Женщина кивнула.
— Я… — ее голос заметно изменился — возможно, потому, что ее рот был совсем сухим. — Я не знаю точно, о чем вы говорите.
Мариус улыбнулся. Этого он ожидал. Люди данной породы особенно преуспевают в том, чтобы прикинуться дураками. Они никогда не имеют понятия о чем-то и стараются тем самым выставить себя невиновными. Тот, кто не имеет понятия о чем-либо, не должен быть в ответе за это. К сожалению, этот номер удается им очень часто.
— О’кей, — произнес Мариус, — о’кей. Я немного подскажу тебе, хорошо? Телефон доверия. Тебе это о чем-то говорит?
Он сменил тему. Сменил намеченный им ход. Он хотел начать с ее юности, хотел в долгих разговорах — допросах! — проанализировать, что в ее детстве могло сделать ее таким закостенелым человеком, которым она была сегодня.
Мариус провел рукой по лбу. До телефона доверия очередь еще не дошла. Но его подгоняло. Его почти разрывало.
Хорошо. Тогда он займется ее детством позже, размышлял Мариус. Ее, без сомнения, дрянным детством!
Взгляд ее глаз был бдительным. Она не хотела допустить ошибки.
— Да. Конечно, мне это о чем-то говорит. Но я все еще не пойму, куда вы клоните.
Мариус снова улыбнулся. Может быть, она и в самом деле не понимает? Такие люди, как она, так же хорошо справлялись с выбрасыванием неудобных фактов из головы. Неприятные события и происшествия в своей жизни они просто оттесняют подальше, так далеко, что и сами позже уже не могут их обнаружить. А потом внушают себе, что эти вещи никогда не происходили.
— Ага. Ты не знаешь, куда я клоню, — усмехнулся Мариус. — Тогда я тебе сейчас кое-что покажу.
Он всегда хранил эту записку у себя. Вот уже тринадцать лет он носил ее с собой. Глубоко спрятанной в его портмоне, задвинутой за водительские права. Инга ни разу не обнаружила ее. Но она никогда и не рылась в его вещах. Это, несомненно, относилось к ее хорошим чертам. Не копаться в том, что ее не касалось. Обратная же сторона медали состояла в том, что она не проявляла интерес. Во всяком случае, к нему. К тому бремени, что он носил в себе…
Какой-то тихий, но внятный голос появился в голове Мариуса, заявив, что он несправедлив. Инга спрашивала о его жизни. Снова и снова. Было даже такое — однажды утром, в день их свадьбы, перед тем, как они отправились расписываться. Инга в белом летнем платье, с соломенной шляпой на русых волосах, с букетом светло-розовых роз в руках, повязанных белой лентой. Инга, со слезами на глазах…
"Я боюсь. Я ничего не знаю о тебе. Примерно через час я стану твоей женой — притом что понятия не имею ни о тебе, ни о твоей жизни. Я этого не понимаю. Я не понимаю твоего молчания!"
"Она спрашивала. Но ты не мог ответить. Потому что не можешь говорить об этом. Потому что это причиняет слишком большую боль!"
Мариус отогнал эту мысль, отогнал стоявшие перед глазами картины. Сейчас не время — это отвлекало его, вселяло неуверенность, заставляло нервничать. Сейчас он будет говорить. Он и Инге все расскажет. Но в своем темпе. В своем ритме.
Мариус достал записку. За все эти годы чернила на ней поблекли, стали совсем светлыми, едва разборчивыми. Но тем не менее, если немного напрячься, можно было разобрать числа. Корявый детский почерк. Бумага в клеточку, вырванная из школьной тетради.
— Ну! — Он поднес записку к носу своей пленницы. — Тебе это о чем-нибудь говорит?
Ребекка прищурила глаза, пытаясь разобрать выцветшие цифры. По ее лицу скользнуло глубокое удивление. Мариус с удовлетворением смотрел на это.
— Это наш номер. В прошлом. Номер нашего телефона доверия! — Женщина изумленно уставилась на него.
Поначалу Мариус стоял, наклонившись к ней, а теперь выпрямился.
— Да, — сказал он, — номер твоего телефона доверия! — Последнее слово он выговорил полным цинизма и горечи голосом. — А может быть, ты еще и помнишь того маленького мальчика, который звонил туда и умолял о помощи? И который не получил там помощи? Ты слышишь? Который не получил этой помощи от тебя, ты, проклятая дрянь!
Последнюю фразу он прокричал.
И тут же заметил, как в глазах Ребекки промелькнула догадка. И ужас.
Голос Агнеты звучал иначе, чем обычно. Более лихорадочно и нервно. Едва она поприветствовала Клару, как та поняла: что-то произошло.
— Ты читала эту статью в газете? — тут же спросила Агнета без какого-либо вступления. — Эту, о пожилой супружеской паре, которую зверски убили в их собственном доме?
Клара читала об этом, но лишь вскользь. В отличие от многих других людей, она не очень любила подобные истории и не испытывала ни малейшей тяги к сенсациям. Подобные вещи вызывали у нее лишь ужас. Она даже криминальные фильмы по телевизору не смотрела, настолько тяжело ей было переносить насилие и преступления.
Ей внезапно стало плохо. Сообщение о супружеской паре было сегодня утром на первой полосе газеты с жирным красным заголовком: "Жестокое убийство беспомощной супружеской пары пенсионеров!" Клара не хотела знать подробности, но ее взгляд ухватил пару кусочков текста. Судя по всему, речь шла об особо отвратительном и жестоком преступлении, которое вызывало у каждого, кто с ним соприкоснулся, ужас и потрясение. Если Агнета звонила по такому поводу, это не могло означать ничего хорошего.
— Не говори, что они получали такие же письма, как и мы, — произнесла Клара, заметив, что у нее при этом дрожит голос. Может быть, ей все-таки следовало повнимательнее прочитать ту статью?
— Нет. То есть я не знаю, но я бы этого не исключила, — сказала Агнета. — Мне только что позвонила Сабрина Бальдини.
— И?..
— Она знает этих людей. Не близко, но… Тебе о чем-нибудь говорит их фамилия? Леновски?
В голове Клары зазвонили колокола. Леновски.
"Я не хочу ничего знать. Прошло столько времени. Я никогда больше не желаю иметь с этим дела!"
— Я знаю эту фамилию, — сказала она, и ее дыхание стало тяжелым.
— Ну, так слушай, — продолжила ее бывшая коллега. — Сабрина очень быстро сообразила, о ком речь. Фамилию она сразу же узнала, а после того, как последние два часа наводила справки, она абсолютно уверена: эта супружеская пара, Грета и Фред Леновски, получили восемнадцать лет назад приемного ребенка. От учреждения по вопросам детей и подростков. Так сказать, от нас.
"О, пожалуйста, нет!"
— Приемного ребенка, — повторила Клара, чтобы что-то сказать.
— Они подавали ходатайство, — продолжала Агнета. — Очень состоятельные люди; Фред — известный адвокат, вращавшийся в кругах деятелей политики и экономики. Они не могли иметь собственных детей, а усыновлять ребенка по каким-то причинам боялись. Так вот, ты же знаешь, как нам всегда позарез требовалось найти приемные семьи. И эти люди показались нам подходящими.
— А приемный… ребенок в газете упоминается? — спросила Клара. — Я имею в виду, есть ли какая-то связь между тем ребенком и… убийством?
Краем глаза она покосилась на плетеную корзину в углу, в которую складывала прочитанные газеты, прежде чем отнести их в контейнер для макулатуры. Сегодняшняя газета лежала на самом верху. Надо будет ее достать. Клара ужасно боялась того, что прочитает в ней.
— Ребенку сейчас должно быть больше двадцати, и вероятно, у него нет контакта с приемными родителями, — объяснила Агнета. — Во всяком случае, в газете сказано, что у Леновски нет детей и что полиция безуспешно ищет хоть каких-нибудь родственников. Приемный ребенок не упоминается — да и с какой стати, ведь о его существовании нет сведений ни в семейной книге, ни в других документах. Сабрина собирается сейчас проинформировать полицию.
— Конечно. Ей нужно это сделать. Сабрина считает, что…
— Что?
— Что они были… ребенок… я имею в виду, этот теперь уже молодой человек или девушка…
— Мужчина, — сказала Агнета, — мы тогда пытались устроить маленького мальчика. Ты имеешь в виду, связан ли он как-то с этим преступлением?
— Но почему он должен был это сделать? — спросила Клара.
Она не могла больше выкручиваться.
— Сабрина помнит, что из-за этого ребенка были проблемы. Дело в том, что он обратился в учреждение по делам детей и подростков, прожив где-то года четыре у Леновски. Он просил помощи. Говорил, что с ним жестоко обращались, и хотел во что бы то ни стало уйти от приемных родителей.
В голове Клары что-то взорвалось. Этот случай так ясно предстал перед ней, словно не прошло и дня с того момента, когда в учреждении обсуждали вопрос о том мальчике.
— Мариус, — произнесла она. — Его звали Мариус.
— Ты была тогда… — осторожно начала Агнета.
— Я была ответственной. Но я…
— Тебе дали указания сверху не беспокоиться об этом деле. Что его решат на уровне руководителей социального отдела.
— Верно. Я… у меня были связаны руки… — У Клары закружилась голова. Она почувствовала, что ее дыхание стало совсем частым.
— Сабрина работала тогда в "Детском крике". Она обслуживала телефон доверия. Маленький Мариус обращался и туда. Правда, только через год. Ему было тогда одиннадцать.
Клара не ответила. Она придвинула к себе стул и села. Ее ноги были слишком слабы, чтобы удержать ее.
— Сабрина тоже обратилась в учреждение по делам детей и подростков, — продолжала ее бывшая коллега. — Но там ей объяснили, что это дело было проверено и выяснилось, что обвинения ребенка против его приемных родителей не подтвердились. Сабрина успокоилась. Я хочу сказать, все мы знаем, что такое бывает, когда дети утверждают, что с ними жестоко обращаются, но на самом деле ничего такого нет.
— Но я не проверяла…
— Тебе не показалось это странным? Что окружение бургомистра вдруг стало заниматься вопросом, который входил в твою компетенцию?
Клара попыталась сделать глубокий вдох. Ее сердце колотилось с бешеной скоростью.
Она увидела перед собой саму себя — Клару, жившую в то время. Очень юную и очень активную. Ей тогда сразу же стало ясно, что что-то не в порядке. Она знала Фреда Леновски, и он ей не нравился. Она никогда не отдала бы ему ребенка. Но и это было решено на другом уровне.