Несколько чаек громкими криками на несколько секунд задержали ответ Ребекки. Затем она сказала:
— Я очень хорошо вас понимаю, Инга. На самом деле. Я прекрасно могу представить шарм вашего мужа — вы с ним, кстати, довольно быстро поженились, не так ли? Только в его жизни где-то существует огромная проблема, о которой вы, вероятно, не знаете, но воздействие которой вам пришлось ощутить. Когда он вернется — а я считаю, что нам не следует сразу предполагать наихудшее, — вам следует выяснить это с ним. Вы не можете продолжать жить с этой проблемой, попросту игнорируя ее. Со временем это перестанет работать.
— Перестанет, — ответила Инга, — в этом вы правы.
— Я думаю, — добавила Ребекка, — что мы значительно приблизимся к разгадке, если выясним, почему он считает и меня человеком, несправедливо обошедшимся с ним. Человеком, который пробуждает в нем чувство неполноценности. Где может быть точка соприкосновения в его и моей жизни?
Чайки все кричали, и в атмосфере растерянности и тревоги, которые внезапно возникли между этими двумя женщинами, в этих криках, казалось, звучало что-то угрожающее.
— Где может быть пересечение? — повторила Инга.
Она не имела об этом ни малейшего понятия.
Вторник, 27 июля
В этот вторник Карен решила уйти из их совместной спальни с Вольфом. Ситуация стала для нее невыносимой — особенно после выходных, когда ее муж много времени провел дома и тем не менее умудрился не обмолвиться с ней ни словом. После той стычки вечером этот его ледяной холод по отношению к ней еще усилился, хотя Карен поначалу думала, что хуже не бывает.
В субботу вечером она предприняла попытку затеять разговор. У детей были в гостях друзья с ночевкой, и молодежь развлекалась в подвальном помещении, где устроила турнир по теннису. Карен разожгла камин на терассе. Вольф вышел из своего рабочего кабинета аж после девяти, когда уже спустилась темнота июльской ночи и сад наполнился темными тенями, шуршанием листвы и загадочным шепотом. Карен надела свои новые джинсы, в которых, как она еще раз убедилась, глядя в зеркало, ее фигура выглядела прекрасно, и футболку с глубоким вырезом. Затем подкрасилась и впервые за долгое время надушилась.
"Может быть, — подумалось ей, — я действительно стала немного неухоженной".
Но Вольф, похоже, вообще не обратил внимания на эти изменения. Он вышел на терассу, увидел, что его жена сидит там, и хотел снова скрыться в доме, но она заговорила с ним:
— Вольф! Ты закончил? Присядь же, посиди немного со мной. Такой прекрасный вечер!
Муж, сморщив лоб, посмотрел на колышущиеся языки пламени в камине.
— С чего это ты разожгла огонь? Ты что, собралась что-то жарить на гриле?
Бодрое расположение духа и надежда Карен поникли от его грубого тона.
— Нет… я просто подумала… это так романтично выглядит, не правда ли? Мне… мне кажется, что мы совсем выбросили романтику из нашей жизни.
Вольф вздохнул.
— А теперь ты хочешь вновь ее вбросить, или что?
Его супруга встала — пусть увидит ее красивую, тонкую фигуру! — подошла к садовому столику и взяла неиспользованный бокал, после чего вытащила из охладителя бутылку шампанского (к которой она уже достаточно приложилась), наполнила бокал и протянула мужу:
— Это тебе.
Вольф взял бокал, но не стал ждать, чтобы чокнуться с женой, а сразу сделал несколько глотков. Затем подошел к краю терассы и посмотрел на темный, безмолвный соседский дом.
— Они, очевидно, надолго уехали, — произнес он.
Карен встала рядом с ним. Кенцо, который свернулся клубком рядом с камином, приготовившись спать, поднял голову и зарычал.
— Замолчи, Кенцо, — сказала ему хозяйка, — оставь, наконец, этот дом в покое!
— Он все еще лает на дом? — спросил Вольф.
— Постоянно. Когда-нибудь люди вокруг начнут жаловаться. Понятия не имею, что на него нашло.
Муж пожал плечами.
— Никто не ухаживает за их садом, — добавила Карен, — растения все больше засыхают.
Вольф снова пожал плечами.
— Это ведь совсем не наше дело. Тебе обязательно нужно вмешиваться в дела, которые тебя совершенно не касаются?
— Я вовсе не вмешиваюсь. Садовник… в общем, садовник этих людей заговорил со мной и…
Она замолчала. Ей показалось, что муж вовсе не слушает ее, и она почувствовала, что вновь теряет почву под ногами. Ее попытка создать романтическую обстановку с камином, шампанским и духами явно оказалась неудачной. Карен снова стояла, как загнанный в угол зверь, и мямлила свои оправдания, которые никого не интересовали. Она просто не понимала, как это получалось так каждый раз: он первый заговорил о соседнем доме, заметив, что его хозяева уехали на долгое время. А она только поддержала тему, и Вольф в считаные секунды так все перевернул, будто она постоянно судачит о делах других людей. Скучающая домохозяйка с изнуряющей склонностью вмешиваться в дела, которые ее совсем не касаются…
Это была неправда, но Карен так и не удалось объяснить это мужу. Ей вообще не удавалось изменить дурное мнение, которое было у него о ней.
"Я недостойна его, — подумала она, безуспешно борясь с наворачивающимися слезами, — я недостаточно умна для него, недостаточно бойка на язык, недостаточно самоуверенна. Я — серая, неприметная мышка, и, возможно, он глубоко сожалеет, что женился на мне. В его жизни для меня есть только одна функция — растить его детей. Когда они повзрослеют, он уйдет".
— Вольф, — произнесла женщина с мольбой. В ее голосе уже звучали подавленные слезы, что наверняка злило ее супруга. — Вольф, когда-то ведь между нами все было иначе. Что… я имею в виду, что произошло? Почему все изменилось?
Муж повернулся к ней. При свете садового фонаря она ясно могла видеть его лицо. В нем не было ни капельки тепла или симпатии.
— На что ты опять жалуешься? Тебе не приходило желание устроить хоть один день, когда бы ты не скулила и не жаловалась?
— Может быть, если б я могла понять… — Карен прикусила губу. Чертовы слезы! Они срывали все ее попытки поговорить с Вольфом по-деловому.
— Что понять? Нас? Меня? Тебя саму?.. Ах, вспомнил, твоя проблема ведь заключается в том, что у меня отношения с одной коллегой, не так ли? Это то, что ты пытаешься понять?
— Я не говорила, что у тебя…
— Нет? Странно! Как же по-разному можно интерпретировать высказывания… Разве ты не устроила мне по этому поводу сцену, по которой хоть фильм снимай? Самым подходящим образом в тот вечер, когда я был особенно уставшим и изнуренным, и к тому же должен был еще отправляться на важную для меня встречу… Да разве тебя интересуют важные для меня встречи? Или моя усталость? В конце концов, есть более важные вещи, на которых сконцентрировано твое внимание. Это ты сама. Твои потребности. Твои проблемы. Твои переживания и нужды! Как ты можешь при всем этом еще и задумываться над моими? — Вольф цинично поднял брови и залпом выпил шампанское.
Карен пару раз сглотнула и снова прикусила губу. Ей нельзя было плакать. Один-единственный раз она должна была добиться того, чтобы поговорить с ним, не заплакав!
— Через две недели мы собираемся в отпуск, — сказала женщина. — Как ты себе это представляешь? Две недели в одном отеле, мы оба, с таким настроением?
— О, нет! — вскрикнул Вольф и театрально провел руками по волосам. — Только не ставь под вопрос еще и отпуск! Если я не ошибаюсь, то именно ты настаивала на том, чтобы поехать. Я считал, что это будет немного дороговато сейчас, после того, как мы купили дом. Но мадам опять расхныкалась, что мы все же одна семья, и такой отпуск очень важен, и только тогда у нас вновь найдется время друг для друга, и дети, и я, и бла-бла-бла. Пока я не позволил уговорить себя и опять не отсчитал пару тысяч, чтобы…
Карен заметила, что он начал накручивать себя до состояния ярости.
— Но я ведь не собираюсь отказываться от отпуска, — быстро произнесла она дрожащим голосом. — Я только не знаю, смогу ли… — ее голос тревожно заколебался, — смогу ли я две недели выдержать с тобой в одном номере, когда ты так…
— Когда я что?
— Когда ты так со мной обращаешься.
— И как же я с тобой обращаюсь? — холодно спросил мужчина.
По лицу Карен покатились слезы. Пытаться ответить ему было теперь бесполезно.
— Черт побери, — сказал Вольф и со звоном поставил свой бокал, — это субботний вечер. Это мои выходные. Пожалуйста, никогда больше не вздумай уговаривать меня посидеть в саду у камина с шампанским, если ты на самом деле собираешься всего лишь похныкать из-за чего-нибудь!
С этими словами он покинул терассу. Внутри дома с грохотом захлопнулась дверь гостиной. Кенцо подал голос.
Так прошла суббота.
В воскресенье Вольф уже с самого раннего утра ушел из дома, отправившись с детьми в бассейн. Карен знала, что он ненавидит общественные бассейны, к тому же в жаркое безоблачное воскресенье, когда люди, наверное, буквально топтались друг на друге. Но ему хотелось уйти. Не важно куда, лишь бы уйти от своей жены. Никто не спросил Карен, желает ли она пойти с ними, и дети тоже не спросили.
"Его поведение уже дает свои плоды, — подумала она, когда осталась сидеть одна за поспешно и хаотично покинутым столом после завтрака, и слушала, как Кенцо на улице лает на соседский дом. — Дети замечают, что он обращается со мной как с дерьмом, и перенимают это. Они видят, что я не сопротивляюсь. Наверное, они презирают меня".
Женщина собрала всю свою силу воли, чтобы наконец убрать со стола, разместить в моющей машине тарелки, вымазанные медом и желтком, стряхнуть крошки со скатерти и помыть миску для Кенцо. Затем она прошмыгнула в детскую комнату, собирая трусики и потные футболки и спрашивая себя, почему дети с такой железной последовательностью игнорировали ее неоднократные просьбы бросать белье в корзину в ванной комнате. Может быть, они даже не слушали ее? Во всяком случае, они точно ни на минуту не воспринимали ее всерьез.