Мариус принес откуда-то бельевую веревку — вероятно, из небольшого помещения, расположенного сразу же рядом с кухней, в котором стояли стиральная машина и сушильный автомат. Эта бельевая веревка была у него в руках, когда он неожиданно застиг Ингу в гостиной, только она не сразу это заметила.
— Ты не утонул, — уточнила она после первых секунд испуга и промямленного "привет, Мариус".
— Нет, — произнес ее муж, — я не утонул.
Их встреча при данных обстоятельствах — среди ночи в доме Ребекки, в который он, очевидно, проник насильственно, — была всем, чем угодно, но не нормальным воссоединением супругов. Однако инстинкт подсказывал Инге, что для нее будет единственно верным вариантом, если она, тем не менее, продолжит вести себя так, словно появление Мариуса было не таким уж странным. Это поможет ей и собственный страх держать в узде.
— Почему же ты не объявился раньше? Я с ума сходила от переживаний! — сказала она.
"Не перегибай палку, — предупреждал ее внутренний голос, — он, может быть, и сумасшедший, но не дурак. Он знает, что после сцены на яхте ты уже не изводилась от страха за него".
— Я имею в виду, — добавила она, — между нами еще многое остается невыясненным.
Мариус взглянул на нее с загадочной улыбкой.
— Действительно?
— А ты другого мнения?
Мужчина пожал плечами.
— Я не знаю. Возможно, это уже не имеет значения.
— Тебя искала пограничная служба. Как ты оказался за бортом? Я ведь вообще уже ничего не видела.
— Меня со всего размаху огрело мачтой и смело́ за борт, словно газетный лист.
— Ты был без сознания?
— Кажется, нет. В крайнем случае, только мгновение. Но я не мог пошевелиться от боли. Я подумал, что как минимум одно ребро, а то и несколько сломаны. Я болтался во волнам в своем защитном жилете, яхту относило все дальше, а я ничего не мог сделать… — Он снова пожал плечами.
— А потом? — спросила Инга, в то время как в голове у нее проносились самые разные мысли. "Где Ребекка? Почему он не пошел сразу ко мне? Почему влез ночью через окно? Что у него на уме?"
— Потом, позже, я снова овладел собой, — сказал ее муж. — Начал снова шевелиться. И поплыл. Я приплыл в малюсенькую уединенную бухту и оттуда пешком добрался сюда.
— Ты был у… ты был у Ребекки? — спросила Инга, стараясь говорить равнодушным тоном. Она боялась, хотя и пыталась внушить себе, что виной этому была лишь ее чрезмерная фантазия, которая рисовала ей ужасные картины. Вовсе не обязательно, что что-то должно было произойти. И совсем не обязательно, что что-то произойдет.
"Но он болен!"
В глазах Мариуса появилась тревога.
— Послушай, Инга, — произнес он, — у нас есть одна проблема.
— Из-за Ребекки?
Мужчина кивнул.
— Я не могу уехать отсюда, пока не привлеку ее к ответственности, ты ведь это понимаешь? Только я надеялся… в общем, я хотел заняться Ребеккой после твоего отъезда. Я уже два или три дня наблюдаю за домом и жду… жду… но ты, по-видимому, решила угнездиться здесь надолго? — Его последняя фраза прозвучала в форме вопроса.
"Он уже несколько дней следил за домом?" Едва ли Инга могла дольше внушать себе, что этот человек безобиден.
— Завтра, — сказала женщина, — завтра я собиралась… — Она поправилась. — Нет, сегодня… ведь уже наступило сегодня. Мой рейс вечером вылетает из Марселя.
Вид у Мариуса показался его жене несколько озабоченным.
— Значит, я пришел немного рановато… Ну что ж, этого уже не изменить. У меня по-любому появилось подозрение, что между вами сложились… дружеские отношения?
Как Инга могла это опровергнуть? Она ведь все эти дни жила у Ребекки, и если Мариус наблюдал за ними, то он знал, как часто они вместе сидели и разговаривали.
— Мне она нравится, — тихо произнесла женщина, — но ты ведь еще на яхте намекнул, что между вами возникли какие-то сложности. — Она беспомощно подняла руки. — Мариус, ты не хочешь объяснить мне, в чем они заключаются? Я в полном неведении. Дело, видимо, касается какого-то события, произошедшего до того, как мы познакомились; во всяком случае, я ничего не знаю. Я и с Ребеккой об этом говорила. Она тоже не имеет понятия, что ты мог иметь в виду. Почему бы нам не сесть втроем и не поговорить обо всем этом? Ведь может выясниться, что это просто недоразумение, и мы могли бы во всем разобраться, и…
Супруг резко оборвал ее:
— Тут не может быть никаких недоразумений, поняла?! Абсолютно никаких. Об этом и говорить больше не стоит. Ты что вообще думаешь? — обрушился он на Ингу. — Ты что думаешь, что я этой… еще и возможность предоставлю, чтобы оправдаться?! Чтобы отмыться? Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы она выкрутилась и сделала вид, что она невинная овечка?!
Этот разговор так действовал на него, что он едва не взрывался.
— Я только хочу понять, — сказала Инга. — И Ребекка тоже. Дай нам эту возможность!
Было отчетливо видно, что этот спор привел ее мужа в ярость. Он сделал несколько шагов из стороны в сторону, причем в его движениях было что-то агрессивное и несдержанное.
— Нас, — сказал он. — Ты заметила, что ты говоришь о "нас"? Словно вы объединились в один союз? Ты и эта… — Мужчина сделал акцент на этом слове. — Эта свинья из социального ведомства!
Инга съежилась. Его ярость была почти ощутимой в комнате.
— Мариус, — осторожно произнесла она.
Муж мрачно посмотрел на нее.
— Я не могу тебя отпустить. Ты тут же помчишься в полицию, чтобы вытащить из петли голову твоей любимой Ребекки!
Это была наивная попытка, но тем не менее Инга рискнула:
— Нет, Мариус. Что бы вам ни предстояло выяснить — выясняйте. Я обещаю тебе, что полечу в Германию и не стану вмешиваться в твои дела.
Теперь взгляд мужчины стал презрительным.
— Инга, Инга, — произнес он, — ты что, считаешь меня настолько глупым? Ты боишься меня и готова сейчас наобещать мне с три короба. И еще боишься за Ребекку. Да ты просто трясешься от страха! И ты думаешь, что этот милый Мариус просто псих, не так ли?
Женщина уклонилась от его взгляда, и он тихо засмеялся.
— Конечно, ты так думаешь. С того самого момента, как я хотел смыться с яхтой. С того момента, как я столкнул тебя в каюту. А теперь еще и объявляюсь здесь посреди ночи, разбиваю окно в ванной и тихо крадусь по дому… Да ты на все пойдешь, чтобы воспрепятствовать тому, чтобы я сейчас стал допрашивать Ребекку!
— Нет, Мариус, я клянусь тебе, что…
Сделав два больших шага, муж оказался рядом с Ингой, после чего схватил руку жены и так сильно сжал ее своими пальцами, казавшимися стальными, что она вскрикнула от боли и от испуга.
— Никогда больше не смей меня дурачить, слышишь? Никогда! Я не дурак! Я не последний! Никогда не смей обращаться со мной как с последним!
Женщина уставилась на него. А он тряс ее, и ей казалось, что он сломает ей руку.
— Скажи: "Да"! Скажи: "Ты не последний, Мариус"! Скажи это!
Она сухо сглотнула.
— Ты не последний, Мариус.
Он отпустил ее. Жилы ее руки ритмично пульсировали.
— Я хочу тебе кое-что сказать, Инга. Твоя дорогая Ребекка лежит наверху в своей спальне на полу. Связанная. С затычкой во рту, так что она не сможет позвать на помощь. И поэтому ты останешься здесь. Так долго, пока я не закончу с Ребеккой!
И только в этот момент Инга увидела у него в руках бельевую веревку. И поняла, что он и ее свяжет. И не проявила ни малейшего сопротивления, когда он начал это делать. Возможно, в том числе и потому, что она точно знала: раздражать его сейчас было слишком опасно.
Мариус прижал ее к стулу, заложил руки за его спинку и связал их.
— Извини, — сказал он немного мягче, опустившись перед ней на колени и привязывая ее ноги к ножкам стула, — но ты могла уехать. Никто не просил тебя дружить с ней.
Когда Мариус покинул комнату, Инга в полной панике окликнула его:
— Ты куда пошел?
Но он проигнорировал этот вопрос, и связанная женщина услышала отзвуки его шагов на ступеньках. Она хотела крикнуть ему вдогонку, хотела упросить его остаться, чтобы он поговорил с ней, но в последний момент проглотила свой окрик. Ей нужно было сохранять спокойствие. Может быть, и лучше остаться наедине с собой… Может быть, для нее найдется возможность сбежать…
Но уже довольно скоро Инга заметила, что муж связал ее таким образом, что ей невозможно будет быстро освободиться. Он так сильно затянул бельевую веревку и сделал такое множество узлов, что у нее не оставалось ни малейшего пространства для каких-либо движений, и поэтому она не видела ни единой возможности вытащить свои конечности из петель. Женщина знала, что бельевые веревки со временем ослабевают и растягиваются. Если Мариус не будет заявляться каждые пару часов и проверять надежность узлов, у нее может появиться возможность выпутаться. Но на это могло потребоваться часов двенадцать или еще больше. А на столько времени муж вряд ли оставит ее одну. Ей, по крайней мере, нужно было иногда что-то пить или посещать туалет. Или ему совершенно безразличны такого рода потребности его жертв?
Инга отогнала зарождающуюся в ней панику. Только не срываться. В середине этого непостижимого кошмара это было бы наихудшим, что могло произойти.
Остаток ночи она провела в полном бодрствовании. Ее напряженное и взволнованное состояние не позволяло ей уснуть, как и усиливающаяся боль в руках и ногах. Мариус позаботился о том, чтобы ее кровообращение не функционировало в полной мере. Ступни Инги становились все холоднее, а на рассвете пальцы ног начали ужасно зудеть. Боль из ее скрученных за спиной рук пробивалась в шею и плечи. Ей все время приходилось бороться с паникой, которая постоянно подкарауливала и неоднократно пыталась поглотить ее. Инга думала об онемевших конечностях и о невыносимой боли, а затем вдруг заметила, как на всем ее теле выступил пот и как замедлилось дыхание. Ей пришлось приложить все силы, чтобы заставить себя снова дышать спокойно и глубоко.