риусом, описала ситуации, в которых ей настойчиво приходили мысли, что с ним что-то не в порядке… Это был первый раз, когда она доверилась другому человеку, — и это было похоже на прорыв плотины. С тех пор ей приходили в голову все новые эпизоды и случаи, которые она так настойчиво пыталась забыть и которые на самом деле казались забытыми, а теперь поднимались из самых потаенных уголков ее памяти и внезапно со всей ясностью представали перед ней.
Как же она могла так долго терпеть Мариуса? Как могла она так последовательно игнорировать столь однозначные сигналы?
Легкой походкой — словно она в буквальном смысле стала легче — Инга спустилась вниз. Пляж, шириной метров в тридцать, полукругом прилегал к утесу. Море с плоскими волнами, увенчанными пенистыми коронами, набегало на песок. Инга огляделась, но никого вокруг не обнаружила. Вероятно, был еще один участок, где находился проход на этот пляж, потому что с другого его конца вверх по утесу вела еще одна лестница. Далеко наверху Инга смогла разглядеть маленький кусок каменной стены, которая, видимо, принадлежала дому или изгороди на этом участке.
Она сбросила шорты, надетые поверх купальника, и вошла в волны. Вода была холоднее, чем ожидалось, но великолепно освежала, и уже через пару минут Инга почувствовала себя в полной гармонии с ней. Сильными гребками она заплыла на приличное расстояние, а затем, лежа на спине, зависла в воде, разглядывая темные скалы позади себя и голубое небо над собой. Чуть позже она робко прислушалась к своему внутреннему "я", дабы убедиться, что то великолепное чувство освобожденности еще было в ней — а то, как знать, вдруг оно уйдет так же быстро, как и появилось? Но Инга снова почувствовала его: оно было сильным, интенсивным и несло ее так же уверенно, как и вода.
Затем молодая женщина еще какое-то время полежала на песке, все еще надеясь, что Ребекка, возможно, появится, но она так и не показалась.
Наконец Инга приступила к подъему.
И вот теперь они сидели на веранде. Слегка подрагивало пламя свечи в садовом подсвечнике, перед ними стояло по бокалу вина, и Инга чувствовала приятную расслабленность во всем своем теле, которую обычно оставляет после себя такой день, полный движения на солнце, в воде и на ветру.
— Что ты станешь делать в первую очередь, когда вернешься в Германию? — спросила Ребекка в ответ на высказывание гостьи, что ей будет тяжело уезжать.
— Я буду подыскивать себе квартиру, — ответила Инга. — Да, это, пожалуй, будет в первую очередь. Нашу совместную квартиру Мариус может оставить себе.
— Стало быть, ты совершенно уверена, что он снова объявится?
— Да. Я не могла бы объяснить, почему, но что-то подсказывает мне… Я просто надеюсь, что он вскоре объявится. Иначе мне придется сдать нашу квартиру. Дольше чем два месяца я никак не могу позволить себе оплачивать две квартиры.
— Да, и это будет очень щедро с твоей стороны, — заметила Ребекка. — После всего, что было, ты могла бы сразу сдать квартиру, а он пусть потом сам смотрит, как ему быть.
— Я уже думала об этом. Но риск состоит в том, что если он вдруг приедет в Германию и у него не будет крыши над головой, он попытается — во всяком случае, временно — пристроиться у меня, и тогда мне будет трудно от него избавиться.
— Ты не обязана его принимать.
— Если у него не останется другого места…
— Он может пойти к своим родителям.
— Это было бы для него, пожалуй, самым крайним случаем.
— Что не должно быть твоей проблемой.
— Я знаю, — сказала Инга, — но… — Ее фраза повисла в воздухе.
Ребекка кивнула.
— Все это, конечно, не так просто, — сказала она.
— А как обстоит дело с тобой? — спросила Инга. — Ты восстановишь отношения с Максимилианом?
— Почему я должна это делать?
— Ну… я думаю, он хороший друг. Он переживает за тебя. Тебе, может быть, не следует так уж совсем с ним порывать.
Лицо Ребекки застыло, губы сжались — жестко, недружелюбно.
— Мне больше не нужны друзья. Я сама с собой разберусь.
Инга глубоко вздохнула.
— Меня это, конечно, не касается…
— Правильно, — сказала Ребекка, — это тебя не касается.
Ее собеседница собрала все свое мужество и быстро сказала:
— Ты мне нравишься, Ребекка. Ты великолепная женщина. Ты молода и красива, и ты так много совершила в своей жизни! Я, конечно, не много знаю о ней, но чтобы организовать такую добровольную организацию в защиту детей… в общем, я считаю это просто замечательным, и ужасно жаль, что ты…
Брандт со звоном поставила свой бокал на стол. Ее рука слегка дрожала, когда она подняла ее ко рту.
— Инга, это мое дело. Я серьезно прошу тебя: не вмешивайся.
— Но ты живешь здесь как заживо похороненная! Ты одна, ты одинока; ты позволяешь зачахнуть своим способностям, отталкиваешь людей, которые тебя любят, и цепляешься исключительно за воспоминания об… об умершем, который… никогда больше не вернется.
Молодая женщина снова глубоко вздохнула. Ее собеседница сидела словно окаменевшая.
— Он больше не вернется, Ребекка, — тихо повторила Инга. — Как бы ужасно это ни было, но… ты должна устроить свою жизнь без него.
Хозяйка дома продолжала молчать.
— Ребекка? — тихо позвала ее гостья.
Та поднялась из-за стола.
— Я пойду спать. Погаси потом, пожалуйста, свечу и замкни дверь.
С этими словами Ребекка скрылась в доме.
— Я все испортила, — пробормотала Инга.
Затем она тоже встала, взяла свой бокал и прошла несколько шагов по темному саду. Звезды казались такими близкими, словно до них можно достать рукой; в листве деревьев тихо шелестел ветер. Молодая женщина почувствовала запах моря. Кругом был рай на земле, но для Ребекки это был ад, полный одиночества и печальных воспоминаний. Ей нужно было уходить отсюда, нужно было жить среди людей… просто продолжить жить.
"Но завтра я уезжаю, предоставив ее самой себе, — подумала Инга, — а поскольку она основательно рассорилась с Максимилианом, то никто больше о ней и не вспомнит. Она снова зароет себя здесь и когда-нибудь погибнет от своей печали. А я не могу ей помочь. Я не могу ее заставить поехать в Германию вместе со мной…"
Она допила свое вино и решила тоже отправиться спать. День утомил ее, и ей хотелось растянуться на кровати и закрыть глаза. Но в то же время Инга ощущала какое-то странное беспокойство — словно мурашки бегали по коже, — которое не могла себе объяснить. Может быть, это было связано с ее беспокойством о Ребекке. С беспомощностью, которую испытывала эта женщина. С чувством, что она не должна оставлять Ребекку в беде, хотя и знает, что ничего не сможет для нее сделать…
"Может быть, я смогу еще раз поговорить с ней за завтраком, — подумала Инга, — а потом в обед и после обеда… Еще остается немного времени. Еще почти восемнадцать часов впереди".
Погасив свечу в садовом подсвечнике, она отправилась в дом, тщательно заперев за собой дверь на веранду. Инга была благодарна Ребекке, что ей не приходится спать в палатке и она может воспользоваться уютной маленькой гостевой комнатой. Ей вдруг вспомнилось, с какой заботой Ребекка ухаживала за ней, когда она, совершенно обессиленная и в полном отчаянии, вернулась на яхте после шторма — и ужасной сцены, пережитой с Мариусом. Если б она хоть как-то могла отблагодарить ее…
Комната Инги располагалась под крышей, куда нужно было добираться по очень крутым ступенькам. Поднимаясь по ним, нельзя было выпрямиться во весь рост, и у тех, кто не был осторожен, имелось предостаточно возможностей как следует удариться головой о толстые деревянные балки на потолке.
"Словно каморка под крышей для прислуги, — весело думала Инга каждый раз, когда поднималась по этой необычной лестнице. — Совсем как в былые времена".
Она разделась, натянула ночную сорочку, забежала вниз в ванную, почистила зубы и причесала щеткой волосы. Из комнаты Ребекки не доносилось ни звука. Наверное, хозяйка дома уже давно спала.
"Во всяком случае, мне это было бы больше по душе, чем если б она лежала и раздумывала, что я слишком активно вмешиваюсь в ее жизнь", — подумала Инга.
Наверху, в своей комнате, она оставила открытым люк, ведущий на крышу, чтобы прохладный ночной воздух мог проникнуть внутрь. Одеяло Инга положила на одно из кресел и накрылась только тонкой простыней.
Несмотря на беспокойство, она заснула в считаные минуты.
Среда, 28 июля
Когда Инга проснулась, то в первое мгновение была уверена, что продремала лишь несколько минут. Разве она не только что вернулась из ванной? Но затем женщина включила свет и взглянула на часы. Было без четверти четыре утра.
Она не знала, что ее разбудило, но что бы это ни было, оно в одно мгновенье полностью вернуло ее в реальность. Это было необычно, потому что, как правило, ей требовалось довольно много времени, чтобы проснуться и осознать, кто она и где находится. Однако на этот раз Инга чувствовала себя абсолютно свежей.
При этом беспокойство, гнетущее ее с вечера, обострилось.
Она спустила ноги с кровати, подошла к открытому люку и высунулась наружу. Как это часто бывало в последние ночи здесь, на юге, у моря, ее поразило ясное и низкое звездное небо. Ветер немного усилился, и деревья шуршали еще громче.
"Это, наверное, и разбудило меня, — подумала женщина, — шум ветра в листве". Да, может быть, это и было причиной ее беспокойства. Этот постоянный ветер у моря. В своей мюнхенской городской квартире Инга с таким не сталкивалась.
Она отправилась обратно в постель, выключила свет и, откинувшись на подушки, закрыла глаза и попыталась снова заснуть. Но вскоре глаза ее снова открылись. Она слышала свое собственное сердцебиение, сильное и быстрое; спать в таком состоянии было невозможно. Инга была настолько бодрой, что о сне нечего было даже и думать.
Она вновь покинула постель, подумав, что ей, может быть, стоит выпить стакан воды. Или внизу, в гостиной, немного посмотреть телевизор. Возможно, это немного ее успокоит, хотя она и понятия не имела, с какой стати вообще была встревожена. Но в любом случае, Ребекка вряд ли возражала бы против этого.