Нежный лед — страница 20 из 76

Увы, даже домашнего адреса Майкла Чайки Макаров из Лысенкова вытряхнуть не смог: Лысенков его попросту не знал. Придется Григорию Александровичу разбираться на месте.

Работать без конкретного плана, руководствуясь лишь собственной интуицией, Макаров умел. В его профессии иначе невозможно. Научился давным-давно. В прошлом, однако же, случались осечки. Пережимал. Например, в случае с Яшвиным и Бачуриным.

Гениальный фигурист Паша Бачурин разрывался между двумя прославленными и почти гениальными тренерами – Яшвиным и Карцевой. Работал то с одним, то с другим: три года с ней – ссора, два года с ним – ссора. Рокировка, и все сначала.

Карцевой в работе с Бачуриным обойтись без помощи психолога было сложнее по той простой причине, что она женщина, входить в мужские гардеробные не имеет права. Мужчина-психолог был необходим уже для того, чтобы в гардеробных, непосредственно перед выходом спортсмена на лед, держать эмоциональный щит. Одного недоброго слова и даже взгляда было достаточно, чтобы вывести Бачурина из равновесия. Макаров защищал его эмоциональную стабильность. Это была версия Карцевой. Сам же Макаров знал: цены его участию в продвижении Паши Бачурина просто нет. Его влияние бесценно!

Станислав Яшвин сам был мужик. Ну и доморощенный, из тренеров, психолог. Яшвин не хотел делиться с Макаровым ни деньгами, ни славой. Без предупреждения он взял и написал жалобу в Союз фигуристов. Просил оградить его самого и его воспитанника Павла Бачурина от домогательств спортивного психолога Григория Александровича Макарова. Ну не паскуда? Был тихий, интеллигентный скандал. Макаров за несколько предыдущих лет, при Карцевой, слепивший из психики Бачурина конфету, теперь стоял у бортика и «колдовал» против него. «Раскройся! – мысленно кричал он Паше, заходившему на четверной прыжок: – Раскройся прямо сейчас!» И Паша раскрывался после второй ротации, вместо четверного прыжка приземлял двойной. Яшвин только в рукопашную с Макаровым не кидался, но удалить его с катка не мог – психолог не баклуши на катке бьет, а плодотворно общается с перспективными фигуристами. О каком дистанционном влиянии речь? Что за бред? От кураторства спортивного психолога в работе с Павлом Бачуриным Яшвин отказывается, но, возможно, ему самому нужна помощь врача?

Да… Веселые были времена. Не прошло, как говорится, и года! Какой-то компрадор, эмигрант вшивый, с птичьей фамилией и азиатским лицом, всерьез угрожает спортивному престижу России! Чтобы обезвредить противника, в феномене Майкла Чайки необходимо разобраться досконально. Изучить окружение, понять причинно-следственные связи, вникнуть в рутину его жизни. Разгадать систему, стратегию и тактику его тренировок, если таковые имеются. Разработать план действий.

Глава 88

План действий Клаудио разработал. Простой, но удачный: дал сторожу-филиппинцу микроскопическую взятку (двадцать долларов). Теперь в любое время суток Майкл получал ключи от ледовой арены (под роспись в журнале) и так же сдавал обратно. Ночные тренировки были незаменимы. Майкла никто не видел и не мог видеть!

В основном он тренировался один. Лариса с утра до ночи была занята со своими миллионерами, не могла и не хотела жертвовать ночным сном, обглоданным до пяти, а то и до трех с половиной часов.

О звонке из Москвы, о сообщении Тинатин Виссарионовны Клаудио ей не рассказал. Во-первых, не поймет, во-вторых, запаникует, в-третьих, тут же доложит Флоре, чем всколыхнет Canadian Skating Union, в-четвертых, выплеснет эмоции на Майкла, в-пятых, выведет из равновесия самого Клаудио, задавая вопросы, на которые у него пока нет и не может быть ответов.

Клаудио великодушно оставил Ларису «печатать деньги», убедив наивную женщину в том, что «сейчас это важнее». Лариса с наслаждением поверила. Она оказалась жадной. Кто бы мог подумать?

Майкл приходил на каток в половине первого ночи. Катался он в подвале, на второсортной хоккейной арене, маленькой, с обшарпанными бортами и тусклым светом. Освещение можно было включить и другое – мощное, – но Майклу не хотелось. Так интимнее, так спокойнее. Будто бы и без обязательств.

Здесь, на хоккейной арене, лед был для фигуриста жестковат, но Майкл понимал, что его отношения со льдом изменились вовсе не из-за кондиций заморозки. Изменилось что-то внутри и вокруг него самого. Что-то важное ушло, уплыло, улетело прочь, остались рутина и скука. И ненависть к странным обстоятельствам.

Что же происходило с ним, с Майклом Чайкой, во время чемпионата? Почему он летал?

Если бы не фотографии в газетах и Интернете, если бы не призовые деньги, полученные из International Union of Skaters[12], если бы не весь этот шум вокруг него, он вполне мог бы думать, что ему его прыжки и полеты приснились. Как же, как они у него получались? Уму непостижимо.

Вот он заходит на прыжок, заходит, как всегда, как всю жизнь заходил. Еще полсекунды… сейчас он должен взлететь! Он ясно помнит, именно в этом фрагменте гравитация его отпускала, словно кто-то рубил якорный канат! Нет. Ничего не происходит. Он не то чтобы забывает, что именно делать, просто «оно» само собой не делается. Должно делаться, но не делается.

Клаудио запретил Майклу сидеть в Интернете, отобрал лаптоп, говорит, что на нервной почве у Майкла произошли сбои в той зоне мозга, которая отвечает за точные движения. Он называет эту зону двигательной, а движения, за которые она отвечает, – «точностными». Зона эта может быть настолько чувствительной, что даже вспышки фотокамер ее травмируют. Поэтому во время серьезных состязаний перед выходом на лед никаких интервью!

Ради Бога. Майкл никаких интервью не ищет. Что еще сделать, чтобы снова взлететь?

Клаудио Майкла утешает, говорит, что сам через подобное проходил неоднократно, что у других еще хуже бывает. Был случай, когда один олимпийский чемпион вообще забыл, как прыгать сложнокоординированные прыжки. Вдруг. Забыл. И тоже на нервной почве. Не на Олимпиаде, конечно. На тренировке.

– Неужели ты думаешь, что олимпиец, который лет десять – пятнадцать щелкал тройные прыжки, как жареные семечки, мог вдруг «забыть», как это делается? Нет, конечно, голову же ему не оторвало. Где-то внутри его головы нужная информация осталась и хранилась в лучшем виде. Спортсмен потерял не навыки, а ощущение. Координационную веревочку он потерял…

Майкл слушал внимательно.

То, что Клаудио говорит, это одно. То, что Майкл чувствует, совсем другое. В одном они сходятся: секрет его внезапной и уникальной прыгучести нужно искать именно здесь – в зыбком мире спортивной психологии.

Педагога Майкл не злил, лаптоп назад не просил. Районная библиотека недалеко, Интернет в свободном доступе, копай себе психологию спорта, пока досконально не разберешься.

Летучий, летучий, летучий канадец… рано или поздно он не может не вспомнить, как он это делал!

В библиотеку Майкл ходил ежедневно, как на работу. Отоспится до полудня и начинает собираться. Тихо-тихо, чтоб не разбудить дрыхнущую после ночных приключений Элайну.

Глава 89

Элайна жила замечательно. Цвела и пахла. Да, пила. Немного. Но каждый день. А что, нельзя? У нее появилось много новых друзей. Город Калгари оказался вполне цивилизованным местом. Солнечный, с небоскребами, барами и музеем палеонтологии. В Калгари, между прочим, собрана замечательная коллекция костей динозавров. Крупнейшая в Северной Америке!

Деньги были. Деньги Элайна брала у Майкла. Немного. Но каждый день. А что, нельзя? Толку больше будет.

Майкл и так призовыми деньгами распорядился как последний дурак. Все пятьдесят четыре тысячи долларов вбухал в материнские долги. В банк отдал. Идиот! Ну и что он выиграл? Наличных не осталось, а долг все равно не погашен: мать по кредитным карточкам в общей сложности почти семьдесят тысяч была должна.

Элайна Майкла отговаривала деньги банку отдавать, но он же Элайну не слушает, он же ее вообще биологической матерью не признавал, пока она анализ ДНК не сделала. Своровала у него несколько волосков с расчески, плюнула в салфеточку и отвезла все это добро в частную лабораторию при государственном госпитале. Конечно, за такое удовольствие пришлось заплатить. Бесплатная канадская медицина подобные анализы за счет налогоплательщиков не делает. Анализ подтвердил искомое: они – мать и сын.

Майкл изменился мгновенно. Сразу. Словно его, как радиоприемник, на другую частоту переключили. Вежливо попросил Элайну не пить много, потому что своим пьянством она его, видите ли, позорит.

Смешно! Когда это Элайна много пила? И кто в Канаде много пьет? Вы когда-нибудь и где-нибудь пьяного на улице в Канаде видели? Кроме индейских резерваций, конечно. В резервациях пьяных на улицах, может, тоже нет. Элайна никогда ни в одной индейской резервации не бывала.

Зато в России, мать рассказывала, пьяные на бульварах песни поют, а потом под заборами спят. Отдыхают они так. В Канаде тоже есть люди, которые предпочитают спать на улице, но спят они не под заборами, и они не пьяные. Просто им так хочется. Человек сооружает себе ложе, считайте, что кровать, из картонных коробок и тряпок. Летом можно спать где угодно, а зимой расположение ночлега диктует климат. Как правило, приходится выбирать места рядом с вентиляционными люками метрополитена или еще каким-нибудь отверстием, через которое выходит теплый воздух, иначе околеешь. Элайна ни разу в жизни так не ночевала, никогда-никогда. Но она этих, спящих на тротуарах, нисколечко не осуждает: их право!

Люди живут «в каменных джунглях». Почему в обыкновенных джунглях можно спать где угодно, а в каменных – только внутри домов? Можно и снаружи. Кому как нравится. Не судите и не судимы будете.

Это все насчет того, чтобы «не пить много». Хорошо еще, что он вежливо попросил, а то бы Элайна ему ответила. Не его, Майкла, дело – учить родную мать, как ей жить! Вот.

Выпив, Элайна менялась, становилась нарочито грубой, даже дразнила Майкла тем, что он сын алкоголички. Это Майкл пропускал мимо ушей. Это его особенно не царапало. Страшное слово, которого нельзя произносить никогда… слово «бастард». За «бастарда» он вышвырнул бы ее из дома. Все остальное Элайне было можно, «алкоголичку» Майкл глотал легко. К тому же острие оскорбления все-таки было направлено в нее, а не в него.