– Вот черт, – шепотом выругался Джеймс.
Рослинн с извиняющимся выражением лица улыбнулась Джорджине, а Джеймсу, который неодобрительно смотрел на Энтони, сказала:
– Вам этого следовало ожидать. Я слышала, вы безжалостно издевались над ним, когда он женился на мне.
– Не потому, что он женился на вас, моя дорогая, а потому, что он никак не мог перелезть через стену, которой вы перегородили брачное ложе.
Рослинн порозовела от напоминания о том, как долго она не могла простить Энтони предполагаемую неверность. Энтони начал приходить в себя – тема уже не веселила его, как несколькими мгновениями раньше. Во время паузы, последовавшей за сердитым замечанием Джеймса, Джорджина дала им понять, что ее все это тоже не очень развлекает. Она даже было подумала надеть одну из туфель, чтобы наподдать обоим Мэлори. Но вместо этого сказала:
– Джеймс Мэлори, ты бы лучше подумал о проблемах, которые могут встать перед тобой.
Это замечание вызвало у Энтони новый приступ смеха, а Джеймс хмуро взглянул на жену.
– Брось, Джордж, ты же видишь, что он поверил.
– Да что он… что его так разбирает смех, прямо в конвульсиях корчится? Я хочу знать, что тут такого веселого в том, что ты женился на мне?
– Господи, ты тут вообще ни при чем! Это из-за того, что я вообще женился!
– Тогда почему бы тебе не сказать ему, что это была не твоя идея, а что мои братья…
– Джордж!
– …заставили тебя?
Потерпев неудачу в попытке остановить ее, Джеймс закрыл глаза и стал ждать, какую реакцию вызовут слова этой маленькой прелести. Было бы слишком – надеяться, что Энтони этого не услышит.
– Заставили? – произнес Энтони, не веря своим ушам. Он замолчал ровно настолько, чтобы вытереть мокрые от слез глаза. – Ну, теперь все более-менее понятно. Надо было с самого начала так и сказать, старик. – Он слишком долго сдерживал себя, произнося столь длинную фразу. – Заставили? – давясь, произнес он и снова разразился смехом, еще пуще, чем до этого.
Очень спокойно Джеймс обратился к Рослинн.
– Или вытащите его отсюда, или в течение многих месяцев вам не будет от него никакой пользы. Может быть, целый год.
– Ну, Джеймс, – попыталась она успокоить его, сама еле сдерживаясь, чтобы не заулыбаться. – Вы должны согласиться, что мысль о том, что вас можно заставить, выглядит надуманной… – Но все более мрачный вид Джеймса заставил ее переключить свое внимание на мужа: – Энтони, перестань. Это не так уж и смешно.
– Вот черт… это ж… – с трудом выговорил он. – Сколько их, Джеймс? Трое? Четверо? – Когда Джеймс зло посмотрел на него, он взглянул на Джорджину, ища у нее ответа.
Она столь же неодобрительно посмотрела на него, но сказала:
– Если тебя интересует, сколько у меня братьев, то при последнем подсчете было пять.
– Боже милостивый! – В перерывах между приступами смеха Энтони состроил гримасу. – Да, дал ты там маху, братец. Я очень сочувствую тебе.
– Сейчас ты мне посочувствуешь, – прорычал Джеймс и снова двинулся на Энтони.
Но Рослинн опять вмешалась, на этот раз схватив мужа за руку.
– Ты не знаешь меры, когда нужно остановиться, – увещевала она его, таща к двери.
– Да я начать не успел, – запротестовал он, но одного взгляда на Джеймса ему хватило, чтобы внести поправки в свое поведение. – Ты права, дорогая, ты действительно права. А ты не сказала Джейсону, что мы нанесем ему визит, когда он будет в городе? Господи, никогда не думал, что мне так захочется повидаться со старшими и так много интересного рассказать им.
Не успел Энтони выйти, как дверь с треском захлопнулась за ним, но это снова повергло его в хохот, особенно раздавшийся за дверями взрыв ругательств.
Рослинн сердито взглянула на него.
– Ей-богу, так нельзя себя вести.
– Я знаю, – улыбнулся Энтони.
– Он может не простить тебе этого.
– Я знаю. – Улыбка расплылась на его лице еще шире.
Рослинн укоризненно цыкнула языком.
– И ты ни в чем не раскаиваешься, да?
– Ну ничуть. – Он усмехнулся. – Вот проклятье, я забыл его поздравить.
Она резко дернула его за руку.
– И не думай! Мне хотелось бы, чтобы твоя голова оставалась на плечах.
Эта тема сразу перестала его интересовать, он внезапно прижал ее к стене коридора.
– Ты да?
– Прекрати, Энтони! – Она засмеялась, больше для виду пытаясь увернуться от его губ. – Какой же ты неисправимый.
– Я влюблен, – хрипловатым голосом возразил он. – А влюбленный мужчина обычно неисправим.
Он покусывал ее уши, она задыхалась.
– Ну хорошо, раз уж ты так… Наша комната ведь совсем рядом.
ГЛАВА XL
– Господи! – воскликнул Энтони, когда на следующее утро Джеймс и Джорджина появились в столовой. – Как же, черт побери, я не заметил, что ты, Джеймс, достал себе такую первоклассную штучку?
– Потому что был слишком занят тем, что подкалывал меня, – ответил Джеймс. – И, парень, не начинай опять по новой. Знаешь, после твоего ухода у меня была более приятная ночь.
Джорджина вспыхнула, желая ударить его за то, что он говорит подобные вещи. В отношении же Энтони она не испытывала подобного желания просто потому, что не имела представления о том, что той первоклассной штучкой являлась она сама. А поскольку та ночь была очень приятной и для нее и сейчас она великолепно выглядела в платье из плюшевого вельвета темно-сливового цвета, которое сидело на ней идеально, Джорджина чувствовала себя достаточно расслабленно, чтобы делать замечания кому-либо из них.
Но Энтони не мог оторвать от нее глаз, и в конце концов его жена сама его ударила – под столом. Он вздрогнул, но продолжал пялиться на нее, даже когда Джеймс нахмуренно посмотрел на него.
Наконец с некоторым отчаянием он произнес:
– Черт побери, где же я видел тебя раньше, Джордж? Твое лицо мне чертовски знакомо – будь я проклят, если это не так.
– Меня зовут не Джордж, – ответила она ему, садясь на свое место. – Для своих друзей и родственников я – Джорджина или Джорджи. Только Джеймс не может никак этого запомнить.
– Это что, намек на то, что у меня опять старческий склероз? – спросил Джеймс, и одна его бровь изогнулась дугой в недоумении.
Она мило улыбнулась ему.
– Если ботинок впору.
– Если мне не изменяет память, я заставил тебя съесть этот ботинок в тот последний раз, когда ты пробовала надеть его на мою ногу.
– Если мне не изменяет память, – возразила она, – это было вкусно.
Энтони наблюдал за этой сценой с интересом и терпеливо ожидал, чтобы повторить свой вопрос. Но он почти забыл о нем, когда заметил, что глаза Джеймса вдруг загорелись внутренним жаром, не имевшим ничего общего с гневом. Страсть, вспыхивающая из-за какого-то ботинка? И неужто она когда-то его съела?
– Это что, ваша собственная шутка? – спросил он тихо. – Или же мы услышим объяснение?
– Вы услышите, как мы познакомились, сэр Энтони.
– Ага! – торжествующе воскликнул он. – Я знал это. Ты же знаешь, что я чертовски хорош в этом. Ну, так где это случилось? В Воксхолле? В Драри Лэйн?
– На самом деле – в дымной таверне.
Энтони перевел взгляд с нее на Джеймса, при этом одна его бровь слегка приподнялась – должно быть, в этой семье принято жеманство, решила Джорджина.
– Этого и следовало ожидать. Ты постепенно дошел до официанток из баров.
Но Джеймс был не в том настроении, чтобы раздражаться прямо сейчас. Ухмыльнувшись, он сказал:
– Дорогуша, ты опять думаешь своей задницей. Она не работала там. Представь себе, я так и не понял, что она там делала.
– То же, что делал и ты, Джеймс, – сказала ему Джорджина. – Искала кого-нибудь.
– А кого искал ты? – спросил Энтони своего брата.
– Не я искал, а ты. Это был тот день, когда ты протащил меня через пол-Лондона, разыскивая кузину своей жены.
Тот день Энтони никогда не забудет, но он быстро нашелся.
– Но ведь твоя Марджи была блондинкой.
– А моя Джордж – брюнетка и обожает мужскую одежду.
После этого Энтони вновь перевел взгляд на Джорджину.
– Господи, да это же лиса, которая оставляет на голенях синяки! Я решил, что тебе не удалось найти ее, Джеймс.
– А я ее и не нашел. Это она меня нашла. Ну, скажем, просто упала в мои руки. Она подписала…
– Джеймс! – вмешалась в разговор Джорджина, испугавшись того, что он собрался снова во всем признаться. – Может, не обязательно уточнять подробности?
– Дорогая, но это же семья, – сказал он ей спокойно. – Не страшно, если они будут знать.
– Даже так? – ответила она холодно, а ее брови насупленно сдвинулись к переносице. – И именно поэтому ты рассказал об этом моей семье?
Джеймс нахмурился, явно недовольный тем, что она перевела разговор на тему, которую ему не хотелось обсуждать. И он замолчал ее вопрос и, повернувшись к столу спиной, прошел к боковому буфету, где лежала еда на завтрак.
Заметив, что атмосфера за столом резко изменилась, Рослинн сказала дипломатично:
– Джорджи, положить тебе что-нибудь на тарелку? Мы по утрам сами себе накладываем.
– Благодарю.
Но в разговор вмешался Джеймс, в его голосе явно ощущалось недовольство.
– Я это прекрасно могу сделать сам.
Джорджина надула губы от досады. Она подумала о том, что не следовало бы заводить разговор об этом, зная, что он ухудшит ее настроение, но, черт побери, не могла же она позволить ему шокировать его собственную семью и ставить ее саму в неловкое положение? Ему, наверное, безразлично, что и кому он рассказывал или что это вызвало, но ей-то это не все равно.
Но ее досада длилась недолго, пока она не получила от своего мужа тарелку с едой, которую он не без некоторого грохота опустил на стол перед ней. На тарелке была маленькая горка из яиц, кусочков копченой селедки, пирожков с мясом и сардельки, обложенная бисквитами и большими мисками с желе, – больше пищи, чем можно съесть вчетвером. Джорджина уставилась на нее широко раскрытыми глазами, обернулась и увидела, что на тарелке Джеймса эта горка была еще выше. Обе настолько явно были приготовлены с полным отсутствием всякой мысли, что у нее прорвалось чувство юмора.