— Танигути-сан тоже работал с техникой?
— Да. В наших делах нужно года три, чтобы всему научиться. Государство дает денег на обучение персонала, называют «зеленой стипендией». Танигути освоил все за полтора года. Серьезный был парень, рассудительный. Хотя худой, но неожиданно сильный.
— Он чем-то занимался?
— Нет, кажется, спорт его особенно не интересовал. Хотя он говорил, что в детстве занимался кэндо. У меня тоже дан по кэндо, мы всё тогда шутили, что нужно нам в поединке встретиться.
Пока Ито предавался воспоминаниям, Кидо с улыбкой кивнул. Про себя он удивился, ведь это Дайскэ в детстве занимался кэндо. Не внося никаких изменений, Макото сделал и эту часть жизни своим прошлым.
— Он часто рисовал. Например, во время обеда. Хотя у него не очень-то хорошо получалось, — с этими словами Ито улыбнулся.
— Вдова показала мне его работы, — сказал Кидо.
— Правда? Очень искренние картинки. В таком и правда проявляется характер человека.
— Да…
— А, извините… Алло! Да, спасибо, что тогда… да…
Ито ответил на звонок и отошел подальше, Кидо остался один и смотрел на лес криптомерий, вымокших под дождем.
Было тихо. Он слышал свое дыхание гораздо отчетливее, чем обычно, между ударами капель дождя, которые, словно горошины, били по зонту и земле. Побеленная туманом зелень была пронизана бледным светом, просачивающимся сквозь облака. Горные вершины, набегавшие одна на другую, неясно виднелись вдали.
Наверное, весь день будет таким.
Кидо попытался представить, о чем размышлял Хара каждый день, когда брался здесь за бензопилу.
Он подумал о том, что такое пятьдесят лет, за которые вырастает дерево. Интересно, размышлял ли Хара и о следующих пятидесяти годах, как рассказывал Ито. Деревья, которые он рубил, были выращены несколькими поколениями до него, а те, которые посадил он, вырубят через несколько поколений после.
Как он воспринимал то время, которое в течение этого пятидесятилетнего цикла прошло с момента его рождения? Хотя нет, скорее всего, его мысли занимало желание пораньше закончить работу, увидеть Риэ и детей. Когда он растягивался на кровати после тяжелого дня рядом с детьми, чтобы они побыстрее заснули, наверное, в глубине души он чувствовал себя счастливым. Все невзгоды, которые преследовали его прежде, делали эти мгновения счастья еще ярче…
Кидо видел перед собой картину, не чувствуя больше себя. Закрыв глаза, он ощущал, как остановилось время, он просто молча ждал, опустив голову под дождем.
Сколько же после этого прошло времени?
Открыв глаза, Кидо увидел, как один из лесорубов, чья фигура виднелась неясно из-за дождя, идет по площадке. На мгновение ему даже показалось, что это Макото Хара.
Если бы Макото Хара и правда оказался здесь, что бы он ему крикнул?
После двух попыток самоубийства он изменил свою жизнь, чтобы жить дальше. Кидо хотел бы сказать, что понимает его.
— Я столько вас искал. Беспокоился…
Перед глазами всплыла фигура Хары, который остановился, а затем, обернувшись к нему, улыбнулся. Ему показалось, что человек, следом за которым он все время шел, наконец посмотрел ему в лицо.
Странно, что это не пришло ему в голову раньше, но Кидо понял, как сильно он хотел бы встретиться с этим человеком.
Глава 23
Прошло три дня после встречи Риэ и адвоката Акиры Кидо. Юто последнее время все чаще запирался в своей комнате, чтобы почитать. Риэ сказала, что, после того как он примет ванну, им есть о чем поговорить.
Сначала ванну приняли Риэ и Хана, с радостью и смущением Хана сообщила, что у нее шатается передний зуб.
— Отлично. Дай-ка посмотрю. И правда. Как-то рановато, наверное. В вашей группе мало еще у кого выпал зуб.
— Ага. В нашей группе «Голуби» только у Хинано. Ой, я сегодня хотела позвать Хинано, но случайно сказала Хиноно. Хасимото-сенсей это услышала и рассмеялась. Я все же такая глупая!
В последнее время Хане, похоже, полюбилась фраза о том, что она глупая, она повторяла ее почти каждый день. И Риэ из раза в раз отвечала, что Хана вовсе не глупая, и гладила ее по голове. Со временем ей стало казаться, что, может быть, именно ради этого дочь повторяет фразу.
Еще полгода назад Хана как присказку использовала фразу «Я вот что думаю», а теперь она больше о ней и не вспоминала. Взросление меняло ее с такой невероятной скоростью, что воспоминания о том, какой она была год назад, стали такими расплывчатыми, что и сама Риэ диву давалась. Риэ была уверена, что в дочери есть что-то особенное, но было сложно отделить уникальность именно ее характера от тех черт, которые просто присущи детям этого возраста.
И все же Риэ находила утешение в жизнерадостном характере Ханы. Учитывая, что она потеряла отца совсем малышкой, ее веселый нрав всегда привлекал особое внимание в детском саду. Воспитательница говорила Риэ при встречах, что Хана всегда улыбается. Родители других детей тоже называли ее самым жизнерадостным ребенком в группе. Риэ это было очень приятно.
Юто вышел из ванной около десяти часов. Хана и бабушка к этому времени, разумеется, легли спать, в гостиной осталась только Риэ. Когда Юто, уже переодетый в пижаму, попытался быстро проскочить мимо, она окликнула его:
— Юто, я же сказала, что хочу с тобой поговорить. Я тебя тут жду.
— О чем? — спросил Юто с выражением недовольства на лице.
В последнее время он часто вот так открыто проявлял свои чувства. Риэ надеялась, что это к лучшему. Ее бы больше беспокоило, если бы он все продолжал держать внутри себя, пока однажды ситуация не зашла так далеко, что было бы поздно что-то с этим делать. Поэтому она была готова принять на свою долю все подростковые проблемы сына и за себя, и за первого, и за второго мужа.
Юто, что-то поняв по выражению лица матери, сел на стул.
— О чем?
— Три дня назад приезжал адвокат, который с позапрошлого года собирал материалы о папе… Теперь мы все знаем. Почему он изменил имя…
Юто перевел взгляд на документ, лежавший на столе рядом с ее рукой. Машинально кончиками пальцев Риэ все время теребила края листов, то сворачивая, то разворачивая их.
— Кем он был?
— Я не знаю, стоит ли тебе все рассказывать. Никак не могу решиться. Поэтому я хотела у тебя спросить. Ты хочешь все знать? Или готов пока подождать?
Некоторое время Юто молчал.
— Папа совершил что-то плохое? За что его могла арестовать полиция? — спросил он.
Риэ покачала головой:
— Ничего серьезного. Только сменил имя…
— Зачем?
— Здесь написано. Обо всем. Господин адвокат собрал здесь все материалы.
— Тогда я прочитаю.
— Мне кажется… тебя это… может шокировать. Я еще сама не оправилась от шока.
— Рё умер, а потом умер отец… Что может быть более шокирующим?
Юто протянул руку, взял документ, составленный Кидо, и пролистал его, словно проверяя количество страниц.
— Я у себя наверху почитаю, — сказал он и ушел на второй этаж. Прислушиваясь к шагам сына на лестнице, она гадала, что сейчас у него на душе.
У него сломался голос, появились тонкие усики, он нашел электробритву своего умершего отца и стал бриться без ее пояснений, словно подражая отцу. Риэ подумала, что для анализа ДНК они использовали сбритые волоски, которые остались внутри этой бритвы.
Наблюдая за тем, как взрослеет ее сын, она частенько думала, что у нее в то же время прибавляется количество седых волос.
Риэ никак не могла решиться, стоит ли делиться результатами расследования Кидо, но ведь она уже рассказала ему, что имя отца было ненастоящим, поэтому ничего иного, как сообщить всю правду, не оставалось.
Будь это другой четырнадцатилетний подросток, возможно, и стоило бы подождать, но она чувствовала, что Юто нужно рассказать все.
Риэ изо всех сил старалась перестать относиться к нему как к ребенку.
Она серьезно переживала, что в семье без отца он может стать чересчур зависимым от нее. С началом подросткового возраста Юто, видимо, тоже стал беспокоиться об этом и, скорее всего, еще и поэтому пытался установить с ней дистанцию.
Обращаться с ним и дальше как с ребенком в каком-то смысле для нее было бы легче. Но теперь она жила под одной крышей с будущим мужчиной, а в семье, оставшейся без отца, это приводило еще к большей напряженности.
Однако она поняла, что ей стоит изменить свое отношение к Юто; она почувствовала, что в сыне появилось что-то такое, о чем она не имела представления. Не то чтобы она этого не понимала, она просто не знала об этом. Она была удивлена и одновременно обрадована тому, что сын довольно сильно отличается от нее, и поняла, что его нужно уважать как независимую от нее личность.
Она была для него самым близким взрослым человеком и говорила то, что должна была, хотя старалась больше не делать замечаний и объяснять, когда была чем-то недовольна.
Изменение взглядов Риэ в немалой степени было связано со страстью Юто к литературе.
Она попробовала прочитать рассказ Рюноскэ Акутагавы «Парк Асакуса», о котором он говорил ей тогда в парке, расположенном вокруг кургана, и глубоко задумалась над прочитанным. Текст был похож на сценарий для какого-то короткометражного фильма. Сюрреалистическое содержание: словно кто-то записал на бумаге тревожный сон, в котором вывеска почему-то превращалась в «человека-сэндвич», круглый почтовый ящик становился прозрачным, и поэтому письма внутри можно было разглядеть, — для Риэ, которая не была ярым книгочеем, было недоступным для понимания.
Однако общая канва истории о мальчике лет двенадцати-тринадцати, который повсюду ищет своего отца, потерянного в токийском районе Асакуса, привлекла ее внимание.
В финале мальчик садится возле большого каменного фонаря «и начинает плакать, закрыв руками лицо». Человек в «маске, закрывающей рот», с улыбкой, «в которой чувствовался дурной умысел», которого после исчезновения отца мальчик принял за отца, и правда превращается в его папу.