— Пока нет. Проблема состоит в том, что у Леновски якобы вообще нет родственников. Во всяком случае, среди соседей ничего подобного не известно, а мы в своем расследовании еще не продвинулись настолько, чтобы разыскать их. Также никому не бросилось в глаза, что этих людей больше недели не было ни слышно, ни видно. Ведь близкие родственники или друзья должны были бы удивиться и обратились бы в полицию.
— Нас не интересуют дела других людей, — тут же заявил Вольф, — так что в этом пункте ничем помочь вам не можем.
— Ну, а вашей жене, к счастью, дела других людей не совсем безразличны, — заметил Кронборг, — иначе мы, возможно, еще долгое время ничего не знали бы об этом преступлении. Неизвестно, решился бы этот садовник самостоятельно залезть…
— К этому садовнику я хотел бы присмотреться поближе, — агрессивно сказал Вольф. Было ясно, что он видел в этом Пите Беккере лишь мужчину, который подтолкнул Карен на ее возмутительный поступок и заварил эту кашу, чреватую неприятными последствиями для семьи Вольфа. — Довольно странный способ проявлять свой интерес к супружеской паре, которую он почти и не знает, не так ли?
— Тогда и ко мне следует присмотреться поближе, — произнесла Карен.
Муж взглянул на нее со злостью.
— Но это, наверное, совсем другое! — вспылил он.
Кронборг примирительно поднял руки.
— Такие преступления, как это, выше нашего разумения. Человек растерян, когда жестокое насилие вплотную касается его жизни. Но то, что проделали ваша жена и господин Беккер, было хорошо, господин Штайнхофф. Представьте себе, если б этих двух мертвых обнаружили, быть может, через год — тогда все возможные следы было бы уже не восстановить.
— А есть ли отпечатки пальцев в доме? — спросил Вольф.
— Только самих Леновски, конечно, и еще двух человек, которые, скорее всего, принадлежат вашей жене и Питу Беккеру. Преступник или преступники для надежности были в перчатках.
— Тогда я хотел бы знать, как вы вообще собираетесь найти преступников!
— Мы надеемся, что нам поможет опрос тех, кто знал Фреда и Грету Леновски, каким бы отдаленным это знакомство ни было.
— Фред Леновски был раньше адвокатом, — вспомнила Карен, — и у него имелись знакомые среди влиятельных политических деятелей. Во всяком случае, так он мне рассказывал.
Кронборг кивнул.
— Это нам известно. Однако он отстранился от активной профессиональной деятельности где-то лет пять назад. Но кто-то из влиятельных друзей, вероятно, еще остался; может быть, они поведают нам что-то о его профессиональном окружении. Ведь вполне может быть, что когда-то он нажил себе врагов…
— Я допускаю, что, скорее всего, так оно и есть, — сказал Вольф. — Адвокат всегда наступает кому-то на горло — это неизбежно!
— Разумеется, — согласился полицейский, — но в данном случае Леновски, должно быть, пробудил к себе особую ненависть. Потому что реакция его противника — если таковой имеется — была слишком… ярко выраженной.
— А убийство с целью ограбления исключается?
— С большой вероятностью — да. С одной стороны, людей, которых просто хотят ограбить, не оставляют умирать таким намеренно жестоким образом, чтобы их борьба со смертью длилась еще несколько дней. К тому же там у них вроде бы ничего не пропало. Во всяком случае, из тех вещей, которые взломщики в классическом случае забирают с собой. Компьютер Фреда Леновски на месте, телевизоры на месте, видео- и стереоаппаратура тоже не изъята. В спальне один из ящиков комода наполнен ценными украшениями, и они совершенно не тронуты… Нет, здесь кто-то либо удовлетворил свое чувство мести, либо мы имеем дело с каким-то извращенцем, который наугад выбирает себе жертву и получает удовлетворение от причиняемых ей мучений. — Лицо Кронборга вытянулось. — Последнее было бы, конечно, для нас более проблематичным. Потому что если у убийцы четы Леновски не имелось личного мотива, тогда у нас чертовски плохие шансы схватить его.
— Хм, — произнес Вольф и встал, давая этим понять, что он хотел бы закончить разговор. — Желаем вам успеха в расследовании, — добавил он, — но мы, к сожалению, не можем дольше оставаться в вашем распоряжении. Моя жена, наверное, уже сказала вам, что в пятницу на следующей неделе мы отправляемся в отпуск в Турцию.
Кронборг тоже встал. Со своими гвардейскими размерами он был на целую голову выше Вольфа — и это при его также весьма внушительном росте.
— Я надеюсь, что нам не придется слишком часто беспокоить вас, — сказал он. Карен с благодарностью отметила, что он не обмолвился о ее измененных планах.
Затем комиссар обернулся к ней.
— Госпожа Штайнхофф, вот что я еще хотел узнать: во время того ночного звонка вы ничего, кроме стона, не смогли расслышать? Может быть, обрывки каких-либо слов, не важно, какими бы непонятными они ни были? Какой-либо звук, который мог быть началом или концом слова…
Карен покачала головой.
— Нет. При всем моем желании, ничего не было. У меня сложилось такое впечатление, что абонент — госпожа Леновски — постоянно пыталась произнести какое-то слово, но при всем старании у нее ничего не получалось. Даже начальных звуков. Мне очень жаль. Кроме стона, ничего не было слышно.
Кронборг казался немного огорченным.
— Свою визитку я вам уже оставил, — произнес он. — Если вы еще что-нибудь вспомните — не важно что, касается ли это того телефонного звонка или ваших наблюдений за домом, — то, пожалуйста, сразу же позвоните мне.
— Конечно, — ответила Карен.
Она осталась стоять в гостиной, а Вольф тем временем проводил гостя к двери.
Когда он вернулся, Карен сказала:
— Мне хотелось бы, чтобы я могла оказать ему больше помощи.
— Ты, слава богу, уже достаточно сделала, — ответил Вольф. — Остальное — его работа.
Они взглянули друг на друга, и Карен заметила во взгляде мужа некое сомнение. Он знал, что был несправедлив к ней в последние недели, что совершил ошибку, снова и снова называя ее истеричкой.
"Если б он сейчас извинился, — подумала женщина, — или если б хотя бы заговорил об этом… то у нас, может быть, был бы еще шанс…"
Но этот момент пролетел, а сомнение в глазах Вольфа исчезло. Он ничего не сказал по этому поводу, и было ясно, что уже ничего и не скажет.
— Я пойду спать, — объявил он. — Боже, какой же это был тяжелый день! А в довершение еще и этот тип…
Стаканы и бутылки он оставил для Карен, чтобы та убрала их на кухню. Она слышала, как он чистил в ванной зубы электрощеткой. Было девять часов — далеко до того времени, когда ее муж обычно шел в постель. Он выглядел таким уставшим…
"Он начал отстраняться от меня, — подумала Карен, загружая посудомоечную машину, — и это его напрягает. Жить с человеком, которого больше не любишь, требует много сил".
Может быть, поэтому мне так тяжко.
Может быть, я его тоже больше не люблю.
Эта мысль удивила женщину. Она никогда не сомневалась в своих чувствах к Вольфу. Может быть, пришло время рассматривать себя не только в качестве жертвы его настроений? Может быть, пришла пора понять, что, возможно, и в ней произошли какие-то изменения?
Она спрашивала себя, когда же ее муж заметит, что она больше не спит рядом с ним.
— Мне будет тяжело завтра, — сказала Инга. — Я надеюсь, что поступаю правильно. Улетать без Мариуса… Я все еще не могу представить себе, что завтра вечером в Марселе сяду в самолет — без него!
Она сидела с Ребеккой на веранде ее дома. Было очень темно — стояла теплая, иссиня-черная, звездная летняя ночь.
— Звездопад, — сказала хозяйка дома. — Смотрите, падают звезды. Сейчас уже почти август. В эти ночи их здесь можно увидеть особенно много.
"Женщина, которая думает о звездопаде, уже выходит из депрессии", — подумала Инга.
Она была уставшей. День получился длинным и напряженным. Прогулка вверх до Ла-Мадраж, обед, во время которого Ребекка предложила перейти на "ты", обратная дорога, оказавшаяся в тысячу раз труднее, чем дорога вверх, причиной чему была, возможно, еда, а может, еще и быстро нарастающая жара. Домой они вернулись липкими и потными, и Инга сказала:
— Я бы сейчас с удовольствием искупалась. Из твоего сада можно спуститься вниз к морю?
Ребекка неохотно ответила:
— Феликс в свое время заказал проложить деревянные ступеньки между скалами. В конце сада.
— Ты пойдешь со мной?
— Я не была внизу с тех пор, как…
— Ты живешь в этом доме. Что с того, если ты спустишься вниз в бухту?
— Это будет для меня слишком, — ответила Брандт.
Инга задумалась, как человек мог жить таким образом. В пространстве, охватывающем пять комнат в уединенном доме и красивый, но совершенно безлюдный сад. Если б Инга хотела найти аналог восточного сжигания вдов в западном стиле, то нашла бы его в Ребекке. Женщина, которая перестала жить вместе со смертью своего партнера. Которая еще дышит, ест и пьет, но тем не менее уже не живет…
Тогда Инга отправилась купаться одна, и ей лишний раз бросилось в глаза, какой рай создал себе покойный Феликс Брандт. Лестница, спускавшаяся в бухту, была крутой, но ее легко можно было преодолеть, благодаря крепким перилам. Она состояла преимущественно из массивных досок, но местами были использованы натуральные ступенеобразные выступы в скале. Пока Инга спускалась по этой лестнице, видя внизу под собой синеву моря с небольшим светящимся участком белого песчаного берега, а над собой — высокое, выпуклое небо, по которому стремглав с криком носились чайки, ее впервые за долгое время вдруг переполнило чувство свободы, чувство, что она вновь в гармонии с собой, чувство, что она жива и у нее есть будущее. Мощь этого ощущения напугала ее — ведь она только что потеряла своего мужа, и ей казалось, что сейчас не время испытывать такую переполняющую душу радость. Но затем Инга обнаружила, что это чувство появилось в ней как раз из-за того, что Мариуса не было с ней. Она все еще не верила, что он утонул, и не смогла бы объяснить, что именно внушало ей эту уверенность. Женщине казалось, что она знает, что он жив, однако ей было совершенно ясно: они уже не будут вместе. Все прошло. А из-за того, какое облегчение испытывала сейчас Инга, у нее не оставалось сомнений в том, что она права. И в первую очередь, причиной тому были не великолепные виды на окрестности, вернувшие ей спокойствие, не простор неба и моря, не спуск по скалистой стене, а осознание того, что она освободилась из тисков. Только сейчас Инга смогла признаться себе в этом. Раньше она была настолько запуганной и стесненной в этих тисках, что не могла даже дышать. Она открылась Ребекке, рассказала ей о некоторых проблемах с Ма