— Мариус, я…
— Я сказал, чтобы ты заткнулась! — заорал он и вскочил. Его лицо было настолько бледным, что Ребекке показалось, что он в любое мгновение может потерять сознание. Но вместо этого Мариус снова сделал несколько больших шагов вперед и назад. Его движения были несдержанными и агрессивными. — Что она сейчас делает, эта дрянь? Как ты думаешь, что она предпримет в первую очередь?
— Инга?
— Нет, Дева Мария! — рявкнул разъяренный мужчина. — Конечно же, Инга, ты, госпожа Защитница Детей; о ком же еще я говорю все это время?!
— Я не знаю, что она сейчас делает.
Мариус остановился рядом со своей жертвой. От него так интенсивно несло по́том, что Ребекке чуть не сделалось плохо. Она попыталась дышать только через рот.
— Конечно же, знаешь, ты, чертова мерзавка! Ну-ка скажи, ты что, считаешь меня таким тупым?! В твоих глазах я только кусок дерьма, не так ли? Тот, что всплыл из самых глубин канализации. С которым можно делать все что угодно!
"О, только не все сначала!" — подумала Брандт. Но еще до того, как включился ее разум, чтобы подсказать ей быть осторожной и взять себя в руки, она вдруг выпалила:
— Да прекратите вы, наконец, эту старую песню!
Мариус уставился на нее безумным взглядом, и она с ужасом подумала: "Ты сошла с ума! Еще и провоцируешь его! Боже мой, как я могла такое сказать?!"
Но, к ее удивлению, ничего не произошло. Напротив, ее мучитель, казалось, даже немного успокоился.
— О’кей, — произнес Мариус, — о’кей. Мне надо подумать.
И снова он начал ходить по комнате: несколько больших шагов взад и вперед. В доме все сильнее пахло дымом, и Ребекке показалось, что первые клубы его уже проникли в комнату.
— Она пойдет в полицию, — сказал Мариус. — Поверь мне, я знаю Ингу. Она же та еще оторва… Знаешь, ей очень повезло, что я на ней женился. Она никогда не нашла бы себе другого. Она была известна тем, что почти вся Северная Германия ее трахала. Такая, как она, ни перед чем не остановится, чтобы заявить в полицию на собственного мужа.
Ребекка ничего не сказала в ответ. Да и что ей было сказать? Скорее всего, он был прав: Инга пойдет в полицию.
"Поторопись, девочка, — взмолилась она про себя, — пожалуйста, поторопись!"
— А это значит, — произнес Мариус, — что пока здесь не появились полиция, нам надо уйти отсюда.
Ребекку охватил ужас. Побег с душевнобольным человеком посреди ночи обострит ситуацию и в конечном итоге ухудшит ее до предела. Она уже представила себе, как, спотыкаясь, идет по краю отвесных скал над морем, подгоняемая мужчиной, для которого собственная жизнь уже ничего не значит, а над ними кружат полицейские вертолеты…
— Это ведь бесполезно, Мариус, — попыталась она образумить его. — Куда мы можем сбежать? Они найдут нас, и…
— Замолчи! — крикнул мужчина. — У меня есть план. Мы возьмем яхту.
— Яхту?
— На ней мы переберемся в Африку.
Он окончательно сошел с ума.
— Ты знаешь, сколько людей так утонуло? Мы не справимся, — стала осторожно возражать Ребекка. — Я никогда не получала прав на управление судном и не смогу тебе помочь.
Она впервые обратилась к этому мужчине на "ты". Это произошло непроизвольно, а возможно, это была неосознанная попытка восстановить близость, которая однажды уже сложилась между ними. Мариус не стал возражать. Либо он не заметил этого вовсе, либо же был не против.
Однако смотрел он на нее с презрением.
— Мне не нужна твоя помощь. Я очень хороший капитан. Фред Леновски научил меня.
Упоминание этого имени позволило Ребекке сделать последнюю попытку.
— Мариус, мы ведь обдумывали, что попытаемся привлечь к ответственности Фреда Леновски и тех людей, кто в ответе за то, что он причинил тебе. Я обещала тебе помочь, и я говорю это на полном серьезе. Я считаю, что у нас хорошие шансы. Но не в том случае, если мы сбежим в Африку. От этого никому не будет пользы. Даже если нам это удастся, в чем я глубоко сомневаюсь, ты никогда не найдешь покой таким путем. И потом… ты нарушишь закон. Поскольку то, что ты делаешь, считается похищением. А если ты сам преступишь закон, то потеряешь в глазах судей убедительность. Но ты ведь хочешь победить, не так ли? Ты ведь хочешь показать им! Пожалуйста, Мариус, не делай тогда ничего такого, что сделало бы тебя уязвимым!
На какое-то мгновение женщина увидела проблеск разума в его взгляде, и у нее появилась маленькая надежда, что она достучалась до него и смогла призвать его к благоразумию. Но затем этот проблеск — который, возможно, был только в ее воображении — снова исчез. Его глаза были пустыми и темными.
— Мы сматываемся, — отрезал Мариус.
— Я до смерти боюсь. Пожалуйста, доверься мне!
— Мне больше нечего терять.
Ребекка спросила себя, что он имел в виду, и расплакалась, а он в это время стал развязывать на ней веревку.
Максимилиан Кемпер осторожно помог Инге подняться на ноги, и она вдруг поняла, что вся дрожит. Может быть, она дрожала все время, но заметила это только теперь.
— Потихоньку, — успокаивающе произнес Кемпер, — потихоньку. Всё в порядке, Инга. Успокойтесь.
Он понятия не имел, о чем говорил. Ничего не было в порядке. Женщина попыталась сказать ему об этом, но не смогла произнести ни звука.
— Вы сейчас мне все расскажете, — сказал Максимилиан, очевидно заметив ее безуспешные попытки говорить. — Но сначала отдышитесь. Пойдемте. Сядем в мою машину.
Опираясь на его руку, Инга прохромала к автомобилю. Какими же слабыми были ее ноги! Как она вообще смогла так далеко пройти? Она опустилась на мягкое пассажирское сиденье и ощутила что-то вроде дежавю: как тогда — казалось, с тех пор прошла вечность, хотя это было всего лишь восемь дней назад, — когда она сидела на корточках у обочины дороги в той богом забытой деревушке, в тот знойный день… Она была тогда такой обессиленной и изможденной, что не могла пройти дальше ни шагу на своих стертых ногах. Максимилиан появился словно ниоткуда, и она так же, как и сейчас, с благодарностью и облегчением села в его машину. У него был талант появляться в тот момент, когда все уже совсем плохо.
"Но ты не должна сейчас расслабляться. Ребекка в большой опасности!"
Кемпер сел рядом с Ингой, заглушил мотор и включил маленькую лампочку над зеркалом заднего вида. Приглядевшись к спасенной женщине, он испугался ее вида.
— Боже мой, — произнес он, — ваше лицо… кто это сделал?
Тут Инга вспомнила о своем заплывшем глазе. Он словно горел, да и все ее лицо ныло от тянущей боли; и даже если оно выглядело не настолько ужасно, как ощущалось… К тому же еще ее порванная ночная рубашка и множество кровавых ссадин на ногах. Словно женщина побывала в руках разбойников.
Она, собственно, хотела немедленно рассказать о Мариусе и о том, что Ребекке нужна помощь, но как только ей удалось произнести хоть слово, она выдавила из себя только самую элементарную просьбу — о том, в чем особенно остро нуждалась.
— Воды…
— Простите, мне сразу же надо было подумать об этом, — произнес Максимилиан. Он пошарил на заднем сиденье и достал наполовину полную бутылку с минеральной водой. — Уже не совсем холодная, но лучше, чем ничего.
Инга приложила бутылку ко рту и стала пить. Она пила большими жадными глотками, все пила и пила, будто и не собиралась остановиться, и отняла бутылку ото рта, лишь когда та опустела. Не то чтобы после этого женщина мгновенно ощутила прилив сил, но ей стало немного лучше. Она почувствовала себя ближе к живым, чем к мертвым, до этого же все было наоборот.
— Мариус, — произнесла женщина, — мы должны… он опасен…
В глазах Кемпера появилось беспокойство.
— Это Мариус сделал с вами?
Инга кивнула.
— Он… сумасшедший, Максимилиан. Совершенно сумасшедший.
— Где он?
— У Ребекки. Я… я смогла сбежать, но она все еще с ним в доме.
— В ее доме?
Женщина снова кивнула. Кемпер выключил свет и завел мотор. Фары осветили края дороги и деревья, превратив лес в зловещее, таинственное место.
— Нам надо в полицию, — сказала Инга.
Максимилиан покачал головой.
— Это слишком долго. Или вы знаете, где находится полицейский участок в Лё-Брюске? Если он вообще есть в этом маленьком селении… Нет, мы сейчас поедем прямиком к Ребекке.
— А если нам позвонить…
Мужчина уставился на дорогу, не взглянув на пассажирку.
— Заряд на моем мобильнике кончился. А у вас, наверное, телефона с собой нет. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Он действительно опасен, Максимилиан! Вы не должны его недооценивать. Мы, может быть, не справимся с ним. Он совершенно безумен.
— Я знаю, — произнес Кемпер. Он ехал быстро и сосредоточенно, лицо его было очень напряженным.
— Вы это знаете?
— Как вы думаете, почему я появился здесь среди ночи? — Максимилиан коротко взглянул на Ингу, а затем снова устремил взгляд вперед. — Вы, наверное, не читали здесь немецких газет, так? В Германии все газеты переполнены сообщениями об отвратительном двойном убийстве. Убили пожилую супружескую пару — или, точнее сказать, их три дня держали в их собственном доме и замучили до смерти. Как выяснила полиция, у пожилых людей был приемный сын. Мариус.
Инга попыталась осознать услышанное. В голове у нее все завертелось.
— Мариус? — переспросила она.
— Я знаю только то, что написано в газетах, — сказал Максимилиан, — и многое мне показалось спекуляцией. Но факт в том, что немецкая полиция интенсивно разыскивает Мариуса. Об этом не сказано прямо, но речь идет об очень плохих отношениях между ним и приемными родителями. Возможно, его считают подозреваемым. А официально сказано, что с ним просто желают вступить в контакт, потому что он единственный родственник этих двух стариков.
Инга не могла избавиться от ощущения головокружения.
— Он рассказывал мне, что его отняли у родных родителей, — произнесла она, и ее голос был почти беззвучным. — С ним жестоко обращались. Вчера он рассказал мне об этом. До того момента я ничего не знала.