Инга накинула халат, который одолжила ей хозяйка дома, и сунула ноги в пластиковые шлепанцы оранжевого цвета. Она купила их перед самой поездкой, потому что никогда не решилась бы войти босиком в общественный душ в кемпингах. Она вообще ненавидела кемпинги.
"Но я ведь всегда боялась, что Мариус вскипит, если я не буду восторгаться каким-либо его предложением".
Открыв дверь своей комнаты, женщина прислушалась, но не услышала ни малейшего шороха. А ведь могло быть так, что Ребекка сама бродила по дому от бессонницы, и это разбудило ее гостью… Но повсюду царила полная тишина, и нигде не было видно ни лучика света.
Инга тихо проскользнула вниз по своей лестнице, а затем спустилась еще ниже по ступенькам, ведущим на первый этаж дома. На кухне она взяла из шкафа стакан, налила в него воды из-под крана и выпила маленькими глотками. Она спрашивала себя, почему ее сердце не желало успокоиться, а потом некоторое время пыталась вспомнить, что ее бабушка, все время страдавшая бессонницей, рассказывала о всевозможных сортах чая, помогавших от этого недуга. Но ей ничего не приходило в голову: память была словно начисто выметена. Кроме того, у Ребекки наверняка не было в доме подходящего чая.
"Да у меня сейчас и не хватило бы спокойствия заваривать и пить успокоительный чай", — подумала Инга и тут же нервно засмеялась над этим парадоксом.
Она поставила стакан на место и прошла в гостиную, где включила стоявший в углу торшер, а затем — телевизор. Шло какое-то ток-шоу — вероятно, повтор дневной программы, в которой благообразная телеведущая, являвшаяся по совместительству психологом, должна была снова свести совершенно распавшиеся и рассорившиеся семейные пары. Парочка, с которой ведущая работала теперь, самым отвратительным образом обзывала друг друга, и Инга посчитала, что в их случае надежды на примирение было немного. Поскольку ее знания французского были посредственными, ей приходилось заметно напрягаться, чтобы вникнуть в ход развития ссоры, и вначале она подумала, что это как раз то, что нужно, чтобы утомиться и уснуть. Но через десять минут Инге стало ясно, что ее сосредоточенность была очень поверхностной. Сердце все равно бешено колотилось — быть более бодрой и напряженной она уже просто не могла.
"Это ненормально", — подумала женщина.
Она снова выключила телевизор и достала из корзины для газет, стоявшей около камина, несколько иллюстрированных журналов. Они были немецкими и почти все годичной давности. Ребекка, должно быть, купила и читала их еще в те счастливые времена, а потом, вместе с ее уходом в полную изоляцию, в ней, очевидно, погас и всякий интерес к сплетням и пересудам ее родины.
Инга решила отправиться обратно в постель и почитать. Иногда ей это помогало. Хотя она и не могла припомнить, чтобы когда-либо была до такой степени взволнованной и нервозной.
Когда она проходила мимо маленькой ванной для гостей, находившейся внизу, то заметила, что ее дверь открыта. Такого обычно не случалось, а сегодня — Инга хорошо это помнила — дверь была закрыта, когда она вечером отправилась спать. Хотя она, конечно, не могла в этом поклясться.
Ее беспокойство возросло. Инга хотела закрыть дверь и внезапно почувствовала, что ее коснулся поток воздуха. Сквозняк где-то в глубине дома.
Инга заглянула в маленькую ванную.
Ей не сразу удалось что-то разглядеть, потому что единственным источником света были звезды, но одно ей стало ясно в первые же секунды: окно должно быть открытым, потому что с улицы задувал ветер.
"Кто же оставил здесь открытым окно?" — спросила она себя в замешательстве, но уже в следующее мгновение, когда ее глаза привыкли к темноте, ей удалось разглядеть, что окно не просто распахнуто. Его стекло было разбито, и пол ванной комнаты покрывали осколки.
Кто-то залез через это окно.
Кто-то был в доме.
Возможно, звон оконного стекла и разбудил Ингу. А последовавшее за этим ощущение опасности было вызвано ее инстинктом — тем самым безошибочным инстинктом, присущим диким животным, который каким-то необъяснимым образом сигнализирует им о близости опасности еще до того, как ее признаки станут ощутимыми.
Женщина отпрянула назад — так тихо, как только могла — и замерла посреди прихожей, едва дыша и обдумывая, что ей теперь лучше всего сделать. Если кто-то был в доме, то где находится этот человек? Почему он не показывается? Ведь он должен был заметить, что кто-то проснулся. Инга старалась не разбудить Ребекку, но ведь она включала свет в гостиной, а потом — телевизор… Это не должно было ускользнуть от взломщика.
Или он уже ушел? Искал ли он деньги, а найдя их, снова скрылся?
Ничто не указывало на то, что вещи в доме были перерыты и что кто-то что-то искал. Но чувство опасности, которое испытывала Инга, ничуть не уменьшилось. Волоски на руках встали дыбом, сердце колотилось; все тело напряглось; она старалась уловить малейший звук или движение в доме.
Какой-то внутренний голос говорил ей: "Исчезни, исчезни, как можно скорее!", "Позови на помощь!", "Действуй, пока у тебя еще есть возможность".
Позже Инга не могла сказать, почему она в полной мере не придала значения этому голосу, который так настойчиво призывал ее к бегству. Вместо этого ее мысль о том, что им с Ребеккой нужна помощь, обратилась к телефону. Полиция. Ей нужно вызвать полицию.
Телефон находился в гостиной, а там никого не было. У нее был шанс позвонить и не быть замеченной. Она снова прислушалась к звукам наверху. Взломщик, по идее, должен находиться там: подвала в доме не было, а в комнатах на первом этаже — гостиной, кухне и ванной для гостей — никого. Стояла полнейшая тишина, и Инге хотелось бы услышать хоть какой-нибудь звук. Не было ничего более угрожающего, чем это абсолютное молчание.
Женщина сняла пластиковые шлепанцы и совершенно беззвучно шмыгнула босиком в гостиную. На этот раз она не стала включать свет — ей удавалось более-менее ориентироваться там; кроме того, ее глаза уже привыкли к темноте.
Телефон стоял на книжной полке, и Инга знала, что телефонная книга лежит в отделении под ней. Она вытащила ее и подошла ближе к окну, чтобы использовать падающий от звезд и луны свет. Номер полиции был указан на первой же странице, между телефонами пожарной охраны и "Скорой помощи". Беззвучно повторив про себя последовательность цифр, Инга сняла трубку.
Мертвая тишина.
Женщина нажала на рычаг, потом еще раз и еще, уже более нетерпеливо, но звуков в трубке не было. Тишина, тишина, мертвая тишина…
Хорошо. Это могло быть совпадение, повреждение на линии — но, возможно, телефон отключили специально, а это означало реальную опасность: стало быть, дело не во взломе, когда преступник хочет просто по-быстрому что-то стащить, а затем как можно быстрее исчезнуть. Тот, кто потратил время на то, чтобы отключить телефон, намеревался совершить нечто большее…
Инге казалось, что ее сердцебиение сотрясает весь дом. Ей нужно уходить отсюда. Как можно быстрее. Она не могла сейчас позаботиться о Ребекке. Ей надо думать, как позвать на помощь…
Ее обувь стоит в прихожей. Не важно. Слишком рискованно теперь ее брать. Нужно прямо сейчас, немедленно выйти через дверь веранды, а потом бежать до поселка босиком, даже если ее ноги будут избиты в кровь.
Женщина двинулась в сторону двери.
Вспыхнувший внезапно свет застиг ее настолько неожиданно, что показался выстрелом из пистолета. Она испуганно вскрикнула и обернулась.
В гостиной стоял Мариус.
Он выглядел изменившимся. За то короткое время, что они не виделись, ее муж невероятно похудел; его волосы были растрепаны, а подбородок и щеки покрылись щетиной. Его одежда выглядела оборванной и вся была покрыта пятнами. Он пришел босиком, и его ступни казались темно-коричневыми от грязи. Мариуса можно было принять за бродягу, который уже годами жил на улице. Когда он подошел ближе, его жена почувствовала, что от него исходит неприятный, кисловатый запах.
— Привет, Инга, — сказал Мариус.
Она поспешно огляделась. Перерезанный телефонный шнур валался на середине ковра гостиной. Дверь на веранду была заперта. Пока она отомкнет ее, он будет уже рядом с ней. У нее нет никаких шансов на побег.
"Это Мариус, — твердила себе Инга, — расслабься!"
Ей и в самом деле удалось немного успокоиться. Это был Мариус. Мужчина, за которым она уже два года как замужем. Он, быть может, немного чокнутый тип, и ясно, что она не будет жить вместе с ним, но он еще никогда не поднимал на нее руку, и…
Не считая случая на яхте. Когда он столкнул ее в каюту. Когда надеялся, что она сломает себе шею.
Инга сглотнула. Затем посмотрела ему в глаза и поняла, насколько он болен. И ей наконец стало ясно, что надо бежать — ради спасения своей жизни.
— Привет, Мариус, — выдавила она; прозвучало это как невнятное кряхтение.
Он улыбался.
В это утро Вольф наконец затронул в разговоре тот факт, что Карен съехала из их совместной спальни. Во время завтрака он был очень молчаливым и даже не реагировал на взволнованные вопросы детей, которые, конечно же, вертелись вокруг преступления в доме соседей. Поскольку эта тема явно действовала ему на нервы, Карен ожидала, что в какой-то момент ее муж раздраженно вмешается, но он лишь продолжал жевать свою булочку, пил маленькими глотками кофе и производил такое впечатление, словно все это его нисколько не касается. Вопреки своей привычке первым вставать из-за стола и покидать дом, Вольф остался молча сидеть за столом, дожидаясь, когда Карен попрощается с детьми и вернется на кухню.
Она посмотрела на мужа, и тот ответил ей взглядом.
— Итак, — произнес он, — отныне ты собираешься все время спать в гостевой комнате?
— Я перенесла все свои вещи наверх, — ответила женщина. — Да.
— На это есть особая причина?
— Я считаю, что это уже не для нас — спать в одной постели.
Вольф приподнял брови.
— Ах, вот как… Почему?