огнем. Были убитые и раненые. Первые пули достались Людмиле Волкенштейн…
На следующий день, 11 января, митингующие подняли мятеж, ворвались в крепость и освободили арестантов, комендант Сурменев был убит.
Спустя еще два дня Людмилу Волкенштейн с почестями похоронили на Покровском кладбище Владивостока. На митинге у могилы выступали многие ораторы с клятвой продолжать борьбу во имя свободы, равенства и братства.
Муж героини, Александр Александрович Волкенштейн, пережил ее на много лет: он ушел из жизни в 1925 году. А ее внук, Сергей Сергеевич, унаследовал от своей бабушки крепкий, героический характер. Прошел две войны — Советско-финляндскую и Великую Отечественную, награжден шестью орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, командовал артиллерийской дивизией…
Наследство мебельного фабриканта
…При венчании произошел курьез. Когда батюшке пришло время сказать «поцелуйтесь», он с некоторым смущением посмотрел на беременную невесту (явно было видно, что до родов ей оставались считанные месяцы) и не без иронии сказал: «Вы, очевидно, уже раньше поцеловались, но это ничего. Господь Бог благословит ваш брак».
Дело происходило в Париже в октябре 1908 года, в русской посольской церкви. Священник и не подозревал, что принимает участие в «спецоперации» русских революционеров-эмигрантов.
Венчавшуюся девушку звали Елизаветой Павловной Шмит, она была сестрой московского мебельного фабриканта Николая Шмита (кстати, племянника Саввы Морозова). Шмит выступал спонсором партии большевиков. Во время Первой русской революции он выделял деньги на газету «Новая жизнь», на оружие, недаром полиция называла фабрику Шмита «чертовым гнездом». Это особенно проявилось во время московского вооруженного восстания в декабре 1905 года.
Кстати, финансировал революционеров и Савва Морозов. Он считал, что недостаточно поддерживать искусство, культуру, здравоохранение. «Савва Морозов идет уже дальше: нужно освободить народ от гнета, создать для него лучшую жизнь. И приходит к мысли о необходимости и нравственном долге поддерживать революцию. В 1901–1903 годах он дает каждый месяц по две тысячи рублей на содержание “Искры”. Через М. Горького он связывается с большевиками, дает на устройство побегов из ссылки, на постановку нелегальных типографий. Он прячет у себя на квартире революционеров, в частности Н. Баумана. Он вносит залог для освобождения в 1905 году из тюрьмы Горького», — отмечал публицист и экономист Николай Валентинов в книге «Малознакомый Ленин» (Валентинов — поначалу соратник Ленина, но впоследствии стал его жестким оппонентом).
«Николай Шмит — продолжатель покаянной струи, появившейся в богатой московской купеческой среде, — продолжал Николай Валентинов, — и если он буквально не повторял, что нужно дать отчет пред Богом за употребление имеющегося у него богатства, по сути дела нечто подобное, в виде мысли об “уплате долга народу”, у него в голове, несомненно, сидело. Уплату долга он начал с того, что настоял на проведении ряда мер, улучшающих положение рабочих на его мебельной фабрике. Твердых и определенных политических и социальных убеждений у этого свободолюбца не было».
Двери его дома были открыты революционерам всех мастей: у него появлялись и социалисты-революционеры, и меньшевики, и большевики, среди последних частые посетители — Николай Андриканис и Виктор Таратута, оба будут затем фигурировать в деле вокруг наследства Николая Шмита.
…В декабре 1905-го рабочие-шмитовцы упорнее других держались на баррикадах Красной Пресни. В результате фабрика Шмита разгромлена правительственной артиллерией, а сам Николай Шмит арестован. Он умер в Бутырской тюрьме 13 февраля 1907 года.
Перед смертью он сумел передать на волю, что завещает свое состояние большевистской фракции РСДРП, но формально, по закону, его наследство досталось сестрам Шмита — Екатерине и Елизавете.
Елизавета еще с 1905 года участвовала в деятельности партии большевиков. Ее возлюбленный как раз упомянутый выше большевик Виктор Таратута, и она была согласна передать в его распоряжение все полученное ею наследство. Но поскольку она еще не достигла совершеннолетия, то не могла распоряжаться ни принадлежащим ей имуществом, ни доставшимся наследством. Таратута же жил на нелегальном положении (он бежал из ссылки) и не мог вступить с ней в законный брак. Соответственно, не мог в качестве мужа распоряжаться ее деньгами.
Виктор Таратута уговорил Елизавету заключить фиктивный брак с каким-нибудь другим революционером, который, в отличие от него, находился на легальном положении. Елизавета Павловна ради дела революции согласилась выполнить этот трюк.
«Вначале кандидатом в “женихи” намечали меня, о чем сохранилось подтверждение в виде письма Л.Б. Красина Алексею Максимовичу Горькому и М.Ф. Андреевой, — вспоминал большевик Николай Буренин. — Вот выдержка из этого письма: “… придется убеждать Николая Евгеньевича жениться. Дело слишком важно, приходится всякую сентиментальность отбросить в сторону и прямо уговаривать Н. Е., так как мы не имеем другого кандидата. Важно, чтобы и Вы? и Мария Федоровна прониклись этими доводами, так как без Вашего содействия я не уверен, чтобы нам удалось уговорить Г. Ф…”» (Г. Ф. — “Герман Федорович” партийный псевдоним Н.Е. Буренина. — Ред.).
В конце концов, по предложению Буренина, остановились на проверенном революционере Александре Игнатьеве (партийный псевдоним «Григорий Иванович»). Он с начала 1906 года участвовал в боевой технической группе большевиков, и в имении его родителей Ахи-Ярви на Карельском перешейке, по ту сторону административной границы Великого княжества Финляндского, были устроены перевалочная база и склад оружия, динамита, бомб, которые большевики транспортировали из-за границы. В январе 1907 года Игнатьев стал главным организатором боевой технической группы большевиков.