Теперь до Олимпийского парка тридцать восемь километров двести метров. По этой самой М27. Главное не свернуть, куда не надо, не сбиться случайно с магистрали. Дорожные указатели здесь абсолютно цивилизованные. Если не выпускать их из вида, то все окей. Что так жарко? Ну и печки в «мерседесах»!
Майкл скинул ондатровую ушанку на пассажирское сиденье. Обожает он это смешное слово – «у-шанка». Похоже на Шри-Ланка… Без шапки, между прочим, лучше обзор.
Включил радио.
«…Любовь похожая на со-о-он!» – орал низкий женский голос. С хрипотцой. Шикарный голос. Майкл тоже стал орать. С наслаждением, прихлопывая в такт по рулю: «Счастливым сделала мой до-о-ом. Но вопреки законам сна-а-а пускай не кончится он-а-а!» И снова заход на истошный вопль. Изумительно!
Погода тем временем переменилась. Солнышко спряталось, будто и не было его с утра, сразу резко стемнело, вскоре пошел снег. Настоящий снег, как в Калгари. Густой, мокрый, тяжелый.
Майкла обогнала полицейская машина. Букв он не знал, прочитать слово «ПОЛИЦИЯ» не мог, но по общему казенному впечатлению, по тому, как нанесены на белый корпус синие буквы, а на синий фон – белые, понял мгновенно: полиция! И фонарик-маячок на крыше.
Машина спокойно проехала мимо. Голубой «мерседес», за рулем которого сидел человек в голубой пижаме, никого не заинтересовал. Пижама-то под дубленкой, а штанов никто не видит. И не увидит, пока Майкл не выйдет из автомобиля. А если его остановят? А если остановят, надо бежать. Документов у Майкла с собой никаких, все в сумасшедшем доме осталось… Может, и обойдется, «пронесет», как Клаудио говорит. Скорость шестьдесят километров в час, ехать осталось километров двадцать. Минутное дело.
Дорога не Амалфи Коаст, конечно, но очень живописна. Справа – море. Черное море в белом снегу. Или это барашки на воде? «Мерседес» въехал во тьму, в короткий сырой тоннель, а когда вынырнул из тоннеля, то море исчезло. Какой-то городишко вместо моря. Пальмы уже в снегу. Как их быстро… Белые шляпки на листьях-волосах. Зелень с проседью. На черной коре – доброкачественные снежные опухоли, растут со скоростью падающего снега. Сезонный каприз субтропиков.
Майкл бывал и в Италии, и в Испании, и в Японии. Юниором еще поездил с Лариской за ручку за казенный счет. Майкл видел много красивых мест и может авторитетно заключить: в России красиво! Может, Лысенков прав? Новая Россия действительно не та, из которой Потапов бежал? И мама…
Глава 219
Ситуация на дороге изменилась. Справа появился громадный грязный грузовик, крытый брезентом, а сзади – явный дурак на вишневом тупоносом автомобильчике, как у альбиноса Иры. Русские зовут эти машины как-то на «жи», Майкл на нервной почве забыл название. Мигает и мигает, идиот! Что Майкл сделать-то может, куда ему перестраиваться? Два ряда всего на дороге, в левом ряду Майкл, в правом – грузовик. Мигай, не мигай, дорогу уступить не могу, да и знак висит – шестьдесят километров в час максимум. Дурак на своем «жи» совсем совесть потерял, на клаксон жмет. Майкл превысил скорость. С волками жить – по-волчьи выть. Сейчас он обгонит грузовик и даст нетерпеливому «жи» дорогу. Странный звук! Неужели задел? Не может быть! Майкл резко увеличил скорость, уходя от грузовика. Вдруг из-под земли между Майклом и грузовиком возник абсолютно допотопный «ягуар» с гнутой, чуть покореженной мордой. «Ягуар» мчался в сантиметре от Майкла, только что бампера не касался. Он-то с какого перепугу? Не его ведь Майкл задел, а грузовик?
«Жи» слева идет, с Майклом окно в окно. Как в кино. На пассажирском сиденье смуглый парень в широкой кепке. Опустил стекло, кричит что-то Майклу, рукой какие-то жесты делает. Совсем они его зажали: «жи» слева, «ягуар» сзади. Хотят, чтоб Майкл остановился? Они что, между собой знакомы? Переодетая полиция? Или… Макаров! Опять кого-то нанял. Или… Из сумасшедшего дома? Санитары?
Майкл нажал на педаль газа. «Мерседес» легко и непринужденно вырвался вперед, оставив и убогонького «жи», и престарелого «ягуара» позади. Дорога была влажной от снега, с крутыми поворотами. Справа опять появилось море. «Не перевернуться бы, – подумал он. Снял ногу с педали газа и тут же увидел, как из-за поворота выскакивают, задыхаясь, «жи» и «ягуар»! Морды у обоих в снежной пене, фары выпучены… То есть включены. Нет, Майкл не испугался. Гонка вдоль моря! Будет что Клаудио рассказать. Сбежавший из сумасшедшего дома всемирно известный фигурист Майкл Чайка лидирует.
Минуты через четыре, максимум через пять – времени он не засекал – преследователи отстали. О том, что это была обыкновенная автомобильная подстава, Майкл узнает уже после Олимпиады, а пока… Лох из Канады въехал в прибрежный олимпийский кластер раньше, чем надеялся. Спасибо подставлялам – стимулировали! Лох («личность, обиженная хулиганами») спокойно и нагло проехал по Олимпийской деревне и остановился только тогда, когда увидел то, что искал: знакомое по фотографиям здание Ледового дворца «Айсберг». Машину он оставил на какой-то чужой парковке, абсолютно об этом не задумываясь. Не до штрафов за неправильную парковку сейчас, извините!
Майкл понятия не имел о специальном указе президента. О том, что в олимпийский Сочи, как в Венецию, въезд на автомобиле запрещен, что по новым правилам даже жители окрестных сел должны оставлять машины у городской черты, как тапочки у порога, и пересаживаться в общественный транспорт. В Венеции – речные трамвайчики, в Сочи – старинные рейсовые автобусы. Не старые, а именно старинные. Романтика!
Голубой и глубоко блатной «мерседес» с местными сочинскими номерами и спецпропуском в Олимпийский парк на ветровом стекле был большой победой лысенковского обаяния. Николай Иванович Лысенков, сам себе удивляясь, бил копытом, выбивая из родной российской почвы изумруды охмурения – так сильно его интересовала немолодая канадка Флора Шелдон. Майкл же, вовсе не ведая ни о тотальной автомобильной обструкции, ни о многочисленных контрольных постах, держался за рулем и на дороге так отрешенно и нагло, что его пропускали, как пропустили бы… внучатого племянника последнего наместника Крыма, члена семьи председателя Международного Олимпийского Комитета; мэра горда Москвы…
Наглость города берет. Неведение – бесхитростная и безотказная ее замена.
Глава 220
В половине девятого утра в вестибюль Ледового дворца «Айсберг» уверенно вошел гражданин в темно-серой дубленке отменного качества и дорогой ондатровой шапке. Его резиновые банные тапочки-вьетнамки, надетые на босу ногу, слегка пришлепывали по каменному полу. Над шлепанцами при каждом его шаге элегантно вились голубые широкие пижамные штаны в полоску. Винтажная мода!
Гражданин вежливо, но настойчиво интересовался тем, как попасть за кулисы. Где тут не зрительский, а служебный вход? Говорил он по-английски, паспорта болельщика при себе не имел и немедленно стал объектом внимания охраны. Он охотно назвал себя, но предъявить документы отказался, искренне удивившись, что его не узнают в лицо.
Уже минут пятнадцать они стояли и препирались. Винтажный модник в шлепанцах и ондатре, выдающий себя за всемирно известного фигуриста Майкла Чайку. Линейный охранник Стас, мускулистый, как собака породы боксер. Переводчик Толя, сутулый, худенький, со слабым знанием английского языка, но настоящим (не купленным) дипломом. Младший администратор Жанна на десятисантиметровых каблуках (туфли черные, подошва красная – знатоки оценят). И волонтер Клавдия Ивановна из Череповца, единственный человек в группе задержки, который не только сразу узнал «летучего канадца», но и мгновенно перешел на его сторону.
«Как это Майкла Чайку не пустить?! Совсем сдурели, нехристи!» – с этой светлой мыслью Клавдия Ивановна, никому ничего не докладывая, тихо от группы задержки отделилась и старушечьей рысцой побежала за кулисы – искать свою подружку-приятельницу, суперскую тренершу и звезду экрана Наташечку Карцеву.
Глава 221
У Карцевой не было шеи, у Карцевой были глаза. Она умела накрасить их так, что, сияя, они растекались от виска до виска. Широкая бледная переносица разделяла всегда влажную и заметно выпуклую бирюзу, как на карте какой-нибудь светло-желтый перешеек разделяет два моря.
Карцева любила свои глаза! И свой дивный греческий нос, хоть он мог бы быть и поменьше. И свой характер, хоть он и не дивный, в отличие от носа, и для женщины, мягко говоря, крутоват.
Наталья Юрьевна Карцева – дочь летчика-генерала. Она и сама была генералом. «Генералицей», как звал ее бывший муж. «Генералица» – подозрительно похоже на «карлица». Это было злое послеразводное прозвище. Эпилог.
На Олимпиаде выступали танцоры Карцевой. Медали она от них не ждала никакой. Займут шестое, пятое, четвертое место – расцелует обоих. Большего из них не выбьешь, да и любимыми «карцевятами» они никогда не были. Так, самотек за неимением ничего лучшего…
Последние два года Карцева жила совсем плохо. На бывшего мужа «генералице» плевать абсолютно. Карцеву ранила бывшая дочь. Ранила больно, смертельно. Вышла замуж за австрийца, уехала к нему в Инсбрук, родила ему тройню (последствие борьбы с бесплодием). Матери – родной матери! – знать не желает. Характер, мол, у Натальи Юрьевны деспотический.
Чушь и клевета! Характер обыкновенный, тренерский. Не было б характера – не было б и спортивных побед. С другой стороны, не было б характера – не было б и у дочки бесплодия… Ох, лучше прошлое не ворошить. Хоть до конца Олимпиады можно оставить прошлое в покое?! На то и Олимпиада, чтобы от счастья в личной жизни отвлечься.
На ловца и зверь бежит. В роли зверя – Клавдия Ивановна из Череповца, шустрая волонтерша, лет двадцать обожавшая Карцеву через телевизионный экран, а при личной встрече немедленно предложившая объекту обожания услуги Санчо Пансы. Простирнуть-погладить? Горчичники поставить? Компресс на поясницу с водкой?
Прибежала в панике. Караул! Канадского героя, чемпиона мира Майкла Чайку, у которого в прошлом году мать-то померла, пока он выступал… Того, что летает, помните? Во дворец не пускают!