А Макаров улыбается. Мягко, не по-мужски. Протягивает руку, но не для рукопожатия. На макаровской широкой и сильной ладони – черный мобильник. У Лариски такой же, со всеми наворотами, семьсот баксов.
– Ваша коллега была настолько любезна, что выручила меня, одолжила мне ненадолго эту умную машину. Мне для работы надо было. Вот возьмите, передайте ей, пожалуйста. Возвращаю с благодарностью.
Макаров вежливо поклонился. Он наслаждался. Фокусник в цирке, делающий трюк на публику, в этом месте слышит аплодисменты, а он скромненько так, под стрекот секретаршиной клавиатуры, под настойчивый зов краснобрюхой и красноклювой птички, весело бегающей за оконным стеклом по узенькому бордюру.
Птичка зовется «робин». Духоборка Ульяна показала Макарову этих рыженьких птиц, крылатых тезок благородного английского разбойника мистера Робина Гуда. Макаров тоже благороден. До неприличия. Дружески похлопал остолбеневшего Кавадиса по плечу, громко, чтобы секретарша слышала, сказал «сэнкью вэри мач!» и, улыбаясь, вышел вон.
Региональный смотр фигуристов провинции Альберта, пусть даже и не лучших, а всех подряд, для Макарова большой праздник. Именины сердца!
Глава 117
Праздник удался: «Дикий цветок» благоухал в своем зените. Участники и гости пообтерлись, попривыкли к расписанию, выполняемому неукоснительно, выучили, где туалеты и где буфеты. Майкл тоже втянулся.
К любопытным взглядам он приспособился: взгляды шокируют и тревожат только первое время, потом привыкаешь. Как к моросящему дождику. Ну, капает сверху, ну и что? Возьми зонтик, подними воротник…
По большому счету быть в центре всеобщего внимания, быть предметом интереса и обожания даже приятно. Карлос, наверное, дорого бы дал, чтобы на него так смотрели…
Но сегодняшние ощущения с самого утра были какие-то странные. Майкл решил, что простудился: и тошнота, и головокружение… С чего бы?
Он крутил тяжелой головой по сторонам: где Брижжит? Неужели не пришла? Скучно ей стало на малышню смотреть… Или на Майкла после вчерашнего обиделась?! Быть не может!
Малявку неопределенного пола, смешно и неуклюже барахтающуюся посреди арены под веселую музыку, Майкл не видел в упор. Внимательно сканировал трибуны…
Вдруг как глубокий порез – только что кровь не хлынула – отвратительное мужское лицо! Пугающее, омерзительное, просто портрет Дориана Грея какой-то. (Книжку не читал, смотрел русский телеспектакль. Мама приносила кассету из русского видеосалона во времена до Интернета.) Пригляделся. Нет, не Дориан Грей, конечно. Вполне себе респектабельный дядечка, старый, грузный, важный. Мама бы сказала: «Руководящий товарищ».
Дядька смотрит Майклу в глаза. Выступление маленькой фигуристки его тоже не интересует. Его интересует Майкл. Что за идиот?
Прозрел Майкл внезапно и тут же инстинктивно отвел взгляд. Это же и есть тот самый Макаров!
Клаудио позвонил вчера в половине первого ночи: в кулуарах «Дикого цветка» бродит серый волк под видом психолога российской олимпийской сборной…
Весь день разъяренный наставник пытался дозвониться Майклу, но Майкл на звонки не отвечал, месседжи и эсэмэски не проверял. Они с Брижжит на велосипедах катались, потом в кино пошли, потом…
А Клаудио так приспичило, что Майкл был вынужден телефон отключить. Как только включил, так сразу – наставник из трубки с матом и воем: куда исчез, тут такие дела! Людоед зубы наточил, Майкла съесть готовится. Лариску уже съел, охмурил до такой степени, что она ему свой мобильник отдала. Со всей перепиской! Теперь «ученый из Москвы» про тренировочный процесс Майкла Чайки знает все.
Если честно, Майкл подобной ерунде поверить не смог. Лариска сама где-то телефончик посеяла, а сознаться боится: Клаудио, видимо, и ее замордовал до последней степени. Или стибрил кто-то дорогую машинку.
Не Элайна. Элайна с Лариской уже две недели как не пересекались…
Ну и взгляд у этого мужика. Гвоздем по ржавому железу.
Неожиданно Майкл зевнул. Спать очень хочется. Полночи сегодня не спал – все думал, какая Брижжит замечательная. Любимая еда у нее – «смок салмон», копченый лосось. С черным хлебом. Мама тоже черный хлеб очень любила, говорила, что черный хлеб – еда северян. Брижжит – северянка… Маме Брижжит понравилась бы… А квадруплы – четверные прыжки, как их русские называют, – полная глупость. Не нужны они никому, не нужны совершенно…
Майкл резко тряхнул головой! Что за бред? Уснул он, что ли?
Взгляд! Козел из Москвы, серый волк, Дориан Грей, которым Клаудио пугал, уже дырку в Майкловом лбу просверлил. Вот прилип, паскуда! А четверные прыжки и правда на хрен не нужны… Зачем?
И без них хорошо… Спать-то как хочется, просто удивительно хочется спать…
Глава 118
Перелет Калгари – Москва
Макаров сладко зевнул. Солнце подсветило розоватые облака, и образовалась редкая красота. Видеть подобное можно только здесь, высоко в небесах, сквозь рифленое потусторонними царапинами самолетное окошко. Как прекрасен этот мир! Этот слепящий свет! Отвернись или глаза закрой. Или накинь на мироздание защитный козырек из дешевой пластмассы. Или наслаждайся.
Самолет поднимается, плавно огибая город, отражающий солнце чем только может: окнами, стенами офисных зданий – сплошь из стекла, – ярко голубыми лужицами частных бассейнов. Бассейнов множество, канадцы зажиточно живут в своей провинции Альберта. Впрочем, они везде хорошо живут. В Монреале и в Торонто не хуже, Макаров сам видел. И в Ванкувере.
Ну и леший с ними. Макарову до их счастья дела нет. Он, слава богу, домой возвращается. Уже можно и ремни отстегнуть, спинку кресла опустить. Невысокая фигуристая стюардесса, лет за пятьдесят, с красивыми чувственными губами и ласковым взглядом – откуда такое чудо? – ходит меж рядов и предлагает выпить. Только не на халяву, за пассажирский счет, но все равно приятно. Нет, дорогая, на работе Макаров не пьет. А он сейчас, ты не поверишь, на работе. Думает Макаров, вспоминает, анализирует.
Результатами своей поездки он доволен. Материал собран исключительно важный. Во-первых, окончательно выяснилось, что четверных прыжков – квадруплов по-ихнему, по-английски, – Чайка больше не прыгает. Это ясно: со дня окончания чемпионата мира он нигде ни единого раза не выступал с показательной программой. Сначала было оправдание – депрессия после смерти матери-бабушки. А потом почему? С февраля по август полгода прошло. И ни одного выступления? А ведь это деньги большие…
Подобного в истории фигурного катания никогда прежде не случалось: чтобы фигурист от шальных и легких заработков так запросто отказывался. На то причина должна быть, и она, причина эта, Макаровым безошибочно установлена. Исповедь блаженной Элайны сама по себе – это достаточное доказательство. Плюс к тому имеется переписка тренеров Ларисы Рабин и Клаудио Кавадиса – доказательство объективное и неопровержимое. Открытым текстом.
Лариса Рабин Клаудио Кавадису.
«Flora vchera zvonila. Sinchauk trebuet, stobi Maikl pokazal korotkuu programmu do 20 Maya. Turasava nakrutil emu xvost. Oni nepremenno xotiat poslat Maikla na Grand Prix v Salt-Lake-City».
Послание, переписанное кириллицей, звучит так: «Флора вчера звонила. Синчаук требует, чтобы Майкл показал короткую программу до 20 мая. Турасава накрутил ему хвост. Они непременно хотят послать Майкла на Гран-при в Солт-Лэйк-Сити».
На что Клаудио Кавадис отвечает чистейшим русским языком, грозящим сорваться на мат:
«Пошли ее. Пошли их всех. Программы до 20 мая быть не может. То, что есть, никому не нужно».
И еще одно послание, датированное шестым июня: «Прыжков нет и не будет!»
Почему Кавадис написал такое своей любовнице? Почему вдруг нужно было посылать эту горькую фразу по электронной почте? Ответа Макаров вычислить не мог. Возможно, просто тошно стало Кавадису, хоть он и крепкий парень. В абсолютной конфиденциальности электронного послания, написанного в Канаде по-русски, он был уверен.
И ошибся: полную гарантию дает только страховой полис.
Макаров передумал. Заказал у пожилой стюардессы пятьдесят граммов коньяку. Будем считать, что он таким образом празднует свой анекдотический триумф – дерзкое изъятие телефона у Ларисы Рабин и не менее дерзкий его возврат Клаудио Кавадису. Будут же они помнить Макарова!
Он зажмурился от удовольствия, то ли одобряя качество отменного коньяка, то ли отдаваясь щекотке комплиментарных мыслей.
Глава 119
Блистательная, можно сказать, ювелирная работа. Интересно, что в России последние лет семь-восемь так откровенно и так бесстрашно технику мгновенного гипноза он не применял. А тут на чужой территории обнаглел.
Техника проста, как орех. Ей тысяча лет! Десять тысяч, а может, и больше. Техника эта цыганская. Цыгане – индийское племя, значит, и техника оттуда, из Древней Индии, из древней древности… Макаров когда-то, лет сорок назад, очень всем этим увлекался.
В конце шестидесятых, когда он еще совсем мальчишкой был, еще даже до поступления в аспирантуру, он попал в один потрясающе престижный и герметически закрытый семинар при Академии наук СССР – семинар профессора Новикова. Семинар этот был под колпаком, или, как это прилично тогда называлось, под кураторством военно-промышленного отдела ЦК КПСС. Невинное такое кураторство. Товарищи из военных и разведывательных ведомств очень были обеспокоены проблемами гомеостаза – саморегуляции человеческого организма. Других проблем у них не было, исключительно гомеостаз.
Невинный научный термин с благородным греческим корнем был ловко обыгран в названии лаборатории. Сейчас уж Макаров забыл, как это звучало. Звучало хорошо, но благозвучие было лишь ширмой. На самом деле лаборатория занималась парапсихологией, ее колоссальными и абсолютно неизученными возможностями.
Официальная советская наука всю эту «поповскую лженауку» отвергала, а западная, та, которая продажная девка империализма, не отвергала. Развивали сволочи-апологеты оккультные заблуждения, находили в них рациональные зерна, успешно применяемые, например