его Ребекка — конечно же, вся в черном, — поддерживаемая какой-то подругой, бывшей сотрудницей из ее дурацкой организации по спасению детей. Он предложил в этот день находиться рядом с ней, да так оно и должно было быть, потому что он являлся лучшим другом Феликса и выполнял эту роль на протяжении многих лет. Но она отказала.
Многие говорили ему, что он выглядит очень бледным и несчастным, и, конечно же, объясняли это его потрясением в связи со смертью друга. Однако на самом деле все было гораздо хуже. Известие о смерти Феликса в первый момент показалось ему ответом на все его молитвы, но очень скоро он понял, что его ситуация только ухудшилась. Ребекка впадет в бесконечный траур и ни за что в жизни не вступит в отношения с другим мужчиной, тем более с ним, а он отныне не сможет быть завсегдатаем в ее доме, потому что она посчитает это предосудительным и недопустимым. Контакт сократится до минимума — открытка к Рождеству и к дню рождения, и, может быть, она когда-нибудь позволит уговорить себя сходить с ним на чашечку кофе, но и это, ввиду ее скорби, казалось ему невозможным. Во всяком случае, в обозримом будущем это было совершенно исключено.
Он потеряет ее. Она стоила ему всего: брака, дома, должности главврача… И все это ни за что. Совершенно ни за что.
Должность главврача. Он был так близок к ней… Он был знатоком своего дела, у него имелись хорошие связи, он обладал харизмой. У него было буквально все, что требовалось для этой должности. Но, к сожалению, была и маленькая проблема с алкоголем. Потому что порой он просто не выдерживал одиночества, потому что ему было невыносимо видеть Ребекку с Феликсом, потому что он не мог смириться с тем, что ему пришлось продать свой великолепный дом, дабы выплатить деньги этой дряни, на которой он по глупости женился… Он вовсе не был постоянно выпившим, у него не заплетался язык, от него не пахло сивухой, он не шатался по улицам небритым; боже мой, да он не был каким-то проклятым пьянчугой! Только один раз была эта история с водительскими правами: его тормознули, когда он вечером разъезжал по округе, будучи не в силах больше выдерживать пустоту и тишину своей квартиры, разрываемый тоской по Ребекке. У него было очень высокое содержание алкоголя в крови, что показалось ему странным — видимо, он выпил больше, чем думал. Но как бы там ни было, он лишился прав на девять месяцев. Ему казалось, что он довольно удачно все скрыл, но слухи, видимо, все же появились, а потом и сплетники еще, наверное, раздули их… Во всяком случае, он навел справки после того, как должность главврача отдали другому, и узнал, что о нем утверждали, будто он "не совсем не предрасположен к употреблению алкоголя". Сложно было придумать более первоклассное убийство карьеры с помощью такой характеристики для мужчины, стремящегося к должности главврача. Фантастика. Этому делу был конец, и Ребекка могла теперь прикрепить на свой лацкан еще и его профессиональные перспективы.
Если как следует подумать, то это произошло на похоронах: именно тогда у него впервые появилась мысль о том, что Ребекка должна умереть, чтобы у него появился шанс вернуться к жизни.
Может быть, поэтому он и был таким бледным. Он принял это решение вовсе не с легким сердцем. Решение, что надо убить женщину, которую любишь, вполне могло согнать всю краску с лица. В конце концов, он не был преступником. Наоборот. Он, как врач, посвятил себя цели спасать человеческую жизнь, лечить людей. Но с каждой минутой каждого проходящего дня ему становилось все яснее, что в этом мире было место только для него или Ребекки, а поскольку именно Ребекка обращалась с ним бесцеремонно и презрительно, он понял, кто из них двоих должен уйти. А еще понял, что подойдет к этому делу по-умному. Изощренно. Он не будет спешить. Он не был спившимся болваном, страдающим от любви! Она должна будет в конце узнать, кем пренебрегла. Чью жизнь почти разрушила.
Почти. Потому что, когда она будет мертва — он чувствовал это, преисполненный блаженной уверенности, — тогда он сможет начать жить сначала. Тогда он будет свободен. Сможет освободиться от своего невыносимого одиночества, сможет наконец начать взаимоотношения с другой женщиной. Он не станет пить ни капли алкоголя и еще раз попытается добиться должности главврача. Он купит красивый дом с большим садом. И он еще не стар, чтобы стать отцом. Дети, радостно резвящиеся в саду. Собака, играющая с ними. Жена, с распростертыми объятиями встречающая его вечером после работы.
Жить. Просто жить.
Картины, которые пробегали перед его мысленным взором, были такими прекрасными, такими теплыми, что от них хотелось плакать.
Потом он вдруг обнаружил в толпе Сабрину Бальдини. Она пришла со своим мужем и явно старалась не встретиться со своим любовником. Неприятная ситуация для нее. Она плохо выглядела — ведь он по крайней мере недели две у нее не объявлялся. А в присутствии мужа она не могла устроить ему из-за этого одну из своих слезливых сцен. Бедное, измученное тревогой существо… Если б она только знала, что он сыт ею по горло! Однако Сабрина имела для него неоценимое значение. Он выспросил у нее все, что ему нужно было знать о Ребекке. Сначала у него формировались лишь неопределенные намерения — просто иметь в руках что-то против нее на тот случай, если это в какой-то момент придвинет его к исполнению его желания. Но теперь у него был план, великолепная идея, и он неожиданно понял, как все пойдет дальше. В голове у него вспыхнули мысли, которые дополнялись все новыми идеями и гениальными шаховыми ходами, так что ему приходилось по-настоящему следить за тем, чтобы его мимика не выдала его, так как у него наверняка начинали гореть глаза, и по нему было видно, как быстро и радостно носились его мысли.
Быстро и радостно, быстро и радостно, быстро и радостно…
Он только что повторил эти слова стаккато?[8] Или только подумал? Кемпер вытер ладонью свой лоб. Эти светлые полосы позади закрытых оконных ставней — день вступал в свои права.
Ему следует поторопиться. Он посмотрел на Ребекку: у нее были растрепанные волосы и потрескавшиеся губы, она выглядела бледной и невыспавшейся, но была такой красивой, прямо-таки неземной красоты… Ему надо будет рассказать ей о Мариусе, перед тем как он убьет ее. Надо будет рассказать о том, что они с Мариусом сделали с его приемными родителями. Он просто должен ей все рассказать. Это важно. Но у него оставалось не так уж много времени. И это оставшееся время он хотел провести с ней наедине. Чтобы были только он и она.
Как это всегда, с самого начала, и должно было быть.
Он уставился на Ингу. Она мешала. Она определенно мешала. Почему эта глупая телка не осталась в машине?
— Обременительна, — произнес он. — Ты так обременительна.
Потом он встал. Инга уставилась на него широко открытыми от страха глазами.
Инга знала, что должна умереть в конце этого действа — они обе, она и Ребекка, должны умереть. Максимилиан достаточно часто упоминал об этом на протяжении своих долгих, запутанных речей, в которых говорил о его безответной любви и об ошибках в его жизни, в которых он обвинял только и исключительно Ребекку. Им оставалось ровно столько времени, сколько ему понадобится, чтобы излить перед ними свою больную душу. А затем наступит конец.
Когда Кемпер внезапно уставился на нее своими холодными, неподвижными глазами, Инга была уверена, что уж теперь-то ее время точно вышло.
— Я хочу остаться с Ребеккой наедине, — произнес он. — Тебя все это, в общем-то, совершенно не касается.
Почему он сразу не пристрелил ее, она не знала. Зачем он прикладывал старания, чтобы связать Ребекку бельевой веревкой, из которой Инга освободилась несколько часов назад, а затем, грубо схватив руку Инги, заставил ее встать и, словно на буксире, потянул из комнаты, она не могла понять. Сначала женщина подумала, что он потащит ее в сад, чтобы там застрелить, но он торопливо направился с ней по лестнице наверх и потащил ее за собой по коридору к спальне Ребекки, где на полу лежал тяжело раненный Мариус. На протяжении всего этого времени Инга думала только об одном: "О господи, хоть бы он не обнаружил мобильник! Только бы телефон не выпал! Если он меня сразу не убьет, это наш единственный шанс".
В дверях комнаты Кемпер сильно толкнул ее. Она, пошатнувшись, стукнулась о туалетный столик Ребекки, больно ударившись бедром о его край, и вскрикнула от боли. К счастью, мобильник был закреплен на другом бедре. Женщина как раз успела прижать его рукой, иначе он упал бы на пол.
— О вас двоих я позабочусь позже, — сказал Максимилиан.
Он громко захлопнул дверь и дважды повернул ключ в замке.
Инге понадобилось несколько секунд, прежде чем она смогла двигаться. Она все еще была жива, что казалось ей чудом, и Кемпер не обнаружил драгоценный мобильник, что, возможно, было еще более невероятным чудом. Ей стоило некоторых усилий, чтобы посмотреть вниз, на свою пораненную ногу. По дороге наверх она где-то потеряла пропитанную кровью импровизированную повязку, но, похоже, рана перестала наконец кровоточить. По крайней мере, от этого она не умрет.
Инга вытащила мобильник из-под своей ночной рубашки и сунула его под комод — так, чтобы Максимилиан не увидел его, если внезапно зайдет. Затем повернулась к Мариусу.
Он еще дышал, и ей даже показалось, что его состояние немного улучшилось. Пульс и сердцебиение стали стабильнее, дыхание — более равномерным. "Он может выкарабкаться, — подумала женщина с внезапным облегчением. — Если сейчас быстро придет помощь, то он выкарабкается!"
Она подползла на животе к комоду, достала мобильник и снова проползла обратно к своему тяжело раненному мужу.
— Мариус, — прошептала она, — я позову помощь.
Мужчина открыл глаза. Его веки затрепетали, а взгляд в первый момент был расплывчатым, но затем стал яснее.
— Инга… — произнес он с глубоким удивлением.