Коль суждено мне голову сложить на поле битвы,
Коль суждено мне умереть за дело господина,
Пусть внуки-правнуки мои, как семя тыквы,
Пеняют с гордостью врагу за смерть героя…
Собственный и абсолютно вольный перевод из «Кодекса самурая». «Пеняют с гордостью врагу за смерть героя…» Хорошие строчки.
Где искать врага, которому можно было бы попенять за случившееся с Акаром? Как нежданная беда просочилась сквозь рекомендованные великим Карнеги ментальные прокладки-загородки, отделяющие сегодня от завтра и вчера? Как противостоять потерявшему человеческий образ Крису Синчауку?
Похоже, Синчаук имеет против упрямца Чайки что-то личное. Взять самурайский меч, да и отрубить Синчауку голову. Хотя бы мысленно. Как теперь говорят, виртуально. Уже легче.
Конечно, грубого выяснения отношений среди руководства Canadian Skating Union никто из посторонних никогда не наблюдал, их просто не было. Но люди сплетничают, что абсолютно естественно. На естественность и неизбежность сплетен даже в «Кодексе самурая» есть указание. М-да…
Не будь Синчаука, все было бы иначе. Еще раз взять меч? Пожалуйста, Акар, бери виртуальный меч, руби врагу голову, если тебе от этого легче. Срубил? Легче? Ну и хорошо.
Синчаук ведет себя отвратительно. Сам-то он решений не принимает, чины не те, а Акара постоянно запугивает! И Флору Шелдон он тоже запугивает. Бедная женщина сегодня едва слезы сдержала, еще секунда – и заплакала бы. Она женщина, ей можно. Акару Турасаве нельзя.
Горячая соленая капелька, увлажнившая правый глаз, больной и впалый, выкатилась испуганно на щеку, безнадежно безбородую, но бритую из принципа (бриться – достойное мужское занятие), тут же просохла. Кто тут плачет? Никто тут не плачет. Какие такие «слезы самурая»? Хорошее, кстати, название для романа. Или уже был такой? Или написать? В стихах.
В сотый раз Акар Турасава раскрыл лаптоп и просмотрел проклятый видеофайл. Нет, не в сотый раз, конечно. Это преувеличение: максимум раз в десятый, может, в двенадцатый. Зачем же он преувеличивает? Кого обманывает? Кого боится? Опять Синчаука?! Дался же Акару этот круглобрюхий господин, его же, Акара, собственный подчиненный, постоянно во все встревающий, постоянно портящий настроение…
А может, мнение коллеги Синчаука проигнорировать? Пока не очень поздно. Взять и ввести Чайку обратно в канадскую сборную. Да, черт возьми! Да, да, да!
Заменить Дерека Лефорта Майклом Чайкой, и дело с концом. И золотая олимпийская медаль в мужском одиночном обеспечена. Тренер Кавадис вопит, как женщина: дважды прорывался на мобильный Акара. В победе уверен! Во время показа в Калгари Кавадис совсем другой был. Тогда у него уверенности в квадруплах Чайки не было совсем, а теперь есть. Кавадис не врет. Что же… Упускать уникальный шанс в истории канадского спорта высших достижений из-за бюрократа Синчаука? Из-за интригана-перестраховщика? Собственную заслуженную славу кастрировать из-за Синчаука?
Подать сюда виртуальный самурайский меч! Акар, можно считать, принял решение.
Синдзимаэ перестраховщика Синчаука! Синдзимаэ! Синчаук – коно-яро! Кусотарэ! Рэйдзи! (К черту перестраховщика Синчаука! К черту! Синчаук – сволочь! Идиот! Псих! (яп.)). Да здравствует канадская золотая олимпийская медаль имени Акара Турасавы!
Пальцы Акара радостно побежали по кнопкам лаптопа, как руки пианиста по клавишам, но случайно он сыграл не ту пьеску: хотел выйти в Ютьюб, чтобы еще раз полюбоваться на «Chayka’s Quadruple» на фоне альбертских елок, а зашел в «Windows Mail». Машинально. Почту он проверять совершенно не собирался.
Пришло что-то новое, вроде бы и не спам. Открыл – глазами быстренько пробежать… и чуть не умер. Не виртуально, по-настоящему.
Секунд через тридцать пять – сорок, поняв, что жив, глава Canadian Skating Union Акар Турасава сделал себе виртуальное харакири.
«Уважаемые дамы и господа, зрители и участники Олимпийских игр! – читали глаза виртуально усопшего. – Прошу обратить внимание на вопиющее нарушение спортивной этики, которое на наших глазах имеет место в мужском одиночном фигурном катании на коньках.
Фигурист Майкл Чайка, чемпион мира 2013 года, ошеломивший мир своими сверхъестественными, а значит, нелегитимными, незаконными прыжками и полетами на чемпионате мира в Калгари, вновь добивается права выйти на лед. Этого допустить нельзя. Это повлечет за собой грубейшее нарушение спортивной этики».
Медленно, разбрасывая огненные брызги, электронное послание вело Акара к концу света. К Большому взрыву. Акар встал, как положено виртуальному покойнику, медленно, на плохо гнущихся ногах. Сменил очки на более мощные, те, что для чтения. Пока ходил за очками, успокоился. Он уже умер? Он уже сделал себе мысленное харакири? О чем теперь печалиться?
Стал спокойно читать дальше:
«Правомерность использования паранормальных субстанций во время выступлений на международных спортивных аренах за полным отсутствием прецедентов прежде никогда и нигде не оговаривалась. В связи с выступлениями Майкла Чайки ситуация изменилась».
Очки сползали с плоской переносицы Акара к кончику так называемого носа, нос стал мокрым от внезапно выступившего пота. Капелька пота забралась на правое очечное стекло и сделала его непрозрачным. Акар продолжал читать, не отрываясь. Левым.
«Во время выступлений фигурист Чайка получает откровенную и очевидную поддержку, не видимую ни зрителями, ни судьями, но от этого не менее реальную. Его легендарные прыжки в четыре с половиной и даже в пять с половиной оборотов – то есть уже не квадруплы, а квинтруплы! – возможны только и исключительно в случае взаимодействия фигуриста с паранормальными силами и явлениями.
В связи с вышеизложенным призываю вас бойкотировать выступления фигуриста Чайки из Канады».
Послание было написано странноватым, переводным, но удобоваримым английским языком. Подписано же оглушительно подло: «Well-wisher». Англоязычный вариант Доброжелателя.
Глава 231
Канада. Калгари
Доброжелателен он был от природы. При его сложении и породе доброжелательность – почти норма.
Громадный бледно-желтый ретривер, кобель и сирота, Аксель давно притерпелся к одиночеству. Хозяйка умерла больше года назад. Майкл сыпал ему сухари в миску, наливал воду, но человеком не считал, никогда с ним не разговаривал. Элайна была общительнее, от нее больше пахло хозяйкой, но она все время или спала, или где-то пропадала. С ней тоже особенно не пообщаешься. Аксель совсем обрюзг, совсем потерял интерес к своей хоть и собачьей, но прежде осмысленной жизни. Он слонялся по дому как несчастный старик, всеми забытый, никем не любимый. Мир его сузился до двух стальных, почерневших от небрежного и редкого мытья мисок, вполне тюремных. Тюремных ассоциаций у Акселя не было: тюрьмы он якобы не знал.
Бегал он теперь только во сне. С хозяйкой! Она, хохоча, кидала двумя руками сразу две палки: одну – далеко направо, другую – далеко налево! Аксель скулил от волнения и растерянности: куда бежать, за которой из палок? Крупной умной собачьей головой он понимал, что виноват не он, а хозяйка. Это непедагогично! Так собак не учат! Так с собаками не играют! Но сказать ей этого он не мог. Ни по-русски, ни по-английски, ни по-французски. Аксель знал: хозяйка говорит на всех трех. Языки эти он прекрасно различал, но ни на одном из них, даже с сильным собачьим акцентом, не мог произнести ни слова. Хозяйка же при всех своих способностях к языкам так и не научилась понимать даже несложного лая. Ну и что теперь делать? Разлюбить ее за это? Нет, конечно, за такое еще сильней полюбишь: вот ведь и человек, и старше намного, и хозяйка, а не умней Акселя! На равных они… От этой мысли собачье сердце так сжимало душной постыдной нежностью, что пес немедленно просыпался и долго лежал, дрожа от сожалений и возбуждения. С прекращением сна исчезала и хозяйка…
Недавно жизнь Акселя круто переменилась: куда-то пропала Элайна, а вскоре после нее исчез и Майкл. Наполнять миски Акселя сухарями и водой стали Клаудио и Лариса.
Они всегда приходили вдвоем, общались не с Акселем, а друг с другом. Лариса как войдет, так сразу Акселя и обслужит: обе миски сполоснет, сухарей насыплет – щедро, горой. Воды чистой и холодненькой нальет… Но ни слова Акселю не скажет! Только с Клаудио своим тараторит, не переставая, Акселя в упор не видит. Как с вещью с ним… А он, между прочим, кобель, хоть и кастрированный давным-давно. Аксель не вещь! Он живой!
Но приходящие кормильцы заняты лишь собой. Полаешь на них, пока ключом в дверях шебуршат, глотку прочистишь, да и уйдешь под стол. Как вы со мной, так и я с вами.
– Я не могу больше на нее давить.
– Так не давить же…
– Турасава даже хорошей погоды боится… А тут такое! Забудь.
– Это все «The Timeline» проклятая! Все убила на корню. В принципе, на них можно в суд подать. Иск за причиненный ущерб. Уважающие себя газеты не верят анонимкам!
– Вот как? Это что-то новое.
В голосе Клаудио, полсекунды назад родном и теплом, опять заискрила ирония. Синяя холодная искра угрожающе взметнулась между Ларисой и Клаудио. О, Лариса знает, как гасить это короткое замыкание, знает, что делать! Горьким опытом научена. Все в порядке, дорогой, проехали, спорного не касаемся… Ты во всем прав.
Распахнула дверь на бэкъярд.
– Алексей, гулять!
Почему-то ей нравилось звать Акселя Алексеем. Собака, кстати, откликается. Странно. Все странно!
Статья в «The Timeline» была небольшой и сдержанной. Но она была. Клаудио сказал мрачно: «Выстрел в Сараево». Лариса благоразумно промолчала, дома в Интернете все выяснила. Сараево – это вовсе не деревня в Азербайджане, где жили предки Клаудио, как она подумала. Хорошо, что промолчала, опять нарвалась бы. С выстрела в Сараево началась Первая мировая война.
Клаудио имел в виду, что и против Майкла тоже началась война. Тоже первая и тоже мировая.