Я сжал объятия, еще сильней, еще.
Ну как, тебе не жмет?
Он мне поддавался.
……………………………………………………..
Погода, наконец, проникает в мое сердце, как любимый человеческий голос.
Снова незримо и тихо, почти бессловно приглашает меня к бытию. Не наделяя меня ничем, меня провозглашает. Одним дыханием, которое вот-вот иссякнет.
Бывает ли так?
Сегодня – о, да.
Тонкие лодыжки слабого морозца, я словно их касаюсь кончиками пальцев.
Свежая карамелька влажного холода под моим языком.
Скользота – наглая легкая девочка, все понимающая про себя. Егозит на моих глазах.
Кончается день – просто прекрасный юноша, который сейчас встанет и уйдет.
Прекрасный, потому что не заговорил при мне, так как уже не смог вздохнуть и выдохнуть.
……………………………………………………..
Прозрачный пакет из-под снеди обтянул его голову, и лицо замутилось за ледяным стеклом, будто вмерзло в изнанку реки.
IX
Девочка в Люксембургском саду лепечет что-то в компании других детей, одетых по выразительной моде. Поворотясь в мою сторону, покачивая горстку новых всеевропейских монет в ладошке:
– А у меня денег больше всех…
Я шел мимо – и прекрасный день ранней весны, и молитва в Сент-Сюльпис не придали мне обычного подобострастия перед молодостью, и приблизившись так, чтобы быть услышанным, не повышая голоса, я просто продолжил:
– …но пока гораздо меньше, чем у меня.
Дети вразнобой засмеялись.
Но суммарный звук их смеха был подобен золоту вдруг брызнувшего света, которого и так в этот час был переизбыток.
Это было сродни особому сфокусированному лишь во мне свету, от которого зачинали в архаической древности и однажды потом, прости меня Господи, чуть позже, – и удаляясь я почуял, что тяжелею, словно тоже понес от этого вездесущего звука, светающего самого по себе.
И я чуял свое отяжелевшее лоно не дольше пяти минут…
Беременный мужчина…
На что это похоже?
На разрешение апории Зенона. Когда Ахилл выращивает черепаху внутри самого себя.
1996, 2004