— Я бы получил дисциплинарное взыскание, если бы связался с клиенткой, — сказал Кидо, пытаясь сохранять ироничный тон и не выглядеть при этом слишком строго. Он хотел ей добавить, что она без уважения относится к его работе, но передумал.
Сейчас у него в голове промелькнули воспоминания об их беседах с женой, но он не стал рассказывать подробности Накаките. Однако Накакита терпеливо ждал продолжения, поэтому Кидо пришлось продолжить, подойдя к теме с другой стороны.
— Мне кажется, моя жена ни разу в жизни не использовала хоть сколько-нибудь серьезно слово «мышление». Но я чувствую, что наши разногласия в своей сути исходят именно из-за разницы в мышлении.
Накакита нахмурился и спросил:
— Мышление? Вроде политических взглядов?
— Да нет… Ну, может, в конечном счете что-то вроде, но что-то более фундаментальное. Она, например, даже на июльские выборы депутатов в верхнюю палату не ходила. Я вообще не могу ее убедить проголосовать.
— Понятно.
— Я ведь этнический кореец, я понимаю, насколько важно иметь право на участие в выборах. Но когда говорю ей об этом, для нее это звучит так, словно я резонёр. С тех пор как родился ребенок, она, похоже, вообще не хочет осознавать, что я из семьи дзайнити. Думаю, если бы я силой потащил ее на выборы, она бы наверняка отдала свой голос за либерально-демократическую партию.
— Чем занимается ее семья?
— Отец — зубной врач. Брат — врач общей практики.
— Ах да, точно, ты же говорил.
— Я тогда так переживал, что не смог в полную силу работать волонтером после землетрясения. Так сильно мы с ней поссорились впервые. Она сказала, что оставлять жену и ребенка одних и идти помогать другим эвакуировавшимся матерям с детьми — лицемерие. Я должен был быть занят только собственной семьей, а времени на других у меня не должно было быть. Я предложил, что буду смотреть за сыном, а она пойдет работать волонтером, но ничего не вышло. Потому что волонтерство ее не интересовало. Она говорила, что будет волноваться и не сможет бросить ребенка.
— Он тогда был еще малышом.
— Да. Поэтому… я понимал ее беспокойство. По соседству много зданий пострадали, все измучились из-за перебоев с электричеством и последующих толчков. На карте опасности, которую опубликовали власти, наш дом находился в зоне, рекомендованной к эвакуации в случае цунами. С учетом прогнозируемого большого землетрясения под столичным округом или в Нанкайском желобе задумаешься: а безопасно ли и дальше жить в этой квартире, которую мы купили?
— Да у нас та же история. Однако от того, что есть риск, сложно перейти к действиям. У нас закуплен паёк на случай стихийного бедствия, но, чтобы переехать из-за этого… сомневаюсь.
— Это правда, никто не знает, когда случится землетрясение. Но я давал юридические консультации всего один-два раза в месяц, а потом и этого не смог делать.
— Ты сделал достаточно. Просто ребенок был слишком маленьким, это было не самое подходящее для тебя время.
— Наверное, неправильно обобщать и говорить о мышлении, когда ситуация была чрезвычайной. В молодости мне в голову даже не приходило, что между любовью и мышлением человека, которого ты любишь, может быть какая-то связь. То ли я переоценивал любовь, то ли недооценивал мышление.
— Любовь и мышление… Возможно, в наши дни молодые люди на это с самого начала обращают внимание.
Кидо кивнул и решил использовать этот момент как завершение разговора на тему. Он хотел язвительно закончить разговор тем, что они отказались от близости с женой после этого, но, к собственному удивлению, почувствовал, что слова мучительно застряли в горле.
Ощущая стыд и зависть к более полноценным парам, он представил, что будет и дальше жить, подавляя в себе сексуальное желание, отчего ему стало грустно.
Накакита должен был вернуться в суд во второй половине дня, поэтому Кидо расстался с ним в Китайском квартале и направился прогуляться пешком в сторону станции Каннай, где находилась фирма. Видимо, лето все же отступало — лоб оставался сухим во время прогулки, что было неожиданным открытием.
В парке у стадиона Йокогамы прогуливались матери с колясками, служащие компании сидели на скамейках и ели выпечку. Его фирма, суд и дом находились совсем близко друг от друга, он регулярно рассматривал ряды невысоких зданий, улицы с ресторанчиками, аллеи с деревьями гинкго с разных точек зрения: как юрист, как муж, как отец. Хотя сейчас его взгляд не был чьим-то конкретным. Думая о недавнем разговоре, он вспомнил тот день, когда приехал в Миядзаки, чтобы встретиться с Риэ.
Был сезон весенних сборов у бейсболистов, единственным свободным оказался двухместный номер в отеле Sheraton Seagaia, что и вызвало подозрения Каори.
Двухместный номер и правда был чересчур шикарным для обычной деловой поездки, и когда он смотрел из окна на поле для гольфа, на море и небо, то ему было неуютно, оттого что придется провести здесь ночь в одиночку.
Некоторое время он валялся в кровати. Идеально белые простыни, туго обтягивающие матрас словно униформа, казалось, ждали, что кто-то сорвет их грубым бездумным движением.
Сняв очки, он лежал на спине.
Он вызвал в памяти воспоминания о потолках, на которые он когда-то смотрел в моменты, когда тело было обнаженным и потным, сердце бешено колотилось, а дыхание было глубоким и приятным. В голове закрутились непристойные фантазии. Вокруг царила такая тишина, что казалось, в ней обязательно должен быть еще кто-то, кто разделит с ним жар обнаженного тела.
Через несколько минут он со вздохом отбросил эти бессмысленные фантазии, спустился в ресторан на первом этаже, чтобы поужинать фирменным блюдом — жареной курицей, а затем взял такси до центра города, чтобы где-нибудь выпить.
Вечер был слегка прохладный, а он был в джинсах и легком пиджаке.
Кидо привык к командировкам, однако его глубоко пропитало ощущение, что он никто в этом городе, ведь он приехал сюда даже не ради туризма.
Для всех в этом городе он был совершенно чужим. Разумеется, и Йокогама сильно не отличалась в этом отношении, но окружающие картины здесь были еще более чужими. Здесь у него не было имени, никто и никогда его раньше не видел — это приятное ощущение бодрило.
Когда он шел через торговый пассаж, то заметил несколько заведений, в какие он иногда наведывался, когда ему было двадцать. Но особенно он ими не увлекался и в конце концов потерял к ним интерес.
Возле переливающейся неоном дешевой вывески Кидо слегка притормозил. Вдруг ему показалось, будто он был не собой, а кем-то другим, кто обязательно должен войти внутрь. Прочитав описание на вывеске, он посмотрел на фотографии девушек с осветленными волосами. Идея зайти внутрь еще теплилась внутри, но ноги по инерции двинулись дальше, и он направился в бар, который заранее присмотрел в интернете.
Бар отличался стильным дизайном: прозрачная стойка, подсвеченная снизу, была декорирована комнатными растениями, сочная зелень растений отсвечивала на многочисленных бутылках с виски и ликерами.
Кидо уже устал, войдя в бар в районе восьми. Он намеревался вернуться в гостиницу после одной-двух рюмок, однако, неожиданно для себя, продолжал пить в баре и после полуночи.
За стойкой, пока он пил в баре, так больше никто и не появился. За столиками были редкие посетители, из отдельного зала в конце бара, забронированного компанией, каждый раз, как открывалась дверь, доносился шумный гул голосов. Официанты постоянно сновали туда-сюда с закусками и пивом. Увидев среди нескольких припозднившихся на вечеринку гостей мужчин крупного телосложения, Кидо догадался, что там гуляет бейсбольная команда, которая приехала на сборы. Кидо не интересовался бейсболом и не смог бы назвать даже игроков домашней команды Yokohama BayStars, поэтому понятия не имел, из какой они команды. Но, судя по поведению официантов, он предположил, что это известные бейсболисты.
В баре чуть приглушенно звучали известные джазовые альбомы: Kind of Blue и Portrait in Jazz.
Для начала Кидо заказал коктейль с водкой «Гимлет» и вспомнил Мисудзу. Долгое время его любимым был водочный коктейль «Балалайка», но в тот вечер, встречаясь с Мисудзу, он почему-то заказал «Гимлет» и с тех пор больше не пил сладкий Cointreau, хотя так был увлечен этим напитком в юности.
Бармен выглядел на несколько лет старше Кидо, он эффектно тряс шейкером, но вместо того, чтобы выжать лайм, использовал уже готовый сок, поэтому вкус коктейля получился отвратительным. Впечатление о Мисудзу как о барменше, которая готовит вкусные коктейли, смешалось с ее томным беззаботным настроением, придав ей еще более притягательную ауру.
После коктейля он взял редкую «Сахалинскую» водку, она была хорошо охлажденной и мягко освежала, аромат, что приятно удивило, разливался во рту. Он даже пожалел, что не начал сразу же с нее. Сделав глубокий выдох, он погрузился в удовольствие от одиночной поездки в Миядзаки. Из соседнего зала больше не было заказов, у бармена выдалась свободная минута и он спросил у Кидо:
— Вы не из наших мест?
— Да. Вы сразу же поняли?
— Конечно. Из Токио?
После того как Кидо кивнул, он осушил рюмку и посмотрел на капли напитка на дне — даже если наклонить рюмку на бок, вряд ли они бы стекли в рот. Он не чувствовал опьянения, говорил медленно и четко.
— Вообще-то я родом из Гуммы. У родителей гостиница на горячих источниках, я младший сын в семье.
— Вот оно что. Это ведь известное место. Хотя мне не доводилось там бывать.
— Понятно, на Кюсю же своих горячих источников полно, совершенно не обязательно ехать в такую даль. Гостиница досталась моему старшему брату, пришлось уехать из дома. Я вообще плохо ладил с семьей.
Кидо улыбнулся бармену, которого, должно быть, слегка ошарашила личная история посетителя.
Может, и Икс вот так же приехал в чужой город, как Дайскэ Танигути, и рассказывал его историю как свою собственную, проверяя, как он чувствует себя с новой личностью, будто это была одежда или автомобиль.