— Да.
— А вы знаете, что за человек Макото Хара?
— Да.
— Он сам вам о себе рассказал?
— Да. Посредник.
— Значит, вы с ним не встречались?
— Да. Встречался.
— Вы сказали, что вас зовут Тасиро? А не Ёсихико Сонэдзаки?
— Да. Такого человека я не знаю.
Мужчина, назвавшийся фамилией Тасиро, решительно покачал головой. Не было похоже, чтобы он врал.
— Макото Хара, с которым вы обменялись данными, это он? — спросил Кидо, вытащив фотографию Икса.
— Да. Это не он. Этого человека я не знаю, — сказал мужчина твердо, без капли сомнений, словно бы от этого ответа зависело его самоуважение.
Вскоре принесли пирожные, а Кидо стал расспрашивать Тасиро, какая у него была жизнь. Тот сказал, что после окончания средней школы он постоянно менял одну работу на другую, повсюду его называли «идиотом» и «неполноценным», а чуть больше десяти лет назад он стал бездомным. Сумма, которую ему выплатили за обмен данными, после вычета комиссионных посреднику составила около тридцати тысяч иен. Он сказал, что не знает, сколько настоящий Макото Хара заплатил Омиуре.
Когда Кидо спросил, не вызывал ли у него беспокойства тот факт, что его жизнь только осложнится, когда он станет сыном преступника Кэнкити Кобаяси, тот ответил:
— Да. Но фамилии разные, поэтому я просто никому об этом не рассказывал.
Через полтора часа он ушел из кафе, Кидо и Кадосаки остались вдвоем, но некоторое время сидели молча.
— Вся та поддержка, которую я ему оказывала… что это было? Он не Хара? А Тасиро? Он не хотел говорить о том, что случилось с его отцом. Но я думала, что это естественно. Я не хотела травмировать его.
— Это вполне понятно.
— Я думала, что клептомания могла быть вызвана боксом, той историей с отцом. И это было вполне убедительно. Когда я смотрела на морщины в уголках глаз, я думала, что ему нелегко пришлось как сыну преступника, я постоянно думала об этом.
— Ну… мы не можем сказать, что его прошлое было простым. На его лице отпечатались одиночество и грусть, которые он пережил.
Пытаясь утешить Кадосаки, Кидо подумал об Иксе, который рассказывал историю Дайскэ Танигути, будто всю его боль пережил сам.
Хотя Кидо был уверен, что Омиура вновь проигнорирует его, он еще раз попросил о встрече. Он подумал, что нужно в письме оставить какую-то приманку, поэтому написал: «Я провел тщательное расследование после нашей последней встречи и наконец разобрался, что вы хотели рассказать мне в своих открытках».
От Омиуры сразу же пришел ответ. Обычное письмо с благодарностью без картинок, в котором было написано, что Кидо может приехать в любой момент. Как правило, заключенные любят встречи с людьми из внешнего мира, поэтому такая перемена для любого другого была бы не удивительной, но то, что Омиура так резко передумал, было неожиданно.
Двадцать девятого декабря Кидо отправился в очередной раз в тюрьму Йокогамы, чтобы встретиться с Омиурой. Хотя снег не шел, небо было хмурым, дул холодный ветер. Кидо торопился, каждый раз, когда он ступал кожаными туфлями на холодный асфальт, доносился жесткий хлопок.
Его фирма вчера ушла на новогодние каникулы, да и в электричках стало мало людей. Никогда прежде Кидо не посещал тюрьму в это время года, поэтому как-то особенно чувствительно воспринимал этот визит.
Спокойствие конца года навалилось на него с тяжестью всех прожитых в этом году дней, добавив меланхолического настроения.
Как только Омиура вошел в комнату для визитов, он указал подбородком на Кидо и, широко раскрыв один глаз, сказал:
— Приветствую, господин корейский адвокат! Давненько не виделись.
Кидо чуть менее напряженно, чем прежде, ответил ему:
— И правда, давно.
Кидо слегка поклонился.
Хотя в предыдущий раз Омиура вызвал у него чувство гнева, почему-то больше он его не сердил. Кидо не чувствовал к нему никакой симпатии, Омиура больше не пытался его оскорбить, как в прошлый раз, и в этот момент Кидо захотелось даже улыбнуться.
— Вы неплохо выглядите.
— Не стоит шутить. Я еле-еле держусь.
— Я встретился с Макото Харой.
После этих слов Омиура на мгновение поджал губы и уставился на Кидо одним глазом.
— Вот как? Он только недавно отсюда вышел.
— Вы и для него работали посредником?
— Посредником чего?
Кидо промолчал, ожидая, что Омиура скажет.
— Не знаю, что он вам там наговорил, но я к этому не имею отношения.
— Это ведь другой человек, да?
— Кто?
Кидо проигнорировал вопрос Омиуры, который попытался притвориться, что не в курсе.
— Настоящий Макото Хара без сомнений свалил на него свое прошлое?
Услышав это, Омиура, словно от удивления, втянул щеки и улыбнулся Кидо с многозначительным видом.
— Так в результате, сенсей, вы так ничего и не поняли?
— Думаете?
Ухмыляясь, Омиура опустил взгляд, как будто ему было необыкновенно смешно.
Кидо переживал, что охранник будет записывать их беседу в журнал посещений, но потом понял, что беспокоиться не стоило. Профессиональное и совершенно невозмутимое выражение скучающего человека словно отключило его от разговора. Хотя их беседа для постороннего должна была звучать подозрительно, он почти ничего не писал.
— Ну, возможно, так оно и есть. Я знаю настоящее имя заключенного, который недавно вышел. Но теперь перестал понимать, кто такой Ёсихико Сонэдзаки. Вы написали в открытке…
Равнодушный к откровенному признанию Кидо, Омиура, казалось, нашел их беседу настолько утомительной, что собирался встать и уйти.
— Сенсей, ты и правда абсолютный идиот. Не стыдно за себя? — спросил он.
Кидо ничего не оставалось, как горько усмехнуться. Судя по всему, подобная реакция не понравилась Омиуре, потому что он еще некоторое время разбивал в пух и прах содержание писем Кидо, словно задался целью окончательно уничтожить самоуважение собеседника. Охранник с удивлением уставился не на Омиуру, а на Кидо. Брань Омиуры задела Кидо и вызвала раздражение, однако он в то же время почувствовал, что подобное поведение не более чем программа психологических манипуляций.
— Сенсей, ты хоть и кореец, но смеешь смотреть на меня свысока, да? С самого начала не верил ни единому моему слову, ведь для вас я просто мошенник. Думаешь, что я подвергаю тебя дискриминации, но делаешь-то это ты сам.
Кидо чуть было не сказал, что у него нет предвзятого отношения к Омиуре, потому что он и есть настоящий мошенник, который мотает срок за свое преступление, хотя тот и был прав в предположении, что Кидо смотрит на него сверху вниз.
Кидо заметил, как при помощи этого потока из правды и нелепостей Омиура затыкает ему рот: его манера речи обладала силой прирожденного оратора, который, аккуратно вступая на территорию своего собеседника, постепенно все прочнее занимал на ней свою позицию. У Кидо пошел мороз по коже, когда он понял, что если бы они вели этот разговор с глазу на глаз где-нибудь в другом месте, например в семейном ресторане, то Кидо в конце концов сдался бы и, возможно, принял бы каждое слово Омиуры.
— Давай я тебе назову самую твою идиотскую сторону.
— Какую?
— Ты ведь думаешь, что я стал таким, потому что меня заставили сниматься в порно?
— Этого я не говорил. Но для меня это прозвучало серьезно, ведь вы настойчиво принялись рассказывать об этом человеку, с которым только что встретились.
— Ты свысока смотришь на меня, потому что я мелкий мошенник, но при этом считаешь, что эта история была правдой?
— …
— Поэтому я и говорю, что ты — идиот, сенсей.
Омиура медленно придвинулся к прозрачной перегородке, глядя с презрением на Кидо.
— Откуда ты вообще знаешь, что меня зовут Норио Омиура? Это потому, что я похож на Норио Омиуру?
Лишившись дара речи, Кидо мог только отвести взгляд.
— То же самое с татуировщиками. Прежде чем делать татуировки другим, они наносят их себе. Почему ты решил, что только я оставил себе настоящее имя и запись в реестре? Ты идиот?
— То есть у тебя тоже ненастоящее имя?
Омиура ехидно рассмеялся этому прямому вопросу. Когда им сообщили, что время встречи подошло к концу, он сказал Кидо напоследок:
— Послушай, корейский адвокат, мне жаль тебя, поэтому я расскажу тебе одну вещь. Человек, личность которого ты стараешься разузнать, не стоит того. Не стоит возлагать на него странные надежды. Ведь, в конце концов, дети убийц — они такие. У тебя же есть семья? Не стоит его трогать, он может оказаться ядовитой змеей.
Глава 15
Новогодние праздники семья Кидо всегда проводила одинаково: тридцать первого декабря они отправлялись к родителям Каори в Йокогаме, а в начале нового года навещали в Канадзаве родственников Кидо.
Каори непринужденно общалась с родителями и старшим братом, была приветлива с родителями мужа, внешне ничего необычного на праздниках не происходило. Когда они сидели за семейным столом, Кидо как ни в чем не бывало улыбался жене, а ночью они спали в одной комнате, вместе стелили постель, обменивались планами на следующий день.
Последнее время Сота засыпал с одним из родителей, а потом уже до утра спал один, но в гостях у родителей они укладывались все вместе в одной комнате, поэтому мальчик никак не мог угомониться.
Кидо с тяжелым сердцем думал о возможном разводе, ведь им придется объяснять это родителям. Наверное, они столкнуться с Каори за право опеки над мальчиком; он ни за что не хотел жить отдельно от сына, но ему было жаль отбирать его у жены. На работе с коллегами они часто обсуждали вариант введения в Японии совместной опеки после развода родителей. Бабушки и дедушки с обеих сторон всем сердцем были привязаны к внуку, поэтому ему было жаль и их.
К тому же Кидо понимал, что Сота, который сейчас очень любил отца, если бы его попросили выбрать между мамой и папой, наверняка бы выбрал маму.
В любом случае, при любом сценарии кто-то мог пострадать. Кидо лежал в постели, глядя в потолок темной комнаты в доме своих родителей, и прислушивался, не заснула ли жена. Судя по всему, она тоже не спала и, вероятно, тоже думала, что между ними не все еще окончательно решено.