Майкла Элайна не боялась совершенно. Если она кого-нибудь и боялась всерьез, то после ее монреальского бойфренда Клода это были Лариса и Клаудио. Особенно неприятными, всегда грозящими скандалом, были отношения с Лариской.
Глава 90
С тех пор как Майкл возобновил тренировки, Клаудио и Лариса начали приходить к нему домой очень часто. Клаудио и Майкл обсуждали результаты ночных тренировок, разрабатывали стратегию вранья: у Майкла что-то там не ладилось, и Клаудио учил его, как и что конкретно на эту тему врать. Лариска же обычно сидела и молчала, погруженная в мысли или принесенные с собой рекламные буклеты – моды изучала. Она же теперь сделалась богатой дамой! Много зарабатывала и много тратила. У нее в сумке постоянно валялись немалые деньги, чаще всего початые пачечки двадцатидолларовых купюр. Сколько именно у нее с собой денег, Лариса, как правило, не помнила. Элайна убеждалась в этом всякий раз, «одалживая» у богачки двадцатку-другую. Лариса совершенно не помнила на что, где и когда тратила легко приходящие и легко улетавшие деньги.
Скандал разразился после того, как однажды она буквально схватила Элайну за руку. Покричали. Лариска на Элайну, Клаудио на Лариску, Элайна на Майкла, Майкл на Элайну. Хорошо! Свои люди, в выносе мусора из избы никто не заинтересован. Элайна пообещала, что больше «одалживать» не будет, но до того, как пообещала, многократно напомнила Ларисе, что именно победа Майкла, ее, на минуточку, сына, сделала посредственную тренершу Ларису Рабин знаменитой и востребованной. Лариса должна всю оставшуюся жизнь благодарить Нину, родную маму Элайны. Если б Нина отдала Майкла другому тренеру, Лариса сегодня подрабатывала бы на катке в качестве гардеробщицы. Так же, как ее товарки в Израиле, в городе Метуле, где на денежки канадских еврейских организаций построен замечательный ледовый дворец…
Про Метулу, ясное дело, Элайна узнала из постоянного Ларисиного телефонного трепа. Подслушала.
Лариса кинулась к Элайниной голове, чтобы вырвать пару-тройку волосин, Элайна встала в боевую стойку, Клаудио и Майкл мгновенно разобрали женщин по недружественным объятьям. Лариса с наслаждением колотилась в железных руках Клаудио, Элайна дышала Майклу в лицо мятной жвачкой. Натужно улыбалась, едва удерживая мысленно стократно произнесенную подлую фразу, готовую сорваться, как гестаповская овчарка, и разорвать душу Майкла в ошметки: «Ну, что ты со мной сделаешь? Выкинешь мать на улицу? Послушаешь эту жадную дуру, которая один раз уже оставила твою бабушку в руках убийцы?»
Тяжелая была сцена, но продолжалась она недолго. Жизнь опять покатилась так, как прежде, с той лишь разницей, что теперь Элайне все реже удавалось поворовывать в санаторных домашних условиях, все чаще в супермаркетах под обстрелом камер слежения или в мелких лавчонках, где этих камер было меньше или не было вовсе. Майкл давал Элайне деньги на карманные расходы, но все меньше и меньше: у него у самого денег было в обрез. Когда ему зарабатывать? Ночью тренируется, днем спит. И ночью, и днем чувствует за собой слежку. Элайна слышала, он Клаудио об этом говорил. Клаудио, что удивительно, Майкла не переубеждал. Да, следят. Не могут не следить. Мол, яркие победы, и спортивные в том числе, безнаказанными никогда не остаются.
Помешались оба, таким и кокаина не требуется.
Глава 91
Если что-то требуется ему по-настоящему, он это получит. И получил!
Эпоха Интернета преподнесла Макарову колоссальный подарок. Он еще в Москве догадался набрать в Гугле по-русски: «Русская Канада». И мгновенно понял, что не пропадет. Вот они – «адреса и явки» с телефонами и веб-сайтами, с именами и маршрутами общественного транспорта. Правда, в основном очаги русской жизни располагались не в Калгари, а в Торонто, но и в Калгари, если поискать, несомненно, можно будет найти братьев по разуму. Например, как сообщил торонтский русский сайт, в Большом калгарийском колледже только что завершилась конференция студенческого профсоюза с пышным именем The Student Federation of Calgary Big College[13]. На конференции была принята резолюция, поддерживающая бойкот израильских товаров, изъятие инвестиций из израильской экономики и принятие санкций против Израиля. По-английски все вместе это называлось: Boycott, Divestment & Sanctions. Сокращенно – BDS. Макаров по-английски не читал, не писал и даже не говорил, но слову из трех английских букв – BDS – страшно обрадовался. BDS, Бэ Дэ эС! Теперь Макаров знает, где искать нужные связи и необходимую поддержку: среди тех, кто хоть и из Калгари, но бойкотирует Израиль.
Почему так? Однозначно ответить трудно. Как сообщал сайт – кстати, явно проеврейский, – канадский студенческий профсоюз кишмя кишит студентами-арабами, эмигрантами первого поколения или детьми иммигрантов первого поколения. Абсолютное неприятие Израиля у них в крови с младенчества, а канадская политкорректность еще не привилась. Вот они и бурлят, невольно подогревая и в сдержанных христианах смутную, дремлющую до поры неприязнь… Нет, не к мусульманам, танцевавшим на радостях, когда самолеты-смертники снесли нью-йоркские близнецы-небоскребы, а к евреям, которых до Холокоста в Канаде не любили совершенно открыто. Даже не во все рестораны пускали. В Торонто, знакомый дипломат рассказывал, в тридцатые годы у входа на пляж Sunnyside (там теперь выставка – Canadian National Exhibition) висела табличка: «No dogs or Jews aloud» («Собакам и евреям вход запрещен»). После Холокоста выражать неприязнь к евреям стало нельзя. Открыто – нельзя.
Макаров усмехнулся. Да уж! Кстати, и с неграми – то же самое.
В Москве его серьезнейшим образом предупреждали, что в Канаде простое русское слово «негр» непроизносимо в принципе. Как угодно выкручивайся, а негра негром не называй! Ни в глаза, ни за глаза. Называй его чернокожим, лучше – темнокожим. Но не черномазым! Филологи…
Глава 92
С помощью черноглазого и темнокожего двадцатилетнего ливанца, активиста студенческого профсоюза, уже на третий день пребывания в Калгари Макаров приобрел славную ассистентку-переводчицу. Невысокая, плотная до квадратности, лет под тридцать. Она и студенткой-то не была, из Большого калгарийского колледжа ее отчислили и за неуплату, и за неуспеваемость. Теперь жила она тихонечко с двумя маленькими детьми на государственное пособие, которое ей выплачивали как матери-одиночке. Звали ее Ульяной. Ни больше ни меньше.
Она была из русских духоборов, в семнадцать лет уехала из родной деревни (то есть из небедного фермерского хозяйства) в Калгари, чтобы учиться, но вместо образования приобрела две – одну за другой – беременности. Муж ее был обыкновенный жлобоватый канадец, «ред нэк» («красная шея»), хорошо зарабатывающий электромонтер в большой компании. Почему-то Ульяна не хотела брать от мужа денег. Затаила она обиду и на свою мать. Не могла простить слов, брошенных в запале ссоры.
– Ну так и живи с ём! – со злостью крикнула тогда мать.
Ульяна повернулась и ушла, толкая перед собой просторную и комфортабельную, как «роллс-ройс», двухместную детскую коляску. На одной половине «роллс-ройса» для самых маленьких под надежнейшим пологом спал спеленатый по старинке младенец, на другой – в позе китайского мандарина сидел двухлетний толстяк и сосредоточенно сосал добротную соску.
Разговаривая с Ульяной, Макаров ловил себя на смешной мальчишеской реакции: у него слегка кружилась голова. Конечно, вовсе не из-за того, что он на старости лет влюбился. Здесь было совершенно другое, он заслушивался ее русской речью. Странной, старинной, абсолютно не тронутой иностранным акцентом. Ульяна говорила по-русски так, как говорили крестьяне времен Льва Толстого. Язык духоборов, идеально сохранившийся в плотно закупоренной изоляции, Макарова восхитил. Вот она, Русь-матушка! Кто бы мог подумать, он из Москвы в Калгари на двух самолетах добирался, а оказалось, что на машине времени прокатился, причем назад.
По-английски Ульяна говорила, как Макаров на современном русском, это был ее родной язык. За пару дней, под руководством Макарова правильно мотивируя свой интерес, она без труда выяснила, где именно и когда именно тренируется фигурист Майкл Чайка. Где именно и с кем именно он совместно проживает.
Глава 93
Совместное проживание с Майклом принципиально отличалось от совместного проживания с Клодом. Элайна наслаждалась независимостью. Хочу – пью, хочу – сплю, хочу – к черту посылаю. Жаль, кокаин почти весь распродан. Осталась пара-тройка паечек – неприкосновенный запас. Его нельзя тратить на текущие расходы, он хранится на черный день: мало ли что?
Денег не было совсем. Конечно, с голоду она не умрет, на то есть Майкл, но… скучно!
Однажды в баре Элайна разговорилась с замечательной русской девочкой. Звали ее Ульяна. Как Владимира Ленина, его тоже как-то так звали, похоже очень. Ульяна жила одна с двумя детишками на велфер. Скуднейшая жизнь.
Временно Ульяна работает переводчицей у приехавшего из Москвы ученого. Ученый этот занимается психологией спорта и стоит на пороге грандиозного открытия, за которое ему, может быть, Нобелевскую премию дадут.
– Я тоби с ём познакомляю. Ты сама усе увидэ, – для пущей убедительности Ульяна перешла с нормального английского на свой ненормальный русский.
Элайна засмеялась:
– Смешная ты! На кой я твоему профессору сдалась?
– Ён з дэнхами тож. Подсобе… I am sure[14].
И она снова перешли на английский, что было более чем кстати. Переводить с ее допотопного русского было выше Элайниных сил. Особенно когда речь о серьезном деле пошла. Оказалось, этот дядька, профессор из Москвы, готов заплатить Элайне тысячу долларов за крохотную, микроскопическую, можно сказать, услугу: так сильно он предан своей науке. Он просит помочь ему в сборе важного материала о сильнейших фигуристах планеты. Чемпион мира Майкл Чайка, естественно, в их числе.