— Да.
Кидо улыбнулся, после чего подобие улыбки непроизвольно появилось и на лице мужчины.
Он был старше Кидо на три года, значит, ему исполнилось сорок два, но лицо было слегка отекшим и тусклым, а взгляд усталым. Когда Кидо заказал кофе, мужчина попросил:
— А вы не могли бы называть меня Сонэдзаки? И еще, можно я закурю?
— Конечно. Я буду обращаться к вам по фамилии Сонэдзаки.
Дайскэ затянулся и, немного успокоившись, продолжил:
— Думаю это сложно понять, когда подобное не переживал прежде, но после обмена реестрами, всего спустя год, становишься совершенно другим человеком. Когда вы назвали меня Дайскэ Танигути, я сначала и не понял, о ком вы. Потому что вместе с прошлым мы обменялись и всем остальным. Я ненавидел всех членов семьи Танигути до обмена, но теперь они стали для меня чужими людьми. Когда я увидел Кёити Танигути в Сети, он был не более чем странным владельцем гостиницы на источниках где-то у чёрта на рогах.
— А вы не вспоминаете о прошлом?
— Когда обрываешь отношения с людьми, переезжаешь в другое место, то и воспоминания естественным образом стираются… Ну, как бы сказать, если вы ненавидите свое прошлое, то просто так забыть его не получится. Поэтому нужно его просто поверх переписать чужим прошлым. Продолжать переписывать свое прошлое, пока оно не станет неузнаваемым.
Принесли кофе, Кидо отпил из чашки, кивая в ответ на слова собеседника. Похоже, его предположения о том, что, проживая чужую травму, человек мог понять себя, и в правильности которых он был почти уверен, оказались ошибочными. К тому же образ Дайскэ, сформированный из разговоров с Мисудзу в поезде, отличался от того человека, которого он сейчас видел перед собой. Внешне это был все тот же человек, но при этом, как и говорил сейчас Дайскэ, он был уже другой личностью.
— Сонэдзаки-сан, а откуда вы родом?
— Из префектуры Ямагути. Мой папаша был якудзой.
— Понятно. А вы… как бы это сформулировать… знали, с кем обменялись своим реестром?
— Вы про Макото Хару?
Кидо удивился, когда он сказал об этом как бы между прочим.
— Да. Посредником в сделке был Омиура?
— Может, его так и звали… Рожа у него была словно у рыбы фугу, очень подозрительный тип.
— Да, похоже, именно тот, о ком я говорю.
— Он еще какую-то чушь порол, мол, знал человека, который прожил двести лет.
Кидо непроизвольно прыснул от смеха, чуть было не пролив кофе из чашки.
— Мне он рассказывал про триста лет.
Дайскэ тоже улыбнулся, на лице впервые появилось открытое выражение.
— А что сейчас с ним?
— Он в тюрьме.
— Правда? А за что?
— За мошенничество.
Прищурив один глаз, Дайскэ с видимым удовольствием выпустил струйку табачного дыма.
— Вы знали о прошлом Хары?
— Знал. Его отец был тем самым убийцей.
— Верно. Он ведь дважды поменялся реестром? Сначала стал Ёсихико Сонэдзаки, а потом уже…
— Поменялся со мной.
— А почему дважды?
— Почему? В этих кругах это вроде обычное дело. В меньшинстве скорее те, кто, как я, поменялся всего один раз.
— Вот как?
— У Хары было тяжелое прошлое, выбора партнера для обмена почти не было. Но проблема была не столько в том, что папаша Сонэдзаки был якудзой, сколько в том, что они лично встречались и вроде Харе он не понравился.
Кидо наконец понял, что к чему. Именно тот человек навязал умственно отсталому Тасиро реестр Макото Хары.
— А вот реестр Дайскэ Танигути был популярен. Никакого криминала, чистое прошлое. Знаете, сказку о «Соломенном богаче», о парне, который в результате стал богатым, начав с обмена связки соломы. Был один человек, который много раз менялся реестрами, чтобы заполучить мой. В то время единственное, что меня заботило, так это порвать связи с семьей, мне было все равно, с кем меняться. Но мне не хотелось иметь криминальное прошлое, поэтому человек, который бы потом мог начать разборки с семьей Танигути из-за имущества, мне не подходил. Мы встретились тогда с Харой, поговорили, мне показалось, что его жизнь благодаря этому улучшится.
— А Макото Хара тоже посочувствовал прошлому Танигути?
— Да. Он очень внимательно выслушал мой рассказ и даже сказал, что постарается достойно продолжить эту жизнь. Такому, как он, я мог доверить свою старую жизнь. Мы встречались всего два раза, но он мне понравился. У него был чистый взгляд, видно было, сколько всего пришлось пройти, но он был добрым человеком. Во время его рассказа я почувствовал, как ему не хотелось и дальше тянуть за собой такую жизнь.
— Думаю, он тогда представлялся как Ёсихико Сонэдзаки. Он рассказал вам о жизни Макото Хары?
— Рассказал. О том, как занимался боксом. О том, как дважды пытался покончить с собой.
— Дважды?
— Он так сказал.
Значит, падение с балкона все же было попыткой самоубийства. Но оказывается, был еще и второй раз…
— А чем он занимался после того, как ушел из бокса?
— Некоторое время работал в ресторанчиках, подрабатывал чем мог. А потом информация о нем разошлась по интернету, становилось все труднее и труднее, в результате он мог рассчитывать только на разовые подработки.
Наблюдая за тем, как Дайскэ спокойно отвечает на вопросы, Кидо вспомнил, как в течение всего этого года беспокоился, а не убил ли его Макото Хара.
— Сонэдзаки-сан, а чем вы сейчас занимаетесь?
— Я? То одним, то другим. Да какая разница.
— Простите.
— Ничего.
— Просто я подумал, что у человека, чей отец якудза, могут быть тоже разные жизненные ограничения.
— А я никому об этом не рассказываю, разумеется. Я думаю, что именно так поступают сыновья таких папаш, которые хотят жить обычной жизнью.
— Думаю, да.
— Всего раз я на рабочей попойке рассказал об этом одному из наших, уж больно он меня доставал. Это крупный преступный клан, поэтому я козырнул его названием. С тех пор он совсем по-другому стал ко мне относиться. Да и мне это уверенности придало. Я говорю себе: я родился в очень плохой семье, но вот скрываю это, стараюсь жить честно.
— Понятно.
— Поэтому я и говорю: я уже не такой, как раньше. Я никогда не встречался с настоящим Сонэдзаки, поэтому не могу представить, какой он. Поэтому представляю Хару. Я думаю, каким бы он был сыном якудзы, и это становится моей отправной точкой. И в моем прошлом я тоже занимался боксом.
Сложные чувства отразились на лице Кидо, он попытался улыбнуться.
— У Хары, видимо, был настоящий талант. Ведь он выиграл турнир начинающих боксеров Восточной Японии.
— Серьезно? Ничего себе, он об этом не говорил. А теперь уже…
— Он умер.
— Жаль. Хотя, когда я думаю, что Дайскэ Танигути больше нет на этом свете, мне становится легче. Я хотел, чтобы Хара жил и дальше моей жизнью, но от мысли, что где-то есть младший сын этой семьи, мне иногда было не по себе.
— Кстати, когда мы поняли ситуацию, уведомление о смерти Дайскэ Танигути было аннулировано. Официально он жив и числится пропавшим без вести.
— Что? Правда?
На лице Дайскэ появилось недовольное выражение, будто он съел что-то горькое. Задавая вопросы, казалось, что он переосмысливает значение сказанного Кидо.
— А чем занимался Хара после того, как стал Танигути? — спросил он.
Кидо вкратце рассказал о жизни Хары с момента встречи с Риэ в городе S до самой смерти. Внимательно слушая рассказ, Дайскэ курил, скрестив руки на груди. Когда Кидо упомянул, что у Хары был ребенок, Дайскэ широко раскрыл глаза и уставился в потолок, погрузившись в раздумья.
— А его жена была красоткой?
— Что? Ну, симпатичная женщина. С большими глазами.
— Вот как. Здорово. Повезло… Интересно, а если бы я поехал в этот город S, то тоже бы женился на ней?
— Кто знает…
— Жаль, что он умер так рано. Но мне правда завидно. У него ведь была счастливая семья… Все же мне с этим не повезло…
— Вы про брак?
— Не могу я жениться. И денег нет.
— А вы не думали о том, чтобы вернуться в семью Танигути? Есть же наследство, да и ваша мать хотела бы встретиться. Если возникнут юридические проблемы, я бы мог…
— Не хочу. Если вы собираетесь об этом говорить, то я ухожу.
Неожиданно у Дайскэ испортилось настроение, он бросил на стол зажигалку, которую держал до этого в руке. Кидо извинился и пояснил общие моменты о правах наследования, но Дайскэ, казалось, слушает его вполуха.
— Даже если я стану бездомным, я больше никогда не хочу видеть их. Неважно, что там значится в семейном реестре, но пусть «Дайскэ Танигути» уже умрет. Единственный человек из прошлого, с кем я все это время хотя бы раз хотел встретиться, — это Мисудзу. Когда я представляю себе, как буду умирать, то единственный человек, которого я бы хотел увидеть напоследок, — это она. Только Мисудзу. Честное слово, я столько раз себе представлял эту сцену. Наверное, вам кажется это глупостью. Кидо-сан, вы же с ней встречались?
— Да.
— Она, наверное, до сих пор симпатичная. Она постарела?
— Она подойдет через пятнадцать минут. Она по-прежнему красавица.
— Замужем?
— Спросите об этом у нее самой.
— Значит, не замужем? Ну и дела. Она самая симпатичная из всех моих бывших. Я почти уже забыл о Дайскэ Танигути, а вот воспоминания о Мисудзу, когда мы встречались, то и дело всплывают в памяти. Всякие интимные подробности…
С этими словами Дайскэ до отвращения сально ухмыльнулся.
Кидо подумал, что, несмотря на отсутствие внешнего сходства, братья Танигути, возможно, все же одного поля ягоды. Хотя в то время, когда Дайскэ встречался с Мисудзу, он не был таким… Может, обрел «уверенность», став сыном якудзы в своей новой жизни. Или же бессознательно подражал старшему брату. В любом случае Кидо почувствовал в нем некую психологическую деградацию, вызванную, несомненно, неудачными обстоятельствами и не зависящую от его врожденного характера.
Кидо казалось, что Дайскэ жалеет о своем выборе. Он выглядел как новичок на бирже, который только что узнал, что акции, которые он держал до лучших времен, но в результате продал с убытком, только что выросли в цене. Скорее всего, он искренне не хотел больше встречаться с семейством Танигути. Однако было видно, что он сожалеет, что не поменял свою жизнь на что-то более подходящее.